Ын Ха ловит себя на мысли о том, что ей всё равно, что он сделает — убьёт её или изнасилует. Почему ей сейчас всё кажется совершенно неважным？ Неважно, что лезвие оставило на шее маленькую, казавшуюся почти чёрной, полосочку. Неважно, что он толкал её сейчас к шершавой стене, прижимая щекой к холодному бетону. Неважно, что холодное лезвие ножа скользнуло по хребту вниз, заставляя скулить от неизбежности. Только когда пряжка его ремня отрезвляюще щёлкнула, девушка забилась в его руках, больно царапаясь о шершавую стену. Это было похоже на фильм и отнюдь не на правду. Вот только в фильмах всегда кто-то приходит на помощь…

Ын Ха уже мысленно простилась с родителями, представляя их убитые горем выражения лиц, когда они узнают о её смерти. Она уже успела попросить прощения у всех, кого только знала и была в состоянии сейчас вспомнить. Она даже начала молиться всем известным ей богам, когда хватка ослабла и она бессильно повалилась наземь, сдирая в кровь колени и ладони. Её глаза были плотно закрыты от страха, а в горле стоял ком.

— Не, ну ты в следующий раз хоть сопротивляйся, — произнёс мужской голос. И, кажется, она даже знала его владельца. — А то ведь вообще неинтересно получается.

Ын Ха слышала, но не могла разобрать ни слова. Голос звучал будто издалека, проникая в сознание лишь обрывками фраз.

— Вставай, чего расселась？ — её запястья коснулась чья-то рука и потянула вверх, поднимая на ноги, а затем переместилась на талию, чтобы помочь удержать равновесие. — Открой глаза, что ли, идиотка！ — потребовал голос и она только тогда осознала, что глаза её всё ещё закрыты и поспешила поднять подрагивающие веки.

— Спасибо, — проговорила девушка, поднимая взгляд на своего спасителя и замирая с открытым ртом, потому что не ошиблась.

— Что？ — спросил он. — Ты как будто призрака увидела, — проговорил он, направляясь прочь.

А Ын Ха так и продолжила стоять, пребывая в шоковом состоянии. То ли от встречи с тем парнем, который не побоялся бы пустить в ход нож и сейчас уже свернул за поворот, наивно полагая, что за ним будет кто-то гнаться. То ли от того, что этого человека она совсем не ожидала здесь увидеть. Ведь он слишком занят, чтобы хоть раз в неделю позвонить, не то, чтобы встретиться.

— Ну, ты идёшь？ — окликнул он её, замечая, что она не двигается, и останавливаясь, чтобы подождать.

— О-оппа, — проговорила она дрожащим голосом. — Я не понимаю, — вытирая кулачком, неизвестно откуда взявшиеся слёзы.

— Что ты не понимаешь？ — ехидно прищурившись, спросил он. — Что сейчас могла стать жертвой убийства？ Или чего похуже？ Ты этого не понимаешь？

Ын Ха молчала, пытаясь понять смысл сказанных им слов, который до неё доходил очень медленно.

— Бывает ли что-то хуже？ — совершенно искренне спросила, не успев остановить поток слов раньше, чем он уже вырвался на свободу.

— Конечно, не бывает. О чем ты？ — саркастически произнёс парень, продолжая стоять там же, где и несколько минут назад. — Думаешь, он пытался снять с тебя платье, потому что оно ему очень понравилось？ Бывают вещи похуже смерти, — выдохнул он, прикрывая глаза. –Люди с этим не живут, поверь.

Поверить？ Правда, что ли？ Распинается тут, делая вид, что всё знает. А ведь на самом деле ни черта не знает, маленький паршивец.

— Живут, — выдохнула она, в последний раз шмыгнув носом.

Ын Ха поправила платье, направляясь в сторону своего спасителя и спотыкаясь о собственные ноги. Это от страха, сейчас пройдёт.

— Родители знают, чем ты занимаешься？ — спросил парень, накидывая свою куртку на хрупкие женские плечи.

— А чем я занимаюсь？ Оппа, я иду по улице, это противозаконно？ — спросила она, чувствуя обиду за слова брата. — Я просто шла по улице, — слёзы вновь начали течь по щекам, застилая обзор. — В чём я виновата, братик？ — останавливаясь посреди дороги.

— Ты сама спровоцировала его, — ответил он.

— Ты… — она замолчала, анализируя его слова. — Я сама спровоцировала его？ Я… Я, по-твоему… Чем я, чёрт возьми, спровоцировала его？ Вышла на улицу？ Родилась？ Чонгук, мать твою, совсем мозги прокурил？ — она пыталась уловить суть его слов, но кроме вышеупомянутого ничего в голову не приходило.

— Ты бы ещё голой вышла на улицу посреди ночи！ — крикнул он, запуская пятерню в волосы.

— Даже если бы и вышла, это не даёт никому право меня насиловать, — выдохнула она. — Он мог бы просто пройти мимо. Как десятки людей на моём пути. Я вовсе не виновата, что он больной ублюдок, и мне искренне жаль, что ты не понимаешь этого, — она развернулась, делая несколько шагов прочь и останавливаясь от его слов.

— Я каждый день имею дело с насилием, — устало произнёс он. — Они все оправдываются именно так. Она первая начала. Она бы ещё голой передо мной прошлась. Она сама хотела. Так они аргументируют свои неправомерные действия, — объяснил он. — Я не хотел обидеть тебя, я знаю, что ты ничего не делала, — бессильно оправдывался Чонгук. — Просто если что-то произойдёт, ты не останешься просто жертвой. Нападавшим всегда хочется оправдаться, убедить всех, что он делал это из благих намерений. Потому что кто-то бы всё равно это сделал, и хорошо, что это был именно он.

Чонгук не понимал, как был близок сейчас к правде. Он не знал ничего из того, что успело произойти в жизни сестры. Застывшие в глазах девушки слёзы постепенно высыхали, вызывая жжение в слизистой. Именно так он и говорил.

«Скажи „спасибо“, что это я».

«Ты должна быть благодарна, потому что я добр к тебе».

Сейчас брат сказал очень правильную вещь — что бы она не делала, прошлого не исправить. Он был прав, люди не живут с этим. Ей казалось, что она жила, но это было не так. Самовнушение. Каждый божий день хотелось сдохнуть и вот сейчас, только сейчас, она смогла себе признаться в этом.

— И самое ужасное, — продолжал парень, не видя замешательство сестры. — Их оправдывают. Зачастую, они не садятся в тюрьму на положенный срок, потому что доказать факт насилия сложно, а домогательство — почти невозможно. Нужно, чтобы он изуродовал свою жертву почти до неузнаваемости прямо в зале суда, чтобы его… — он запнулся. — Прости, сегодня было трудное дежурство, — он попытался улыбнуться, но, видя, что Ын Ха никак не реагирует, поспешил заверить. — Ты ни в чём не виновата, я просто…

— Ты был прав, — вздыхает она, поспешно сглатывая ком в горле.

— Что？

— Я действительно могла спровоцировать его своим внешним видом. Это платье. Две ноги, две руки, голова, да и всё остальное тоже было при мне в тот момент. Всё, что ему было нужно, было при мне…

Но тогда, что тогда было не так？ Мешковатые джинсы и растянутая футболка выглядели совсем непривлекательно. Стянутые в тугой пучок волосы уродовали ещё больше.

Что же тогда она сделала не так？

— Оппа, — наигранно бодро произнесла Ын Ха. — Ты голодный？ Пошли, я тебя накормлю…

Чонгук был прав. Во всём, что было сказано им ранее. Вплоть до того, что «с этим не живут». Потому что не живут ведь.

— Звони родителям хоть иногда, — причитала сестра, обнимая брата за талию и незаметно смахивая маленькие слезинки. — Они волнуются…

Это трудно назвать жизнью, но если есть ради кого пытаться остаться хотя бы на один день подольше на этой земле… Это ли не счастье？

— Кушай побольше… — продолжала она.

Никто не заслуживает стать жертвой.

— Эй, вообще-то я старше, — возмущался парень.

И никто не заслуживает стать насильником.

— Тебе заплатили более, чем достаточно, — кричала женщина с неестественно красными губами. Таким неестественным цветом, что аж тошнит.

— Но это незаконно, — попытался оправдаться Чимин, но его никто не слышал — точнее, не хотел услышать, отвесив смачную пощёчину.

— Всё, что ты здесь делаешь, незаконно…

Насильникам тоже непросто. Их тоже убивает само осознание факта преступления. Как бы они не старались, это клеймо, которое придётся нести всю жизнь.

- Ты должен был сделать так, как было приказано…

Неважно, как долго можно сопротивляться. Неважно, как сильно можно не хотеть.

— Наконец-то, тебя накажут, мой мальчик, — женщина взяла его за подбородок, довольно ухмыляясь. — А то совсем распоясался…

Всё это становится неважным, когда тебе причиняют боль. Сломанные рёбра. Ссадины. Сломанный палец. Разбитая губа. Лишение зарплаты и выходных. Обязательство выполнить невыполнимое, а точнее — невыполненное. Всё это не имеет смысла, когда причиняют боль, от которой даже в петлю не больно…