Глава пятьдесят первая

У Марко болела челюсть. Ныло в груди. В позвоночнике словно выбиты все диски. Высокое ускорение наносило удары, и он приветствовал боль. Давление и дискомфорт — цена, которую платит тело. Они замедлились на подходе. Ядро Вольного флота должно было беспрепятственно подойти к Медине, их и в самом деле никто не пытался остановить.

На приличной скорости — восемь-десять g, с участками движения по инерции для сохранения реактивной массы, путешествие к кольцу врат заняло бы месяцы. У него не было месяцев. Всё зависело от того, доберётся ли он до Медины раньше, чем разбросанные в космосе силы объединённого флота доберутся до него самого. Да, это значило, что придётся вести корабли на грани возможного. Да, это значило, что для возвращения обратно в систему понадобится забрать кое-какие резервы Медины, а её жителям придётся потуже затянуть пояса, пока он не сможет стабилизировать ситуацию и пополнить припасы.

Таково военное время. Безопасные дни, когда можно было сберегать и экономить, остались позади. Мир — время эффективности. Война — время силы. И если приходится вести бойцов по лезвию бритвы, на грани возможного — что ж, значит, так нужно для победы. Те, кто придерживает резервы на завтра, скорее всего, ее не увидят. И если цена — долгие дни невыносимого дискомфорта и боли, он заплатит и будет её приветствовать. Сейчас идет перерождение, стирание всех мелких оплошностей, очищение и, наконец, вечная и окончательная победа. Она скоро настанет.

Его ошибка — теперь он это ясно видел — в том, что он мыслил чересчур мелко.

Революцию, за которую воевал Вольный флот, Марко представлял уравниванием весов. Внутряки брали, и брали, и брали у Пояса, а когда он стал больше не нужен — бросили и переключились на новенькую сверкающую игрушку. Марко намеревался исправить несправедливость. Пусть в нужде теперь окажутся внутряки, а Пояс получит их силу и независимость. Гнев помешал ему многое разглядеть. Праведный, справедливый гнев. Но в то же время и ослепляющий.

Медина всегда была, да и осталась ключом. Но только теперь он понял, от чего этот ключ. Марко собирался закрыть врата, заставить внутряков устранить последствия многолетней несправедливости. Теперь, вспоминая об этом, он чувствовал разве что ностальгию. Думал о прошлых поколениях. Он совершил классическую ошибку, и поскольку не настолько самодоволен, чтобы этого не признавать, пытался на новом поле боя сражаться в уже прошедшей войне. Власть над Мединой — не для того, чтобы остановить утечку денег и материалов в иные миры. Она для того, чтобы контролировать этот поток.

Судьба Пояса — не Сатурн и Юпитер, вернее, не только они. Она в каждой из тринадцати сотен систем, к которым вели врата, где наверняка есть планеты столь же уязвимые, как и Земля. Пояс может расшириться до этих систем, плыть, как король, над этими подчинёнными ему мирами. Если бы Марко мог начать всё сначала, он бы сбросил на Землю втрое больше камней, разрушил бы Марс и забрал его корабли и людей в колонизированные миры, где не было остатков флота и возможности объединения. Имея в распоряжении лишь Медину и пятьдесят кораблей, он мог властвовать над всеми теми мирами. Это только вопрос дислокации, дерзости и желания.

Марко нужно найти способ уговорить Дуарте дать ему ещё корабли. До сих пор ему удавалось получить от Дуарте всё необходимое в обмен на обещание не трогать Лаконию, и он считал, что ещё один небольшой запрос — это не чересчур, особенно с учётом того, сколь многим пришлось пожертвовать. А если Дуарте нацелился...

«Пелла» содрогнулась — двигатель прошёл через какой-то частотный резонанс. Обычное дело, но не на высоком ускорении. Странно, как иногда то, что на трети g кажется просто лёгким звоном, на двух с половиной превращается в колокол грядущего апокалипсиса. Марко отстучал сообщение Джози на инженерную палубу: «Держи нас в целости и сохранности».

Спустя несколько секунд от Джози пришла в ответ непристойность, и Марко фыркнул, несмотря на стиснутое горло.

Последнюю передышку перед боем они сделали пятью часами ранее — на пятнадцать минут сбросили скорость до трёх четвертей g, чтобы люди могли поесть и посетить туалет. При более длинной паузе пришлось бы прибавлять скорость, а они и так мчались на грани допустимого. Но преимущества неожиданного марш-броска использовали все великие военные стратеги в истории. Земле и Марсу оставалось только прижаться к телескопам и рыдать. Да и Медине тоже.

А на Медине — Наоми и её никчёмный дружок-землянин. Джеймс Холден, идущий по стопам Фреда Джонсона, снисходительный и высокомерный герой убогого беспомощного Пояса. Когда он умрёт, вместе с ним сдохнет и история о Поясе, который должны спасти лживые самодовольные земляне. Туда ему и дорога. А вот Наоми...

Марко не знал, что делать с Наоми. Она для него так и осталась загадкой. Сильная там, где должна бы проявить слабость. Как будто и родилась неправильной. Но что-то в ней было. Даже после всех этих лет ему всё так же хотелось её приручить. Она уже дважды от него ускользала. Как бы там ни было, третьего раза не будет. О когда Наоми окажется в его руках, вернётся и Филип. Тут беспокоиться не о чем.

Марко не удивился, когда сын пропустил вылет с Каллисто. Мальчишка психовал уже не одну неделю. Это нормально. Пожалуй, даже чуть поздно. Марко испытывал авторитет Рокку, будучи куда младше, чем сейчас Филип. Рокку сказал ему, когда явиться на борт перед полётом, а Марко нарочно опоздал и пришёл к пустому причалу. Пришлось ему семь месяцев самому заботиться о себе на Палладе, пока корабль Рокку не вернулся. Капитан встретил его в порту и отлупил так, что кровь лилась отовсюду, но всё же взял Марко обратно. Если Филип захотел получить такой опыт — что ж, прекрасно.

Нет, бить его Марко не станет. Лучше слегка посмеётся, потреплет мальчишке волосы. Унижение всегда лучше насилия. Изобьешь кого-то, даже до смерти — только докажешь что ты воспринимаешь его всерьёз, как мужчину. Хотя, если припомнить, Филип начал хулиганить ещё на Церере, когда пальнул в того койо, охранника.

Господи, как же болит челюсть!

Он шевельнул пальцами, вызвал таймер. Теперь до кольца врат оставалось несколько минут. «Пелла» с каждой секундой сбрасывала ускорение, чтобы, проходя сквозь врата, не попасть в ловушку. Холден будет их ждать. Высматривать шлейфы двигателей. Но они ещё не настолько близко к опасности. Даже если прямо сейчас Холден выстрелит из рельсовой пушки, «Пелла» сумеет вовремя среагировать и увернуться. Правда, это уже ненадолго. Сжатое скоростью сердце забилось немного быстрее. Болезненно ноющие губы искривились в лёгкой улыбке.

Но неудобства — родной дом для воина, и сейчас, и во все времена Марко говорил себе, что принимает их и приветствует. И всё же обрадуется, когда с этим будет покончено.

Он набрал общевойсковой приказ, собирая все корабли так близко, что шлейфы двигателей накладывались друг на друга, чтобы использовать огромное облако выхлопов как прикрытие. Учитывая это и помехи от кольца, Холден будет стрелять почти вслепую. По крайней мере, на это была надежда. В худшем случае, Холден мог захватить два-три корабля прежде, чем они успеют пройти сквозь кольцо. Но как только они подойдут настолько близко, чтобы взять «Росинант» на прицел, калечить его станет уже ни к чему. Не уничтожать, разве только если им совсем уж чертовски не повезёт. Захватить знаменитый корабль Джеймса Холдена, сделать частью Вольного флота — это слишком хорошая возможность, такую нельзя упускать. Вот чего не хватало Санджрани и Доузу. Лидерство требует наличия некоего ореола. Стиля.

Пятнадцать минут. Сейчас за ними наблюдают миллиарды человек. «Пелла» и еще четырнадцать боевых кораблей со скоростью потока фотонов появятся во всех лентах новостей, на каждом ручном терминале, на каждом мониторе в системе. До поворотного момента истории осталось пятнадцать минут. Четырнадцать.

Марко проверил строй. При входе на вражескую территорию очень важно, чтобы корабли не располагались ни чересчур близко друг к другу, чтобы Холден одним удачным ударом не нанес ущерб сразу нескольким кораблям, ни слишком разбросаны, чтобы не дать ему времени сделать больше выстрелов. Но они шли как надо. Порядок.