Глава пятьдесят вторая

— Ну вот мы и снова здесь, — произнесла Мичо, выходя в док станции Церера.

— Ага, — согласился шагающий рядом Джозеф.

Когда они улетали отсюда, она восставала против восстания. Теперь, хотя и не хочется признавать, вернулась просить свободу у власти Земли и Марса. Казалось, и сами доки должны были измениться. Постареть, износиться, как и её душа. Но отзвуки музыки, состоящей из лязга мехов, звяканья инструментов и гомона голосов, остались всё теми же. В воздухе витали прежние резкие запахи озона и углеродной смазки.

Новый слой краски даже сделал старую станцию моложе и ярче, более полной надежд, чем когда Мичо её покидала. Надписи заменили. Те же самые коридоры и лифты, но украшены новыми буквами на полудюжине языков. Мичо понимала — это сделано для колонистов и беженцев с Земли, но ее задевало, что среди языков отсутствовал астерский креольский. Земля опять подчинила себе Цереру, как до событий на Эросе, превратила станцию в свой парк развлечений. Охрана по большей части выглядела формальной, но Мичо готова была чем угодно поклясться, что оружие заряжено. Непростое дело — приветствовать одновременно и врага, и союзника. Так что она им не завидовала.

Прошло уже полгода после невероятной гибели Марко Инароса и большей части остатков Вольного флота. Полгода ушло только на то, чтобы собрать для разговора оставшихся игроков. Интересно, размышляла она, сколько же времени потребуется, чтобы сделать хоть что-то реальное. И что случится, когда время закончится. В глубинах её сознания как будто засел крошечный Нико Санджрани, подсчитывающий часы до того момента, когда Поясу — нет, когда всему человечеству потребуются фермы, медицинские центры, шахты и перерабатывающие предприятия, которых нет, потому что все были слишком заняты дракой. Иногда это не давало ей спать по ночам. В иные ночи мешало другое.

Она почти ожидала, что её поселят в апартаментах, которые занимал Марко Инарос, где она в последний раз выслушивала его планы для Пояса. Но хотя секция станции была та же, комнаты оказались другими. Напоследок эскорт заверил, что если им что-то понадобится, обслуга тут же всё выполнит. Охранники кивнули у двери и удалились. Мичо опустилась на диван в гостиной, а Джозеф пошёл по комнатам, заглядывая за каждую дверь, проверяя, высматривая оборудование для наблюдения, которое, как они оба были уверены, здесь, конечно же, имелось, но, разумеется, установленное слишком профессионально, чтобы найти.

Надя, Бертольд и Лаура ещё оставались на их новом корабле — переделанном грузовике-ледовозе, одолженном у кузена Бертольда — до тех пор, пока они не отыщут возможности за него расплатиться. После совершенства и мощи «Коннота» корабль казался непрочным и хрупким. Но он нёс её семью, а значит, стал домом, как и этот диван, которого сейчас касалась её щека — обивка из натурального шёлка в тюремной камере.

Послышался хриплый смех Джозефа. Он вошёл в комнату и протянул ей какой-то кремовый прямоугольник. Не бумага, а плотная карточка, гладкая, как поверхность дивана. Надпись выглядела изящно и строго.

«Капитан Па!

Благодарим Вас за то, что прибыли на конференцию, а также за мужество, проявленное Вами в схватках, которые мы все вместе выдержали. Сотрудничество и добрая воля помогут нам продолжать путь вперёд».

И подпись — Крисьен Авасарала.

Сдвинув брови, Мичо бросила взгляд на Джозефа.

— Серьёзно? Вообще на неё не похоже.

— Согласен, — ответил он. — И пойди взгляни! Там ещё есть корзинка с фруктами.

Если войны и начинаются с ярости, то заканчиваются они изнеможением.

Сторонники Вольного флота восприняли результаты широкомасштабного сражения и загадочное происшествие у кольца как огромную несправедливость. Как будто исчезновение «Пеллы» и её боевого отряда было результатом неправильного решения судьи на футбольном матче, и они пытались отменить его, взывая к рефери. Но понимание, что война окончена, постепенно распространялось по станциям — Палладе, Церере, Ганимеду, Тихо и десяткам прочих. Война закончилась, и они её проиграли. Какая-то группа с Паллады провозгласила себя Новым Вольным флотом и заложила пару бомб, когда объединенный флот явился брать контроль над станцией. Система Юпитера — Каллисто, Европа, Ганимед и другие помельче всегда были самой прочной базой Вольного флота и меньше других пострадали в войне. Несколько произошедших там вспышек сопротивления показывали, что насилие может продлиться ещё несколько недель, даже месяцев, однако исход его предрешён.

Марс больше всего беспокоили призрак врат Лаконии и Уинстон Дуарте. Марсианская идентичность — гордые винтики в машине победоносного терраформирования — не сообразовывалась с военными переворотами и массовым дезертирством. Марс хотел получить ответы, Лакония его пренебрежительно игнорировала. После гибели Вольного флота единственной коммуникацией оставались зацикленные заявления с той стороны врат. Мужской голос с профессиональными дикторскими модуляциями вещал: «Лакония находится под управлением суверенной власти. Любая попытка прохода через врата считается посягательством на суверенитет и будет пресечена. Лакония находится под управлением суверенной власти...».

Это сообщение стало поводом для бесконечных дебатов в марсианском парламенте, а Земля тем временем ввела два из своих трёх оставшихся линкоров в медленную зону и припарковала их вместе с допотопными, но вполне эффективными рельсовыми пушками и ядерными торпедами у врат Лаконии, приготовившись превратить всё, что выйдет оттуда, в обломки и газ. Авасарала называла это политикой сдерживания, а Мичо считала, что это самое здравое решение. Нового боя Земле не выдержать.

К тому времени, как Розенфельд Гуолян предстал перед трибуналом в Гааге — первое резонансное обвинение в убийстве миллиардов землян — огромное и противоречивое человеческое сообщество было настроено с этим покончить. Андерсон Доуз арестован. Нико Санджрани явился с повинной на Тихо. Изо всего первоначального ближнего круга Марко Инароса одна только Мичо Па не в камере и не мертва. И ее пригласили на прием с коктейлями.

Конференц-центр во дворце губернатора состоял из трёх уровней с лестницами между ними и множеством растений. Люди в военной форме или строгой одежде стояли парами, небольшими группами или поодиночке с ручными терминалами, официанты предлагали подносы с закусками и напитками. Если кому-то хотелось чего-то особенного — закусок, выпивки, да хоть новую обувь — достаточно только попросить. Сплошная роскошь. Высший круг сильных и влиятельных.

Это было настоящее, во что Марко Инарос мог только играть. Отполированные каменные стены поддерживали колонны из полосатого камня, привезённого с Земли ради хвастовства. «Мы так богаты, что даже не используем местный камень». Мичо никогда раньше не замечала этих колонн, а теперь на знала, вызывают ли у неё их вид изумление, гнев или, может, печаль.

— Мичо, — раздался женский голос. — Рада вас видеть. Как Лаура?

Пожилая дама в оранжевом сари взяла Мичо за локоть, и только через три шага та поняла, что это Авасарала. Вживую старуха-землянка выглядела совсем по-другому — меньше ростом, кожа более глубокого коричневого цвета, седые волосы выше убраны от лица.

— Ей гораздо лучше, — сказала Мичо. — Осталась на корабле.

— Вместе с Надей и Бертольдом? А Джозеф остался в номере? Мы очень рады приветствовать их. Чёрт возьми, какая уродливая архитектура, вы не находите? — продолжила Авасарала. — Я видела, вы рассматривали колонны.

— Да, — согласилась Мичо.

Авасарала придвинулась ближе, глаза блеснули, как у девчонки.

— Ненастоящие. Думаете, это камень? Сделаны с помощью центрифуги и цветного песка. Я знала строителя. Он тоже насквозь фальшивый. Хотя очень милый. Спаси нас всех, Боже, от красивых мужчин.

К своему собственному удивлению, Мичо рассмеялась. Старуха просто прелесть. Мичо понимала, что это лишь демонстрация гостеприимства. Шоу. Однако это сработало — она почувствовала себя гораздо свободнее. Приближается время, совсем скоро, когда Мичо придётся просить эту женщину об амнистии. Просить землянку простить её и её семью за преступления Марко. В этот момент Мичо показалась, что ей скажут «да». Надежда — ужасная вещь. Мичо её не хотела и всё же надеялась.