Каждый день. Я хочу вкушать ее вкус каждый день, пока миру не придет конец.

Из-за этих стонов я схожу с ума еще больше, а ее громкие крики почти заставляют меня взорваться. Они эхом отражаются от стен, и всем, кто осмелиться войти в эту часть, сразу станет понятно, что происходит.

Рот Киры широко открыт, зрачки расширены, мышцы напряжены. Резкая боль отзывается в моей спине из-за того, что ее сексуальные каблуки впиваются в меня, пока ее бедра неконтролируемо двигаются. Я снова сосу ее клитор и наблюдаю, как моя сладкая пытка поглощает ее. Ее лицо искажается в агонии, когда моя девочка кончает, издавая крик удовольствия и сжимая меня мертвой хваткой.

Я поглощаю все это своими губами, вылизывая ее, пока она кончает, схожу с ума по тому, как ее киска подрагивает у моего языка.

К черту каждый день — я хочу, чтобы это происходило каждый час.

Болезненный захват на моих волосах исчезает, ее руки безвольно опускаются по бокам. Потом ноги становятся мертвым грузом на моих плечах. Когда я встаю, они сдвигаются, сползая вниз по моим рукам, но я сгибаю руки в локте, чтобы не дать им упасть. Кира опускается на стойку, голова наклоняется в сторону с затуманенным взглядом, уставившимся в никуда, все еще задыхаясь.

В любой другой момент я бы прокомментировал то, как сексуально она выглядит в эйфории, но я испытываю нешуточную боль.

Мой член побагровел. Я едва сдерживаюсь, чтобы не кончить, но мой дружок умолял об этом, угрожая моим яйцам серьезной болью, если этого не случиться. Я шагаю ближе к ней, упираясь головкой о ее клитор, и она подпрыгивает, будто ее бьет током. Ее взгляд становится осмысленным, и она смотрит вниз.

Я опираюсь руками о край стойки, все еще поддерживая ее ноги, когда толкаюсь бедрами, скользя по ее киске. Меня охватывает дрожь, пока мой член требует большего, скользнуть в ее влажность, желая погрузиться внутрь.

— Черт, детка, я так сильно хочу тебя трахнуть. — Я облизываю губы, снова наслаждаясь ее вкусом, потом наклоняюсь и целую ее. Либо она не против своего вкуса на моих губах, либо ей настолько хорошо, что наплевать на все, поскольку она приходит в себя, углубляя поцелуй.

— Я так чертовски возбужден, что кончу прежде, чем войду внутрь.

Удивительно, насколько правильно это ощущается с тех пор, как я впервые испил ее вкус. Я никогда не был человеком всегда готовым к действию, но как только я начал целовать ее, прикасаться к ней, мой твердый, постоянно озабоченный из-за нее член чуть не взорвался. Каждая ее частичка взывала ко мне. Эта связь на клеточном уровне стирала все, кроме необходимости оказаться внутри нее.

Она снова смотрит вниз, молчит, наблюдает, как из головки вытекает прозрачная жидкость. Потянувшись вниз ее пальчики скользят по нижней части, заставляя меня выругаться. Я перебираю всю гамму слов из четырех букв, когда ее рука обхватывает его. Она приподнимается и сжимает меня двумя руками, как никто прежде.

— Твой член... такой большой... — она замирает, проводя по нему вверх-вниз, вырывая у меня гортанный стон. — Я хочу увидеть, как он кончит.

У меня кружится голова, слова и звуки сплетаются с моим дыханием, пока я бездумно толкаюсь в ее крошечный кулачок.

— Кира. — Она прикасается ко мне. Девушка, которую я люблю, девушка, которую я всегда желал. Ласкает мой член рукой.

— Кира, детка... Черт! Я сейчас кончу.

Все замирает на одну самую долгую секунду в моей жизни, потом стремительно несется, когда вырывается первая струя, пачкая ее платье. Я уверен, что кричу или хриплю с последующими спазмами. Каждый перламутрово-белый поток заливает ее руки, запястья и предплечья.

Я сбиваюсь со счета, количество спазмов превышает мою обычную норму. По мере того как они замедляются и мои мышцы расслабляются, я опускаю голову на ее плечо и опираюсь на край стойки. Я целую ее ключицу, дрожь уменьшается, и когда я выпрямляюсь, подкрадывается подавляющее истощение.

Она все еще сжимает мой член, наблюдая, как он медленно опускается, и мое возбуждение скользит по ее коже, а потом стекает на пол.

— Черт, детка, ты выглядишь впечатленной моим членом. — Я издаю смешок. — Я позволю тебе играть с ним в любое время. Я даже сниму видео, чтобы ты могла смотреть его снова и снова.

Ее глаза не отрываются от моих, вся игривость исчезает, когда она отступает и толкает меня в грудь.

Я обессилен, поэтому падаю назад, ударяясь о дверь.

— Придурок. Ты чертов мудак! — Она отталкивается от стойки и подходит к раковине, чтобы все смыть.

Я натягиваю штаны и подхожу к ней, протягивая руку. Она резко поворачивается, увидев движение в зеркале, и шлепает меня по руке. Гнев исходит от нее практически вулканическими волнами.

— Нет, — шипит она.

Черт. Черт. Я все испортил. Я знаю. Она заслужила лучшего, чем быть оттраханой в туалетной комнате ресторана.

— Я не одна из твоих шлюх, Брайден.

Ее слова вторят мыслям в моей голове.

— Кира. Я...

— Только вот этого не надо. Мне наплевать. — Отталкивая меня, она выбегает из кабинки и из уборной.

Дерьмо.

Я даже не буду стараться собрать воедино кусочки того, как я вновь пришел к подобному финалу и опять все испортил. Я люблю ее. Сексуальное платье. Даже сексуальные туфли на каблуках.

Остин забрал ее и это съедает меня изнутри.

Этим все сказано.

Я опускаю голову и задумываюсь, когда же я начну учиться на своих ошибках. Я пообещал Райану, что дождусь ее совершеннолетия, что означает — моя девочка еще недостаточно взрослая для того, чего я хочу. И то, что я хочу, точно не связано с тем, чтобы поиметь ее в туалете ресторана. По крайней мере, не в наш первый раз.

Райан убьет меня, если узнает.

Не потрудившись помыть руки, я выхожу из туалета. Когда я возвращаюсь к столу, Кира сосредоточена на тарелке с едой. Я не знаю, что случилось с Соней и моим отцом, пока нас не было, но теперь они, кажется, заняты тем, что игнорируют друг друга.

Когда я сажусь обратно, Кира отодвигается настолько далеко, насколько это возможно.

Прекрасно. Теперь я вижу, как будет проходить остаток ужина.

То, что должно было стать одним из самых лучших стейков в моей жизни, омрачено чувством вины, захлестнувшим меня целиком. Я снова все испортил, потому что не могу контролировать проклятый голод и одержимость, что берет верх всякий раз, когда я подхожу к ней.

В этом нет ничего нового, не так ли?

Я решаю, что неважно, что случится здесь до дня рождения Киры — в отсутствие Остина снова прикасающегося к ней — я буду держаться подальше.

На этот раз, клянусь, я не буду вмешиваться.