Глава 19

− Всем тихо, − велела София, делая телевизор громче. – Не хочу пропустить ни слова.

− Ты ведь записываешь? – спросил Стивен.

− Вроде да, просто иногда я путаю настройки.

− Дай проверю, − сказал он, и сестра протянула ему пульт.

Все агентство собралось посмотреть трансляцию местного телешоу. Продюсеры отправили съемочную бригаду в Харлинген вести репортаж о недавно организованной нами свадьбе. Часовой свадебный выпуск рассказывал о свежих веяниях, модных тенденциях, а также о крупнейших техасских агентствах. Последняя часть шоу была посвящена практическим советам по подготовке к свадьбе. Одного из хьюстонских свадебных координаторов, Джудит Лорд, попросили рассказать о поставщиках и местах для торжества. Мне же предложили поделиться советами по подготовке и проведению свадьбы.

Джудит Лорд вышла элегантной и величавой: именно такой я хотела бы видеть на экране себя. Джудит, почетная гранд-дама нашего бизнеса, обладала стальным самообладанием, коим я безмерно восхищалась. Репортер задал ей несколько простых вопросов, и интервью сменилось сценой, где Джудит с клиенткой разглядывают ряды свадебных платьев, а затем под музыку Моцарта с удовольствием пробуют образцы свадебных тортов.

Однако всякое подобие достоинства исчезло, стоило начаться моей части. Плавная мелодия сменилась отрывком из какой-то сумасшедшей оперетты.

− Зачем они такое поставили? – с отвращением удивилась я.

И одновременно со мной Тэнк воскликнул:

− Эй, а мне нравится эта песня. Она из мультика про Багза Банни и парикмахерские кресла.

− Известная также как увертюра к «Севильскому цирюльнику» Россини, − сухо добавил Стивен.

Зазвучал голос репортера: «В мире свадеб техасского высшего общества Эйвери Кросслин в типичном для нее «пленных-не-брать» стиле нахрапом пополняет список своих клиентов…»

− Нахрапом? – возмутилась я.

− Это не плохое слово, − сказал Стивен.

− Для мужчины. Но плохое, когда речь идет о женщине.

− Иди сюда, Эйвери, − тихо позвал Джо. Он полусидел на ручке софы, пока все наши сотрудники во главе с Софией сгрудились перед телевизором.

Я подошла и хмуро спросила, едва рука Джо скользнула вокруг моей талии:

− Я действую нахрапом?

− Конечно же нет, − успокаивающе ответил он.

Все остальные в комнате в унисон произнесли «да».

За тот месяц, что длились наши отношения, мы с Джо успели сблизиться настолько, что я бы встревожилась, будь у меня время всерьез об этом задуматься. Но я была занята, организовывая две небольшие свадьбы вкупе с Уорнеровской феерией. Работа отнимала все дни. Ночи, тем не менее, принадлежали Джо. С ним время меняло свой ход, часы пролетали молниеносно. По утрам я с ужасом ждала сигнала будильника, означавшего, что нужно расходиться в разные стороны.

Джо был страстным любовником, требовательным, но и бесконечно терпеливым и изобретательным. Я никогда не знала, чего от него ждать. Порой он бывал игривым и непредсказуемым: овладевал мной прямо на кухне или на лестнице, делая все, что ему вздумается, невзирая на мою возмущенную скромность. Временами же заставлял лежать неподвижно, пока ласкал и дразнил меня. Его опытные и нежные руки сводили с ума. А после мы подолгу лениво переговаривались, и в темноте я признавалась в том, о чем позже могла пожалеть. Но, казалось, я больше ничего не могла утаить от Джо. Его внимание – словно чертов наркотик, от которого невозможно отказаться.

Прекрасно все понимая, Джо успокаивающе похлопал меня по бедру, пока я хмуро глядела в телевизор. В кадре я подчеркивала, как важно строго придерживаться расписания свадебного торжества.

На секунду оторвавшись от телевизора, София широко улыбнулась мне через плечо:

− Ты отлично смотришься на экране.

− Твоя индивидуальность колоссальна, − добавила Ри-Энн.

− Как и моя задница, − пробормотала я, когда мой экранный двойник удалился, и камера показала меня со спины.

Джо, не терпящий критики в адрес моей пятой точки, тайком ущипнул меня за попу, прошептав:

− Прекрати.

Следующие четыре минуты я с нарастающим смятением наблюдала, как мой образ профессионала втаптывается в грязь нелестным монтажом и эксцентричной музыкой. Выглядя словно чудаковатая комедийная актриса, я переставила микрофоны, поправила цветочные композиции и вышла на проезжую часть перенаправить движение машин, чтобы фотограф мог сделать снимки гостей вне стен церкви.

Камера запечатлела, как я беседую с шафером, настоявшим на том, чтобы со смокингом надеть ковбойскую шляпу, за которую он цеплялся так, словно боялся, что я сорву ту у него с головы. Пока я, жестикулируя, с ним спорила, Коко брюзгливо пялилась на строптивого шафера, суча передними лапками точно в такт оперной музыке.

Все в комнате захихикали.

− Они не должны были снимать меня с Коко, − сердилась я. – Ведь ясно же сказала. Пришлось взять ее с собой, потому что на передержке в тот день не было мест.

Тем временем интервью продолжалось.

«Вы упоминали, что в вашей работе приходится быть готовой ко всему, − вещал репортер. – Как вам это удается?» − «Я стараюсь предусмотреть худшие варианты развития событий, − отвечала я. – Испортится погода, ошибутся поставщики, возникнут технические неполадки…» − «Например?» − «Да что угодно. Проблемы с танцполом, сломанные «молнии», оторванные пуговицы, даже кривой узор на свадебном торте».

Дальше показали, как я направляюсь на кухню, где шла подготовка к приему и куда съемочной группе вход был запрещен. Однако кто-то последовал за мной с наголовной камерой.

− Я не разрешала снимать себя наголовной камерой! − возмутилась я. – С Джудит Лорд они такого не проделывали!

Все снова на меня зашикали.

На экране телевизора я подошла к двум сотрудникам из службы доставки, водружавшим на стол четырёхъярусный свадебный торт, и отчитала их, что они внесли торт слишком рано: его следовало держать в холодильнике, чтобы не растаял сливочный крем.

«Нам никто не говорил», − оправдывался один из них. «Я говорю вам сейчас! Несите его обратно в фургон и…»

В этот момент у меня глаза на лоб полезли − тяжелая верхушка свадебного торта накренилась и начала съезжать. Я подалась вперед, чтобы поймать ее, прежде чем она разрушит все четыре яруса.

Мои ругательства «запикали».

Заметив, как на меня пялятся курьеры, я проследила за их плотоядными взглядами и обнаружила, что слишком прижалась к торту и теперь моя грудь заляпана завитками крема.

В этом месте все в комнате покатились со смеху. Даже Джо мужественно пытался подавить веселье.

На экране репортер спрашивал меня о трудностях в работе. Я перефразировала генерала Патона, сказав, что приходится преодолевать их, чтобы почувствовать опьянение победы.

«А как насчет романтики свадебного дня? − поинтересовался репортер. – Удается ли вам сохранить ее, относясь к свадьбе, как к военной кампании?» − «Романтика – удел жениха и невесты, − уверенно отвечала я. – Мое дело – позаботиться вместо них обо всех деталях. Свадьба – это празднество любви, и ничто не должно отвлекать молодоженов».

«А пока остальные празднуют, − продолжил голос за кадром, − Эйвери Кросслин думает о деле».

Далее показали, как я рванула прямиком за церковь, где беспрестанно курящий отец невесты притаился с очередной зажженной сигаретой во рту. Не говоря ни слова, я достала из сумки бутылку «Эвиан» и потушила сигарету, пока тот остолбенело моргал. Следующим шел кадр, как я стою на коленях, приклеивая изолентой оторванной подол платья одной из подружек невесты. И под конец камера запечатлела ковбойскую шляпу шафера, тайком засунутую мной под стул. Кто-то перевернул ее, и теперь в ней восседала, высунув язык, Коко. Ее блестящие глазки уставились прямиком в камеру, когда сюжет, наконец, завершился торжественным симфоническим аккордом.

Схватив пульт, я выключила телевизор и строго спросила:

− Кто посадил Коко в шляпу? Сама бы она туда не забралась. София, ты? − Давясь от смеха, та покачала головой. − Тогда кто?

Ни один не признался. Я оглядела всех присутствующих в комнате. Никогда еще надо мной не потешалось столько народу одновременно.

− Рада, что вы все находите это забавным, поскольку теперь мы, вероятно, прогорим в считанные дни.