Ничего не ответив, я пожал ему руку. Не уверен, что этот взгляд когда-нибудь исчезнет.

~ᵗʶᶛᶯˢᶩᶛᵗᶝ ̴ ᶹᶩᶛᵈᶛᵑᵞ©~

В пятницу вечером я бесстрастно оглядел пространство, которое раньше считал своим домом. Все было готово к отъезду, сумки с вещами и оборудованием стояли у двери.

Я договорился, чтобы мансарду проверяли и убирали. Джон будет заниматься моими коммерческими делами, и я буду связываться с ним по мере возможности.

На столешнице лежал мой новый телефон. Другой по-прежнему работал, несмотря на разбитый экран, но из-за того, что я собирался путешествовать, я изменил тариф и номер. Всего несколько человек знали мой старый номер, но в любом случае я буду связываться с ними сам.

Алли – единственная, у кого не было нового номера.

Я поднял сломанный телефон, который не использовал уже нескольких дней. Теперь, если не брать во внимание, что могли ошибиться номером, единственный человек, который мог на него позвонить, была она.

Я провел пальцем по треснутому экрану и нажал на клавиши. Немного замешкавшись, откашлялся и записал сообщение на голосовую почту.

- Вы позвонили Адаму Кинкейду. Вы больше не сможете дозвониться мне по этому номеру. Если это необходимо, свяжитесь с Джоном Рейнольдсом. – Я продиктовал его номер телефона и после небольшой паузы тихо добавил: – Если это ты, Алли, возвращайся домой. Я люблю тебя. И всегда буду любить.

Я нажал кнопку "сохранить" и отключил телефон. Открыв сейф, я положил его рядом с ее кольцом, запер дверцу, взял сумки и вышел.

Часть 2. Четыре месяца спустя

Глава 19. Помолвка

Адам

Банкетный зал был заполнен разодетыми в вычурные платья и смокинги и увешанными драгоценностями людьми. Слишком много голосов, слишком много лиц; все смеются, двигаются, разговаривают.

Я тяжело сглотнул, пытаясь сохранять контроль.

Как это отличалось от прежней Алли.

Было время, когда она возненавидела бы такое событие также сильно, как и я. Весь этот фальшивый гламур заставил бы ее содрогнуться, и она никогда не захотела бы быть в центре внимания.

Однако, похоже, что все изменилось.

Она изменилась.

Алли была где-то здесь. Я чувствовал это. Я не был так близко к ней уже несколько месяцев, и теперь не уйду, не увидев ее.

Я хотел знать, почему.

Почему меня так легко выбросили?

Почему она так резко перестала любить меня?

Она должна мне это объяснить.

А пройти сюда оказалось легко. Я достаточно известен, поэтому бо́льшая часть службы безопасности отеля без труда позволила мне пройти. Лишь один охранник остановил меня, но я, используя свое очарование, хитро подмигнул ему, как будто делился секретом, махнул пропуском, и объяснил, что невеста якобы хочет сделать специальные фотографии для жениха, не афишируя съемку. Идиот впустил меня без раздумий.

Я передвигался по периметру зала, сканируя толпу и не сводя глаз с матери Алли и Рональда. Если б они увидели меня, то немедленно бы вышвырнули.

Подойдя к одному из многочисленных баров, я заказал скотч и выпил его одним глотком, чтобы добавить себе мужества. Сразу же заказал вторую порцию и встал в тени, осматриваясь.

Выглядывал. Искал. Лишь одного человека.

А потом я увидел Алли.

На другом конце зала.

В окружении людей, о которых она когда-то высказывалась крайне негативно: фальшивые, вульгарные, наглые.

Увидеть ее было подобно удару поддых. Желудок скрутило, горло обожгло словно кислотой, пока я наблюдал за ней.

Она все еще была идеальна.

Маленькая. Даже на каблуках Алли была достаточно крошечной, чтобы поместиться под моей рукой, как будто была создана для этого. Ее яркие, блестящие в свете ламп волосы были закручены в какую-то сложную прическу, а не струились свободно по плечам, как раньше. Длинное черное платье плотно облегало ее миниатюрную фигуру, но это было не то платье, которое она бы выбрала сама. Она любила легкую, свободную одежду, которая «позволяла ей двигаться». Она всегда любила носить мою одежду.

- Ты когда-нибудь отдашь мне эту футболку, Алли? – усмехнулся я. – Может быть, я сам хочу носить ее.

- Неа, – хихикнула Алли. – Мне она самой нравится.

Я пересек комнату, наклонился и уперся руками в подлокотники кресла, где Алли свернулась клубочком. Это кресло я заказал специально для нее, чтобы ей было комфортно в этом скудно обставленном месте, которое я называл домом.

Я приблизился к ее лицу.

- Мне тоже нравится. – Я провел языком по изгибу ее шеи, зубами потянув вырез футболки. – Но на полу она мне нравится больше.

Где футболка и оказалась через несколько секунд.

Мы никогда не могли удержать руки далеко друг от друга.

Я моргнул, возвращаясь к настоящему, и сосредоточил взгляд на Алли, следя за каждый ее шагом. Я смотрел, как она двигалась, разговаривала с людьми, часто улыбаясь, как она слушала, что они говорят, и мне требовались все силы, чтобы не пересечь зал и не схватить ее. Пальцы крепко сжали бокал, другой рукой я вцепился в ремешок своей камеры, пытаясь сдержать закипающий гнев и продолжая, молча, наблюдать за ней.

Улыбка Алли все еще была застенчивой и сладкой. Ее поза по-прежнему говорила о неуверенности, как будто ей было не совсем комфортно на спектакле, разыгрывающемся вокруг нее. Может, она не изменилась полностью.

Мои глаза сузились, когда я понял, что изменилось. Отсутствовала ее обычная грациозность, и Алли слегка хромала при ходьбе.

Подвернула лодыжку? Не похоже.

То, как она ходила, говорило скорее не о временной травме, а как будто сейчас это было частью нее.

Я пялился на Алли, не сводя с нее взгляда, мысленно умоляя посмотреть на меня.

Увидеть.

А потом это случилось. Она посмотрела.

Алли моргнула и уставилась на меня, застыв на месте. Я свирепо сверлил ее взглядом, теряясь в дымке воспоминаний о том, как ее глаза всегда смотрели на меня.

С теплом и заботой. Наполненные желанием. Мерцающие от гнева. Залитые слезами. Переполненные любовью. Всегда такие эмоциональные. Так легко читать.

Красивый оттенок ее глаз постоянно менялся, отражая настроение и эмоции – я видел их голубыми, когда она была счастлива, мягкими мшисто-зелеными, когда уставала или грустила, и глубокими синевато-серыми в тех редких случаях, когда она сердилась.

Я никогда прежде не видел таких глаз, поэтому постоянно фотографировал. Я знал их оттенки наизусть – всегда мог ее прочитать.

Но теперь глаза Алли были другими; она смотрела на меня с выражением, которое я не узнавал, с равнодушием, каким я никогда прежде в них не видел. Они всегда были наполнены жизнью, когда она была со мной, и никогда растерянными и пустыми, какими она рассматривала меня сейчас.

А затем Алли нахмурилась и отвела взгляд.

Отпуская меня.

Кулак сжался вокруг стекла, моя рука дрожала так сильно, что я был уверен, стекло треснет в любой момент, вонзаясь в кожу и заставляя ее кровоточить.

Точно, как мое сердце кровоточило в груди от ее безразличия ко мне после всего, что между нами было.

- Адам?

Я повернулся к шокированному голосу рядом.

- Какого черта ты здесь делаешь? – прошипела Эмма, сузив свои темные глаза. – Как ты вошел?

Я кивнул лучшей подруге Алли, делая глоток скотча, позволяя ожогу расслабить образовавшийся в горле комок.

- Пришел поздравить молодую пару. Увековечить сей счастливый момент. – Я указал на висящую на плече камеру.

- Ты не можешь здесь находиться! Не имеешь права! – продолжила возмущаться Эмма.

- Это я-то не имею права? – огрызнулся я.

Эмма шагнула вперед.

- Ты сам решил уйти. Ты не можешь так с ней поступить. Оставь ее в покое.

Я недоуменно уставился на нее. Я решил уйти? Какого хрена она говорит?

Она схватила меня за руку.

- Пожалуйста, Адам. Если у тебя были хоть какие-нибудь чувства к ней, уходи. Уходи сейчас же. Я тебя умоляю.

- Я хочу поговорить с ней.

- Зачем?

- Чтобы получить хоть какие-то гребаные ответы.

Она покачала головой.

- Она не сможет дать их тебе. Неужели ты не понимаешь?

- Нет, Эмма, не понимаю. Я ни черта не понимаю, что произошло.

Эмма озадаченно посмотрела на меня, а затем перевела взгляд за мое плечо. Ее глаза расширились, но прежде чем она смогла что-либо сказать, я услышал позади себя голос, который наводнял мои воспоминания днем и преследовал во снах ночью. Голос, который раньше успокаивал меня, но теперь вызывал вихрь эмоций: гнев и разочарование, смешанные с нуждой и желанием.