— Полагаю, нужен ещё один стул, — произнёс Адэр.

Вилар тяжело поднялся и побрёл через лужайку.

— Сядь, — приказал Адэр серому пятну.

Малика опустилась на краешек сиденья. Идеально ровная спина, расправленные плечи, голова опущена. Сама невинность. Артистка…

— В огромном саду, в одном и том же месте, в одно и то же время я, маркиз Бархат и ты… Не находишь странным?

— Вельма сказала, что здесь меня ждёт сюрприз.

Сюрприз ждал, но только не её. Из окна кабинета Адэр видел, как Вилар приехал с сиделкой Малики. Затем ввели в заблуждение слова Гюста и путаная беседа с другом. И теперь Адэр мысленно смеялся над своей невесть откуда взявшейся завистью к чужому успеху у какой-то сиделки. Ведь в сад его заставило ринуться не что иное, как нежелание делить с Виларом свою избранницу на ближайшую ночь.

— Но я не думала… — Малика заметно смутилась.

— Что сюрприз — это я, — закончил фразу Адэр. — Ты надеялась найти здесь одного маркиза.

Она зарделась:

— Я пришла сюда не по своей воле.

— Разве?

— Конечно! — с непонятной горячностью воскликнула Малика. — Вельма обманом выпроводила меня из комнаты. Она считает, что мне надо больше находиться на свежем воздухе. Но я люблю гулять рано утром, когда только-только встаёт солнце.

— Странная причуда.

— Это не причуда.

Адэр изогнул бровь.

— Вы вряд ли меня поймёте, — тихо промолвила Малика.

— Всё зависит от того, как ты объяснишь.

— Хорошо. Я попытаюсь. Моя жизнь идёт по кругу. Днём, как любой человек, я допускаю промахи…

— Промахи в чём?

— В поступках, суждениях или мыслях, — сказала Малика и умолкла.

— Продолжай.

— Днём допускаю промахи, вечером о них жалею, ночью набираюсь ума, утром радуюсь новому дню и возможности исправить ошибки. Именно этот кусочек моей жизни мне нравится больше всего. Поэтому я люблю встречать рассвет.

Адэр допил вино, со стуком поставил бокал на стол:

— И странное мировоззрение. Впервые вижу человека, для которого восход солнца является символом сомнительных возможностей.

— А что для вас значит рассвет?

— Абсолютно ничего. На рассвете я сплю.

— Неправда. Каждое утро, возвращаясь из сада, я вижу вас в окне вашей спальни.

Адэр откинулся на спинку стула. Рассудок возмутился — плебейка уличила его во лжи.

— Я наблюдаю, как одна полоумная особа нюхает траву и обнимается с деревьями. И жалею, что не отправил её вместе с Вайсом в психиатрическую клинику.

Малика улыбнулась.

Захмелевший разум заставил впиться глазами в девичьи губы. Совсем некстати вспомнился спор между сокурсниками. Одни утверждали, что пухлые губы у женщины — признак строгости и умеренности. Другие твердили о признаке истеричности и доминирования. Третьи говорили о страстных натурах, притом страстных до крайностей. Кто-то доказывал, что обладательница пухлых губок воспринимает окружающий мир чувствами и чувствами живёт.

Так кто же Малика: холодная, расчётливая змея или искусно завуалированная блудница?

— Ты спишь с ним? — спросил Адэр.

— Что?

— Ты спишь с маркизом?

Малика вскочила:

— Кто дал вам право…

— Сядь! — перебил Адэр.

— Как только вернётся Йола…

— Сядь!

Малика опустилась на стул и вздёрнула подбородок:

— Как только вернётся Йола, мы с Муном покинем замок.

— Это уж как я решу.

— Людям, которые вместе пережили страшную ситуацию, нельзя быть рядом. Они вызывают друг у друга неприятные воспоминания.

— В этом ты права. Я никогда не забуду, как ты обещала за мной вернуться и не сдержала слово.

— Простите, — сказала Малика тоном, с каким люди не извиняются, а бросают вызов.

— Слушай внимательно. Я вынес из лагеря не тебя, а нечто замотанное в грязную дерюгу. Это нечто я хотел оставить в долине, но пожалел мальчишку. И только в клинике Ларе я решил украсть тебя у смерти. И ты уж постарайся, чтобы я никогда не пожалел об этом. — Адэр взял бутылку. — Можешь идти.

За спиной затихли шаги, где-то в зарослях тоскливо засвистела пичуга. Не отрываясь от горлышка, Адэр допил вино, облокотился на стол и уткнулся лбом в кулаки.

Рука скользила по старой скамье. Надо же, сумели отремонтировать! Витиеватый рисунок — листочек к листочку, лепесток к лепестку — без каких-либо видимых изъянов выглядел так, как было нарисовано в старой книге. Только в те далёкие времена скамья стояла под раскидистым деревом с яркими листьями. Мун говорил, что они бархатисто-изумрудного цвета. Он часто рассматривал рисунки вместе с Маликой. Она тыкала пальчиком, а он пытался объяснить, чем отличается один цвет от другого.

Будучи маленькой девочкой, Малика не расставалась с этой книгой. Стоя на аллее перед высокой лестницей, перелистывала истёртые страницы, находила нужную картинку и не верила глазам. Неужели замок когда-то выглядел именно так? Лестничную площадку перед центральным входом украшали вазоны с пёстрыми цветами, по обе стороны двери светились фонари в кованых оправах, на крыше развевался флаг Грасс-Дэмора, стены без разводов и пятен были по-настоящему серыми — единственный цвет, оттенки которого различала Малика.

Она бежала в сад, усаживалась на каменные обломки скамьи, открывала очередной рисунок и печально вздыхала, поглядывая на искорёженный пень.

Детство пролетело незаметно, давние привычки отошли в небытие, старая книга затерялась в библиотеке. Сейчас, спустя много лет, Малика вспомнила о ней. Замок постепенно принимал былой внушительный вид, сад радостно шуршал листвой, пень выкорчевали и на его место посадили молоденькое деревце, его тонкие ветви отбрасывали паутину теней на восстановленную скамью.

Малика провела пальцами по каменным бабочкам и пчёлам и подняла глаза. Солнце спряталось за деревьями, но последние лучи ещё озаряли кроны. Когда землю укроют сумерки, краски станут размытыми, именно такими, какими она их видит. И от этого на душе становилось тоскливо. Лишь восходящее солнце дарило надежду, что скоро наступит день, когда она встретит того, единственного, кто вырвет её из тусклого бытия. Только взаимная, чистая и беззаветная любовь позволит ей постичь всё великолепие мира. Теперь надежды нет…

Раздался треск ветки. Малика напряглась. Ей незачем оглядываться — она знает, кто стоит за спиной.

— Что тебе сказал Адэр?

— Ничего.

— Он тебя чем-то обидел?

— Нет. Мы почти не разговаривали.

Вилар обошёл скамью и встал перед Маликой:

— Почему ушла?

— Я себя неловко чувствую в обществе мужчин, — сказала она и поднялась.

— Я тебе неприятен?

— Как такое могло прийти вам в голову?

— Я не мужчина твоей мечты.

— О вашем внимании мечтают многие женщины, но ваш интерес к простой девушке, как я, ни к чему хорошему не приведёт.

Вилар притянул Малику к себе:

— Тебе мешает мой титул?

Она упёрлась ладонями ему в грудь. Под пальцами чувствовалось сбивчивое дыхание и сильные удары сердца.

— Я хочу уйти.

— Могу ли я надеяться, что ты рассмотришь во мне обычного человека?

— Отпустите меня.

Вилар ещё крепче прижал Малику к себе, еле ощутимо коснулся губами её щеки:

— У меня есть надежда?

— Нет, — ответила она. Высвободилась из объятий и торопливо пошла по саду, тусклому и размытому, как её будущая жизнь.