Старик умолк, а братки так и продолжали смотреть на размытую в полумраке границу между сейчас и никогда.
— Всё, старик! Тебе пора, — еле слышно проскрипел Оса. — Жердяй, проводи.
Хлыст окинул затуманенным взглядом приунывших приятелей. Похоже, никто не догадался, почему Оса приказал убить чудаковатого лекаря. Ориент вызвал не те чувства, не те эмоции, которыми должен питаться бандитский лагерь.
— Я заплачу за жизнь, — проговорил дед без акцента.
Хлыст вцепился в колени. Из памяти всплыли слова, оброненные в «искупилке» кем-то из заключённых: «Надо бояться того, кто прикидывается дураком».
Оса почесал на груди крест:
— Нам больше не нужен лекарь.
— Я сказал: «заплачу», а не «буду лечить».
— У тебя есть деньги?
— Денег нет. Есть это. — Дед порылся в нагрудном кармане, дал Осе чёрный круглый камешек.
— Что это?
— Ориенталь.
— Что?
— Морской жемчуг.
Оса скривил губы:
— Шутник…
— Старик — ориент, а не шут.
— Кто вживую видел жемчуг? — поинтересовался Оса.
— Я видел, — откликнулся Пижон. Он лежал на боку возле нагретого солнцем и ещё не успевшего остыть валуна, прижимаясь к нему голым задом. — У моего хозяина была булавка с жемчужиной.
— Иди, глянь.
Пижон натянул штаны. Работая локтями, заскользил брюхом по земле. Потеснившись, братки пропустили его к огню.
Сдвинув пожёванную кепку на затылок, Пижон долго рассматривал в свете костра перламутровый камешек с золотистым отблеском. Наконец вернул Осе:
— У хозяина была белая жемчужина. А такую я не видел.
— Тогда какого хрена пялился?
— Красивая.
— Жемчуг бывает чёрным? — спросил Жердяй.
— Слушайте сюда, — с важным видом произнёс Слива, кашевар с мясистым носом. — Перед тем, как взять ювелирку, мы с друганом много чего начитались. Так вот. Жемчуг бывает разного цвета. Только его сто лет как не ловят. Жемчужницы исчезли. Поэтому настоящего жемчуга нет.
— А тот, что был сто лет назад, куда делся? — спросил Оса.
— Хранится в музеях.
— Не бреши! — бросил Пижон. — У моего хозяина…
— Подделка, — перебил его Слива.
— Ни хрена не подделка. Он заматывал булавку в особую тряпочку, рядом ставил стакан с водой. Стал бы он так беречь подделку?
— Может, несколько жемчужин у кого-то и есть, не знаю…
— А если не знаешь, заткнись.
— Сам хлебало закрой! — огрызнулся Слива. — Ты читал? Нет. А я читал. И знаю, как проверить, жемчуг это или нет.
— И как? — поинтересовался Оса.
— Надо положить в уксус. Если растворится, значит, жемчуг.
— Ну ты, Слива, даёшь, — хохотнул Жердяй. — Где ж мы уксус возьмём?
— Придурки… — буркнул Пижон. — Жемчуг дороже алмазов, а вы его в уксус…
— Можно бросить с высоты сорок метров, — продолжил Слива. — Жемчужина должна прыгать как мячик.
— Сейчас на скалу полезешь или утра дождёшься? — съязвил Жердяй.
— Можно просверлить дырку, — не унимался Слива. — Если по краям не будет сколов, значит жемчуг настоящий.
— Идиот придумал, тупица повторил, — вставил Пижон.
— Сам тупица. Так в книжке написано.
— Засунь свою книжку знаешь куда?
— Баста! — прикрикнул Оса, покатал камешек между пальцами. Сжав в кулаке, направил взгляд на деда. — Где взял?
— Старик обиделся на морской народ, забрал свою долю и ушёл.
— А морской народ где взял?
— В море.
— Ориенты ловят жемчуг?
— Испокон веков.
Над костром повисло долгое молчание.
— Выходит, брешут твои книги? — обратился Оса к Сливе.
Тот протянул руку:
— Дай-ка сюда.
Затаив дыхание, братва наблюдала, как кашевар осторожно взял камешек грязными пальцами с обгрызенными ногтями, потёр им о передний зуб, облизнул губы, вновь провёл жемчужиной по поверхности надломленного зуба. Аккуратно положил камешек Осе на ладонь:
— Выходит, брешут. Это жемчуг.
Оса поднялся:
— Чего расселись? Живо за работу! — И жестом позвал ориента.
Братки засуетились. Принялись разливать баланду по плошкам, отправились кормить каторжников, кто-то загремел ковшом по стенкам деревянной бочки, пытаясь зачерпнуть со дна воду. Хлыст и Жердяй, подкидывая в костёр хворост, неотрывно смотрели в спины Осы и старика, бредущих в полумраке вдоль подножия скалы.
— Это что же получается? — шепнул Жердяй. — У морского народа куча жемчуга? Слыхал? У каждого доля. А знаешь, сколько ориентов?
Хлыст пожал плечами. Ему было не до разговоров. Он еле удерживал себя на месте, а хотелось бежать — куда угодно: к Криксу в лапы, в кишащую шакалами пустошь, да хоть с обрыва вниз головой, лишь бы не думать, как будет измываться над ним Оса, если старик сболтнёт лишнее. А если не сболтнёт… как отмазаться от похода к озёрам? Крикс не выпустит его из провала — это во-первых. А во-вторых, он должен быть здесь!
— Это ж получается, что мы богаты? — шептал Жердяй.
— Кто это — мы? — прозвучал сбоку сдавленный голос Пижона.
— Ну… мы… все. Эй, Слива, — окликнул Жердяй кашевара. — Сколько стоит жемчуг?
— Пижон же сказал: дороже алмазов. А всё потому, что настоящий жемчуг — редкость, — отозвался тот, облизнув половник. — А чёрный жемчуг самый дорогой. Но кто его купит?
— Кто-кто? Лось в манто. Завтра Хвостатый придёт. Он и купит.
Слива бросил поварёшку в казан. Остатки баланды неприятно чавкнули.
— Конечно, купит. И прикажет грохнуть морской народ.
— Надо будет — грохнем, — сказал Жердяй.
— Идиота кусок, — вновь раздался приглушённый голос. — А если народ нас грохнет?
— Доболтаешься, Пижон, что я вспорю твой изрезанный зад, — пригрозил Жердяй.
Слива принялся собирать разбросанные вокруг костра грязные плошки:
— Пижон прав. С жемчугом лучше обождать.
— Чего ждать? Я восемь лет в этом долбаном провале вшей кормлю, а мог бы…
Хлыст ухватил Жердяя за локоть и рывком притянул к себе:
— Глянь, как Оса вокруг деда танцует.
Жердяй кивнул.
— Смыться надумал. Точно. Вместе с дедом, жемчужиной, алмазами и всеми нашими деньгами.
Жердяй округлил глаза:
— Да неужто?
— А ты бы не смылся, когда сорвал бы такой куш? — еле слышно проговорил Хлыст и сморщился. Если бы Жердяй только знал, какой изрядный куш достался ему, а он так и не набрался смелости сбежать.
Жердяй кивнул.
— Нам нельзя идти к озёрам, — вновь прошептал Хлыст.
— Не пойдём, — согласился Жердяй.
Хлыст глубоко вздохнул, но застоялый в провале воздух не смог остудить нестерпимый жар в груди. Скоро, совсем скоро от жара не останется и следа. И провонявший баландой лагерь, и «шестёры», считающие себя козырями, и каторжники, на которых уже нет желания отыгрываться за прошлые обиды, — всё провалится в тартарары, словно ничего не было. А он выживет, он живучий.
Оса и ориент вернулись к костру.
— Пижон, скройся с глаз! Слива, набери воды помыться. Жердяй, напои старика и определи на ночлег, — проскрипел тощий ублюдок и, когда братки испарились, подсел к Хлысту. — Ничего не хочешь сказать?
— За год я хоть раз облажался? — произнёс Хлыст, изо всех сил стараясь придать голосу ровное звучание.
— Нет.
— А тут сплоховал. Не заметил деда.
— Ну, да. Сплоховал.
— Обида душит.
— А я-то думаю: чего сидишь как на иголках? — Оса покатал жемчужину между пальцами. — Иди спать.
— Мы с Жердяем дежурим.
— И Жердяй пусть ложиться. Я сам подежурю.
Хлыст поднялся с камня, потоптался, разминая затёкшие ноги.
— Иди! — гаркнул Оса и, взяв хворостину, придвинулся к костру.
Озираясь, Хлыст направился к лачуге. Небо, час назад усыпанное звёздами, затянулось тучами, и непроглядная мгла окутала склоны провала. Было слышно, как волны бьются о каменную преграду. Их удары, как надрывное биение сердца, заглушали все звуки. Если бы люди Крикса решили напасть на лагерь сейчас, удача была бы на их стороне. Но бойцы будут сидеть в засаде в ожидании ракшадов, пока не поймут, что их обернули вокруг пальца.
— Хлыст, — прошипело из темноты.
Он зашёл за угол хибары. В руку впились мясистые пальцы Жердяя. Ухо обдало горячее дыхание.
— Я уложил старика в твоём бараке. Посторожи его, а я послежу за Осой.
— Смотри не профукай, — сказал Хлыст и побрёл в лачугу.
— Смотри не усни, — прозвучало в спину.
Даже если бы он целый день отбарабанил в каменоломне, всё равно бы не заснул. В соседней хибаре уже умолкли стоны каторжников. Вдоволь нашептавшись, слева и справа захрапели братки. А Хлыст ворочался на тюфяке и со страхом ждал, когда ориент попросит вывести его из лагеря. Но дед как лёг лицом к стеночке, так ни разу и не шевельнулся.