Когда все это прекратилось, мы долго молча вглядывались вдаль. Но волнения нигде больше не возникало, озеро было спокойно, нырнувшие бакланы так и не показывались.

Мы знали, что Сарезское озеро образовалось от того, что в долину Мургаба во время землетрясения со склона сполз гигантский оползень и перегородил долину. За этим оползнем, как за плотиной, образовалось длинное долинное озеро, заполнившее долину на 60 километров.

Мы знали, что озеро сначала все росло, но уже несколько лет уровень установился, так как вода нашла себе какие-то ходы в завале и фильтруется сквозь него Но где нашла себе путь вода, как она фильтруется через завал – этого мы не знали. Создает ли она при этом на поверхности воды воронки, всегда ли видны эти воронки, мы не знали, – ведь Это-то и должен был выяснить Воронов.

– И все-таки, – говорил Дима, – надо бы попробовать выяснить, где это в завале проходы, в которые уходит вода? Отчего это всасывающие воронки появляются только иногда.

– И как ты собираешься это выяснить?

– Да очень просто, у нас же есть акваланг, нырну и осмотрю завал.

– А ты не боишься, что и тебя всосет в какой-нибудь проход?

– Э, нужно осторожненько. Вы будете меня попридерживать на веревочке.

– Это, конечно, можно, – сказал я. – Только вот, не холодно ли будет?

– Авось ничего, – неуверенно произнес Димка.

– Это безумие, это сумасшествие, – заявил наш доктор, – я не допущу этого ни в коем случае.

После этого заявления Димка совершенно твердо сказал:

– Завтра сплаваю, девочки. Погляжу.

И на следующий день, около полудня у нас уже было все готово сейчас среди дня и вода была теплой и лучи солнца, круто падая в воду, лучше освещали каменные нагромождения завала, уходящие в темные глубины озера.

В воздухе было тепло, но осень явно чувствовалась и я вовсе не завидовал Димке, который в очках, в ластах и с баллоном сжатого воздуха на спине, готовился нырнуть. Мы тщательно натерли его каким-то кремом, а он, поболтав ногами в воде, невесело сказал: – Тепленько, прямо парное молочко. Затем сморщился и сказал "ррр!", всунул в рот трубку и нырнул в воду. С плота нам сначала было хорошо видно сквозь прозрачную воду как он, усиленно работая руками и ногами, уходил вдоль края берега вниз и в сторону. Потом мы перестали его видеть и только следили за постепенно уползавшей веревкой и пузырьками воздуха, выходившими на поверхность воды все дальше от плота.

Время тянулось медленно. И вдруг я, оглядывая гладкую водную поверхность, увидел, что к нам, как вчера, опять приближается полоса волнения. И когда эта полоса приблизилась к нам, веревка, на конце которой был Дима, быстро стала уходить в воду. Пузырьки удалялись от плота.

Напрасно мы дергали за веревку, тащили изо всех сил, испуганные этим приближающимся волнением, веревка не отвечала, застыв, и даже, к нашему ужасу, пузырьков стало как будто меньше.

– Тащите, тащите! – кричала Радиола. Но мы не могли вытащить Димку. А полоса приближалась к нам, прошла в нескольких десятках метров и двинулась вдоль залива.

И когда волнение воды отдалилось, веревка, на конце которой был Димка, задергалась – раз, два, три. Потом опять – раз, два, три.

Это значило – тащите меня, тащите!

Мы изо всех сил потянули веревку, но она шла с трудом, медленно-медленно. Или это только нам казалось.

– Включайте мотор! – рявкнул я Радиоле.

И мотор завелся с одного рывка, а мы с еще большей поспешностью начали выбирать веревку, и вот все ближе и ближе к плоту запрыгали на воде пузырьки. И, наконец, только в тот момент, когда полоса волнения, завернув, опять начала приближаться, голова Димки появилась над водой, он схватился за край плота и, вырвав изо рта распираторную трубку, хрипло сказал:

– К берегу! Быстро! Его всего трясло.

Мотор взревел от прибавленного газа, плот двинулся в глубь залива, выскочил на мелководье и быстро подошел к берегу. Мы спрыгнули с плота на берег, и Димка, схватив полотенце, начал торопливо растираться. Волнение воды продолжалось у входа в залив, вода буграми то поднималась, то опадала. Пальма бешено лаяла на озеро.

Это движение продолжалось минуты три, а потом стало удаляться в сторону южных берегов озера.

В это время уже растершийся спиртом Димка, оделся и перестал стучать зубами.

– Дима, что ты там видел? Что это? – спросил я.

– А черт его знает, – криво улыбаясь, сказал Дима. – Я опустился метров на десять и нашел щели между обломками, через которые вода уходила из озера… сначала испугался, чтобы меня не всосало. Как вдруг вода заволновалась, и я увидел что-то большое рядом с вами. Оно поплыло ко мне, и мне пришлось залезть в эти провалы, через которые вода уходит, а вы еще дергаете, тащите как сумасшедшие, так что я насилу удержался, чтобы меня не вытащили. Вот все руки в крови, ободрал, держась за камни.

– Что же это такое? – спросили мы.

– Да я сам не знаю, что это очень неясно. Что-то темное, длинное, эдак метров десять длиной. Вроде змея или сом огромный.

– Какая чушь! – раздался голос Радиолы. – Да сома, да еще большого не может быть здесь. Здесь ему и холодно и питаться нечем. Это просто всасывание воды.

– Без вас знаю, что нет и не может быть сома, – отвечал Димка, – ну уж и всасыванием это не объяснишь, что-то другое. Я и сам не знаю толком, что это было. А вы-то что-нибудь видели? По вчерашнему?

– По вчерашнему

– Странная штука. Но, знаете, я больше туда не полезу. Баста. Хотите – полезайте сами.

– Да тебя никто не посылает! – сказал я. – Да и времени нет. Нужно искать ребят. Северный берег мы осмотрели, завтра поедем вдоль южного.

Вечером настроение у всех было несколько угрюмое. Только Пальма была весела и деятельна. Радиола так хорошо накормила собаку, что та была уже не в состоянии есть и долго таскалась с оставшейся костью, не зная куда ее спрятать. Ей пришла гениальная мысль и она спрятала кость в мешке у нашего альпо-доктора. К нашему удивлению, это не вызвало никаких протестов, наоборот, Радиола умилилась:

– Смотрите, – говорила она, гладя собаку, – как она мне доверяет!.. Спускалась ночь. Ветер на закате совершенно утих и над озером стояла полная тишина. Только уже в темноте недалеко от лагеря раздался грохот, сопровождаемый резкими всплесками. Это в озеро катились камни очередного обвала.

Мы, выскочив из спальных мешков, поеживаясь, стояли, глядя на искры, сыпавшиеся от столкновения огромных камней.

Когда я залез в мешок, мне долго думалось о том, что геологические процессы идут скорее, чем мы думаем, что вот мы слышали и видели сейчас как творится рельеф. И что, вероятно, эти горы видели другие ландшафты, когда Памир не был так высоко, когда здесь было тепло и по этим склонам бродили тигры и кабаны, страусы и джейраны. А может, эти горы видели и саблезубых тигров, живших еще раньше, или даже гигантов-ящеров…

Под эти размышления я заснул.

Проснулся я рано. Погода резко изменилась. Дул пронзительный ветер, палатка тряслась. Я вылез из мешка, потому что меня вдруг кольнула мысль – не унесло ли наш плот. Но плот стоял на месте.

Наступившее утро ничуть не походило на вчерашнее, по небу на большой скорости шли облака, серые, рваные и в несколько слоев. Нижний слой – на восток, а более верхние – в самых различных направлениях.

На озере гуляли барашки.

Несмотря на крутую волну, мы решили двигаться, так как западный ветер был попутный, а горючего у нас было мало.

Наскоро позавтракав, мы погрузились на плот и, оставив в палатке записку, оттолкнулись от берега.

Едва выйдя на плес, мы сразу попали в сильное волнение. Полутораметровые белоголовые волны с размаху били и били нам в корму, заливая более половины плота. Нас едва не переворачивало, мы хотели вернуться, но это оказалось невозможным – мотор не мог выгрести против ветра. Высадиться же на скалы южного берега и переждать – было немыслимо, он был слишком крут и об него с яростным грохотом били волны.