– Ни в коем случае!

– Что ни в коем случае? – с удивлением, оборачиваясь к ней, спросил я.

– Это нельзя пить. Ни в коем случае.

– Что это? Айран? Почему нельзя?

– Даже странно задавать такие вопросы. Вы же не знаете от какой коровы молоко! Может быть бруцеллез!

– Что? – спросил Душанбай. – Моя корова нехорошая? Да моя корова чище и красивей любой девочки!

И Душанбай выразительно посмотрел на растрепанные волосы и грязный лыжный костюм альпо-доктора. И мы все дружно подняли кружки и опорожнили их. Айран был превосходен.

– Сумасшедшие! – буркнула Радиола, удаляясь в темноту. – Пора бы вам знать, что у местного населения возможны какие угодно заболевания.

Но мы не обращали внимания на эти слова.

Скоро поспел ужин, и, когда к костру собрались все, первым протянул чашку повару наш альпо-доктор. Но получивши свою порцию, Радиола Кузьминична вместо того, чтобы заняться едой, отправилась на ручей, охладила там чашку с супом и, к нашему удивлению, начала кормить из нее свою собаку. Мы переглянулись, и Димка, не выдержав, елейным голосом спросил:

– Доктор, чье здоровье вы взялись оберегать? Наше или собачье?

– Не вижу, в чем бы я должна помочь вашему здоровью, – отвечал доктор, – оно, мне кажется, ни в чем не нуждается.

– Напрасно вы так думаете, – отвечал Дима, – мое здоровье остро нуждается в той чашке супа, что вы скормили вашему псу. Вы могли бы обратить внимание, что я целый день шел пешком, чтобы вы могли ехать, а вы мало того, что приехали на моей лошади, но еще везли на ней собаку.

– Неужели вы не видели как Пальма поранила себе лапы на щебне? Не могла же она идти по таким острым камням!

– А я мог? – спросил Дима.

– Ну, ладно, Дима, – примирительно сказал я. – Хватит.

И мы замолчали.

– Слушай, – тихо сказал мне Дима, когда мы укладывались в спальные мешки. – На кой черт мы взяли с собой это чучело? Гони ее назад!

– Знаешь… неудобно как-то, – сказал я. – Да и неизвестно, что с ребятами? Вдруг там нужен медик? А?

– Ну, ладно, – сказал Дима, – черт с ней, может, действительно, пригодится.

Уже, когда я совсем засыпал, кто-то подошел ко мне и сел в головах. Некоторое время он сидел молча, а потом голос Душанбая произнес:

– Там, на озере, нехорошо! Наши охотники теперь туда не ходят…

– Почему?

– Нехорошо! – опять сказал он. – Я и сам не знаю толком. Но лучше не ходи!

– Но там ребята пропали… – сказал я. – Может, у них беда. Как же не идти?

Мы помолчали, потом Душанбай ушел.

Рано утром мы завьючились и тронулись к Сарезу. Доктор встал последним, когда мы уже вьючились, и сказал, что нужно делать зарядку.

– Мы уже сделали, – сказали мы.

Спустившись немного по щели, я оглянулся. На камне с поднятой рукой в прощальном приветствии стоял Душанбай. И мне вспомнилось его "Не ходи"!

Мы долго шли и шли вниз. Справа осыпи и слева осыпи и больше ничего. И по дну щели – камни, как огромные наколотые куски сахара, между ними глубокие расселины с острыми камнями, как бы специально сделанные, чтобы в них ломать ноги. И вот застряла нога у одной лошади, и мы с огромным трудом освобождаем ее. Затем второй, третий раз, и вскоре на камнях вдоль всей щели появляются капли крови.

Только в пять часов вечера весь наш измученный караван со страшным трудом добрался до берегов Сареза.

Мы быстро разгрузились, и караван сразу ушел назад, мы остались втроем.

Мы поели и принялись за работу.

Наш корабль был сооружен быстро, Мы сшили прочными веревками из брезентов два длинных мешка и набили их надутыми автомобильными камерами. Так у нас получилось два длинных поплавка. На этих поплавках мы устроили дощатый помост, а сзади укрепили подвесной мотор.

И уже к вечеру на воде качался наш плот.

Но закончили мы все сборы только, когда озарилась луной и заблестела как ртуть серебряная поверхность озера, а горы стали иссиня-черными, как бы вырезанными из густого мрака.

Но только стало светать, как наш плот, рокоча мотором, уже двигался вдоль северного берега озера.

Сначала мы плыли как по черному маслу, потом рассвет сделал его сначала темно-синим, потом синим и, наконец, бирюзово-голубым.

Мы целый день едем, осматривая все извивы берега, до самого вечера смотрим, обшариваем в бинокль все склоны, останавливаемся, шарим по берегу, но ничего нет.

Переночевав кое-как на выступе скалы, мы утром тронулись дальше и часов в одиннадцать достигли завала, которым замыкается западная оконечность озера. Здесь Сарез был широк, было где разгуляться ветру и волне. Синий-синий, но весь в пенных барашках кипел этот огромный водоем.

– Странное все-таки озеро, – сказал Дима, – почему оно такое мертвое? Ну ведь ничего, ничего не видно! Ни птиц, ни рыб! Рыба, положим, есть, но и ее мало. Почему?

– Может, слишком круты берега, – предположил я. – От этого мало водяных растений, значит, мало всяких рачков, следовательно, и мало рыбы.

– Все это правильно, – отвечал Димка, – но все же, посмотри, ведь даже чаек нет. Чаек! Бакланов тоже, вроде, нет. А ведь они встречаются на всех памирских озерах. Может, вода нехорошая?

Пройдя на плоту немного вдоль завала, мы обнаружили заливчик, хорошую гавань для нашего плота, а когда высадились на берег, то все радостно загалдели. Над заливом под высоким скальным обломком мы увидели и палатку и штабель ящиков.

– Воронов! Воронов! – закричали мы.

Но никто не вылез из палатки, а когда мы заглянули в нее, она оказалась пустой.

Судя по всему, палатка была покинута совсем недавно. Мы долго осматривали в бинокль окрестности, но видели только взволнованную воду да скальные крутые берега. Озеро непрерывно било крутыми пенными волнами в берег, и там и тут было видно, как оседали, сползали в облаках пыли целые полосы осыпей, куски скал, как они с орудийным грохотом обрушивались в воду.

В то время, когда мы в бинокль осматривали далекие окрестности, неожиданно раздался крик Димы:

– Видели вы дураков махровых? Смотрите друг на друга. Смотрите!

И когда мы недоуменно переглянулись, он встал и выдернул из расщепленного конца палаточного кола свернутую записку.

Записка гласила:

– Число?

– Нет числа.

– Мило. Ну во всяком случае, это нечто успокоительное.

– Смотрите! Смотрите! – неожиданно закричал Дима.

Отсюда с завала мы видели, как над озером появились бакланы и начали охоту за рыбой.

Спустившись на воду, бакланы растянулись в линию и со страшным шумом, хлеща по воде крыльями, широким фронтом двинулись к берегу. Чем ближе они были к берегу, тем сильнее хлопали крыльями. И вот в прозрачной воде озера заметалась рыба, загнанная в залив. Бакланы быстро приближались к мелководью, где в панике носилась рыба и уже начали ее пожирать, как вдруг нечто вроде водоворота втянуло одного из бакланов, потом другого. Нам казалось, что какое-то темное пятно передвигалось над поверхностью воды. И вода волновалась над ним, в ней возникали волны, бугры, провалы. Вода закипела, замутилась у края мелководья, за которым сразу начинались глубины, и вдруг бакланы один за другим поднялись в воздух.

– Что такое происходит? – сказал Дима. – Чего это бакланы вдруг удрали? И смотрите, сначала их было одиннадцать, сейчас, считайте, три, четыре, пять, шесть, семь? Только семь?.. Ну, бакланы охотятся за рыбой! А кто охотится за бакланами?

– А у меня такое впечатление, точно их втянуло под воду водоворотом, – сказал я. – Вот ведь и Воронов писал, посмотреть, что за волнение? Действительно, глядите, как-то странно вода волнуется, полоса волнения передвигается сейчас вдоль озера… Теперь завернуло… Пошло обратно к нам. Смотрите, уходит к южным берегам. Видите, удаляется вдоль берега? А!