Сирик хотела спросить: о чём это? Что значит "книга поведёт"? Как не дать себя перекричать?.. Но вновь хлопнула дверь, и в кухню, уставший, довольный, мокрый после умывания и румяный с холода, степенно вошёл Ивар. А потом не выдержал и бегом бросился к Мастеру и Сирик.

— У меня вышло! — воскликнул он. — У меня вышло, Мастер! Меня приняли в Высшую школу Гильдии. Сирик, слышишь?

Сирик повисла на его шее, Ивар радостно обнял её и устремил на Мастера тревожный, взволнованный, полный ожидания взгляд:

— Мастер?..

— Я горжусь тобой, Ивар.

— Ах, Ивар! — воскликнула Сирик, заглядывая ему в лицо. — Какой ты молодец!

— Идёмте ужинать. За едой и расскажешь, — велел Мастер. — Сирик, подогрей свой чудесный чай. Пока мы ждали, он успел остыть.

Сирик кинулась к очагу, а Ивар, восторженный и торжественный, неловко топтался на месте, пока Мастер поднимался из кресла. Не успела Сирик разжечь огонь, как Ивар, смущаясь, щёлкнул пальцами, и пламя под котелком взревело алым горячим вихрем.

— Переборщил, дружок, — усмехнулся Мастер, укрощая огонь. А Сирик, уже юркнувшая в столовую, позвала оттуда:

— Всё готово! К столу, Мастер, Ивар, к столу!

Ивар вдруг ощутил волчий голод и крикнул в ответ Сирик:

— Уже идём. Сирик, ты чудо! И какое же красивое у тебя сегодня платье!

Сирик, заалев, оглядела себя и только тут заметила, что из белого платье стало тёмно-бирюзовым, тяжелого бархата, а по рукавам мягким узором заструился туман, точно над костром. Но удивляться было некогда: в столовую вошёл Ивар, а следом за ним — Мастер, и Сирик захлопотала с чашками и приборами. Когда все уселись, она, вопреки правилу, опередила Мастера и произнесла:

— Приятного аппетита вам, Мастер. Приятного аппетита, милый Ивар. Поздравляю тебя!

Ивар смущённо улыбнулся:

— Сирик, я рад твоей похвале. Ждала ли ты меня?

— Конечно, ждала!

В этом Ивар был уверен и без её ответа. Да только в эту ночь он вдруг услышал, как мелодично звучит её голос, словно рассыпаются серебряные стёклышки. Ему хотелось слушать её ещё и езё.

— Ждала ли ты меня?.. — бездумно повторил он во власти нового звука, услаждавшего слух.

— Довольно, Ивар, — прервал его Мастер. — Сирик, выглядит великолепно. Приступим к трапезе!

Разная Сирик

Жизнь шла, и жизнь менялась. Кажется, и Дом был прежним, и светловолосый Ивар всё так же улыбался Сирик, и Мастер, как раньше, занимался с ними картографией, тактикой и историей колдовской науки. Но теперь он всё чаще отлучался из дома, а возвращаясь, всё больше времени посвящал Сирик. Да и Ивар, возмужавший, поднаторевший в колдовстве, не упускал случая, чтобы поделиться с подругой основами алхимии, умением ускорять рост или новой сказкой, услышанной от городских Мастеров. Перейдя в Высшую школу, Ивар стал уходить в город на целые месяцы, но и случалось это теперь не так часто. Зато когда он бывал дома, они с Сирик проводили долгие, интересные часы в лаборатории, куда Мастер наконец разрешил заходить обоим ученикам. Ивар знакомил Сирик с ингредиентами и травами, хранившимися в дубовых шкафах, раскрывал ей тайны металлов, маленькие слитки которых были спрятаны ячейках просторного ящика, рассказывал о составах и сплавах, что ему довелось увидеть и даже приготовить в школе.

— Сирик, ты просто обомлеешь, когда увидишь настоящую лабораторию Гильдии, — не раз повторял он, блестя глазами. — Это же настоящее чудо! Свет падает сквозь цветные витражи, тепло, словно в оранжерее, а бесконечные ряды полок и шкафов уходят вдаль, как будто в библиотеке. И никто не запрещает раскрывать шкафы, распахивать дверцы, громко говорить. Ах, Сирик, до чего же там волшебно!

Сирик замечает, что Ивар стал говорить по-другому. Изящней, осторожней, не переставая восхищаться тем новым, что узнавал в каждую свою отлучку.

— А как красив город, — добавляет он, закончив рассказывать о лабораториях и садах Гильдии. — Помнишь те высокие каменные здания, которые видно зимой с нашего двора? И это далеко не самые лучшие. На улицах центра строения ещё выше. Какая резьба, какие карнизы, Сирик! Как бы я хотел, чтобы ты увидела всё это!

Сирик и самой хотелось бы по-настоящему побывать в городе. Мало-помалу она осваивала книгу, подаренную Мастером, и видела, что Дом начинает подчиняться. Однажды ей удалось вывести его на давешний дождливый луг, а как-то раз даже упросить встать на окраине города, откуда видно и лес, и крайние улочки. И если уж она если она хочет и дальше управлять Домом, свой пыл путешествий придётся остудить. Сирик печально улыбалась, качала головой и отвечала:

— Когда-нибудь, Ивар. А пока расскажи лучше, что это за крайний пузырёк с лиловой наклейкой?

— О, это экстракт страсти, — с загоревшимся взором принимался объяснять Ивар. — Стоит пролить на кожу хоть каплю — и ты окажешься в плену своих страстей, мыслей и желаний.

— Мыслей и желаний, — словно эхо, повторила Сирик. Эти слова затронули старые струны памяти. — Мыслей и желаний… Ивар! — вскрикнула она. — Ивар, я вспомнила, как ты готовил желе, твоё первое блюдо, замешанное на магии!

Ивар удивлённо склонил голову:

— Да, помню. Что же тебя так взволновало?

Сирик и сама не понимала, чем её потревожила эта вспышка. Она попыталась объяснить, но вышло невнятно, словно лепет:

— Это будто кусочек прошлого… Я и позабыла об этом… Помнишь, как мы готовили вместе, как ходили на уроки в лес?..

— Помню, — лицо Ивара осветила ласковая улыбка. — Конечно, помню! А ещё помню, как ты любила составлять разные отвары! Отвар средоточия, отвар радости, отвар печали…

— Да, да, и я помню! Я ведь и сейчас часто завариваю Мастеру разный чай…

— А однажды ты так красиво рассказала мне о зелье, которое хочешь сварить. Что-то такое нежное и мятежное… как же это?.. Разум разрывает границы, буря над морем… Сирик, что же это было?

— Не помню, — недоумённо ответила она. — Ни капельки…

— Что-то свежее и весеннее, ты говорила, что зелье горчит, но сахара добавлять нельзя… Какое романтичное у него было название! Глоток нежности? Нет… Вспомнил! Глоток Надежды!

— Глоток Надежды? — повторила Сирик, словно слышала впервые. — Ивар, я совсем не помню, чтобы варила такое зелье.

— А ты его и не варила. Ты сказала, что это лучшее твоё зелье, которое ты ещё не приготовила.

Сирик пожала плечами и печально улыбнулась:

— Не помню, Ивар. Я много не помню… Часто думаю о детстве, и всё — словно в тумане. Помню только тебя, Мастера и Дом. А что здесь происходило — словно сквозь пелену.

Ивар посмотрел на неё с тревогой и нескрываемой нежностью:

— Не волнуйся, Сирик. Ты взрослеешь. Я тоже плохо помню детство.

Сирик мало удовлетворил ответ Ивара, но раздумывать было некогда: слишком много новых дел, много новых мыслей и бесед с Мастером появилось с тех пор, как Ивар поступил в Высшую школу. Времени на размышления не оставалось. А стоило бы…

***

Ивар мужал, росла Сирик, усмехался, глядя на них Мастер. Ивар освоился не только в Школе, но и в городе. Теперь, бывая дома, он много рассказывал Сирик об улицах и площадях, скверах, дворах, ратуше, ярмарке, рынке и парках, каруселях и фонарях вдоль вечерних дорог. В городе Ивар жил вместе с другими учениками Гильдии, и порой они проводили весьма весёлые вечера — такие весёлые, что Ивар задерживался в городе на день, а то и на два против обычного. Но, кроме привычной обстановки, тёплого очага, знакомых лиц и родных стен, в Доме появилось нечто новое, что тянула Ивара возвращаться скорее, отказываясь от городских развлечений. Этим новым была Сирик. И дело было не в том, что она стала относиться к Ивару иначе. Она сама теперь была иная. И каждый раз — новая. Ивар уже привык, что с недавних пор у Сирик меняются волосы: то у неё на голове огненная буря, до серебряные косы ниже плеч, то смоляные локоны в тон черносмородиновым глазам. Но теперь волосами дело не ограничивалось. Теперь менялась сама суть Сирик. Вернувшись из Высшей школы впервые, Ивар, охваченный впечатлениями, не сразу заметил перемены в своей подруге. Она стала веселей и беззаботней, лукаво заблестели глаза, пряди кокетливо выбивались из кос, а сама Сирик непривычно улыбалась, водя пальцем по этикеткам с названиями компонентов сплава, о котором взяла рассказать Ивар.