Изменить стиль страницы

— Сирик, — говорил Мастер. — Ивар — юноша-колдун, он сумел отворить калитку, а значит — вступил в силу и расцвет. Он не должен больше отчитываться перед Мастером, а потому я только гадаю, как он проводит время.

— Ну Мастер, — тянула Сирик, придвигая к наставнику очередное блюдо, приготовленное ею во время урока. — Уж до чего-то ты догадываешься!

— Хитрая Сирик, — довольно усмехался Мастер. — Конечно, догадываюсь. Но почему ты сама не спросишь Ивара о том, что он делает?

Сирик на минуту смутилась, но ответила:

— Он не любит об этом рассказывать, Мастер. А я не хочу спрашивать. Каждый раз он становится чуточку высокомерней от моих вопросов. Словно знает что-то такое, что недоступно мне.

— Но ведь так и есть, — заметил Мастер.

— Да, — с грустью ответила Сирик. — Но я же не виновата. Это вы не пускаете меня в город…

— А разве тебе не хватает дома? — спросил он.

Сирик улыбнулась: дома ей хватало. Зимой крыльцо выходило в городской сквер, правда, всегда пустынный, но такой заснеженно-красивый, таинственный и манящий дальними огнями. Осенью дом оказывался на пышной багряной опушке ласкового леса. Весь октябрь он просыпалась под щебет осенних птах, глядя, как облетают и редеют листья, как, трогательно-тонки, качаются на ветру голые прутья ветвей. Поздним ноябрём по ступеням крыльца можно было сойти в сырую глушь старого бора. Шаг от порога — и ты в кругу вековых сосен, которые видят сны о том, как станут мачтами кораблей. Всю зиму двор звенел голосами с дальнего катка, а весной расцветал ягодной поляной: облепиха и малина, клубника, черника и барбарис, морошка и ирга, смородина, крыжовник и земляника, вишня и черешня. Между летних солнечных ягод сочились родниковые ручьи, а к ним склонялись тяжёлые ореховые прутья, такие же спелые и крепкие, как в ту пору, когда орехам положено наливаться силой. Летние месяцы были любимой порой Сирик, но и в другое время она не унывала.

— Мне хватает дома. Но мне не хватает магии, — честно ответила она.

— Вот как, — задумчиво произнёс Мастер, оглядывая Сирик. — А разве ты не чувствуешь, что и дом, и его крыльцо, и сама ты магией просто полны?

— Чувствую, конечно, — рассмеялась Сирик. — Порой мне кажется, что я состою из магии насквозь, оттого мне и легко составлять новые чары — они будто отзываются на мои мысли. Но я бы хотела пользоваться ею, этой магией внутри. Магией внутри, — тише повторила она.

— А ты и пользуешься ею. Погляди, как уютен дом, как он спокоен и прочен. Это ты, маленькая хозяйка, делаешь его таким.

Сирик зарделась, довольная похвалой.

— Только не всегда понимаешь, как это выходит, — тихо добавил Мастер. И, не дав Сирик подумать, попросил: — А завари-ка мне чаю, милая Сирик. Давно я не отведывал твоих чудесных отваров.

Сирик, вдохновлённая словами Мастер ("маленькая хозяйка", "чудесные отвары", а главное — "милая Сирик"!), полетела заваривать чай. В её маленьком котелке на учебным очагом как раз настаивался чудесный чай, новый, тот, что не пробовал пока даже Ивар. Этот чай до поры до времени Сирик держала в секрете — такой он вышел ароматный и колдовской. Иногда Ивар возвращался из города расстроенным и усталым. Вот для таких-то случаев Сирик и выдумала новый отвар. Выпьешь его — и на душе спокойней. Но, уж коли Ивара рядом нет, а Мастер, похвалив её чаи, попросил что-нибудь заварить, значит, и честь пробовать выпадет ему.

— Этот чай зовётся "яблочный штрудель", — сказала она, ставя на стол две чашки, молочник, сахарницу и пузырёк с корицей. — Попробуйте, Мастер, и расскажите мне, что почувствуете!

Мастер взял чашку и внимательно глянул на Сирик.

— А ты растёшь, девочка моя. Уже не тот воробышек, что прежде. Но всё ещё мала.

— Пейте! — улыбнулась Сирик, и сама подвигая к себе чашку. Но Мастер взглядом остановил её. Движение бровью — и чашка Сирик исчезла вместе с яблоневым чаем.

— Я сохраню его про запас. Уж больно хорош аромат, — объяснил Мастер. А ты, если пожелаешь, отведай вот это.

На столе перед Сирик возникла чашка тонкого фарфора, цветом белее сахара и нежнее сливок. По ободу шла золотая кайма, а под ней гуляли светло-сиреневые стрекозы. Чашка стояла на таком же тонком блюдце с резной салфеткой. Тонкая ложечка дрожала, звеня о фарфор.

— Какая красота! — прошептала Сирик, разглядывая стрекоз.

— А ты попробуй, — подзадорил Мастер, любуясь ученицей.

Сирик взяла чашку, осторожно поднесла к лицу и осторожно понюхала, словно отвар или зелье.

— Чудесный запах… — и сделала глоток тёплого, сладкого, сливочного напитка. Это было совсем не похоже на то, что кипело в её котелке. Ни горьковатого привкуса, ни травяного вкуса, ни пряного аромата, а только чистая. густая, лучистая глубина нетронутого напитка.

— Что это, Мастер?

— Это самое большое волшебство. Это напиток, в который не вмешалась ни капля магии.

Сирик отпила ещё и вздохнула.

— Колдовство не всесильно, — прочёл его мысли Мастер. — А порой самое большое колдовство — его отсутствие.

— Верно, — прошептала Сирик, вдыхая тёплый густой пар. — Спасибо, Мастер.

В эту ночь она впервые не тосковала в опустевшей без Ивара комнате, не перебирала перед сном рецепты и чары, не вспоминала уроки тактики и географии. Сирик уснула быстро и спала крепко и без сновидений. Одну-единственную фразу услышала она во сне: "Милая Сирик".

Колдовство от души. Книга дома

Сирик в волнении порхала по дому. Она принарядилась: светлое платье, голубая лента в потемневших до цвета воронова крыла волосах. Ох уж эти волосы! Сколько неожиданностей они доставляли Сирик! То вспыхнут пылающе-рыжим, то украдут, запутают в прядях блестящее платиновое серебро, то лягут пепельной волной на плечи, а то взметнутся прежним каштановым буйством, как в детстве.

— Отчего это, Мастер? — не раз и не два спрашивала Сирик.

— А разве тебе не нравится? — удивлялся Мастер.

— Нравится, — мялась она. — Но странно ведь… Меняются, словно дом.

— Верно подмечено, — улыбался Мастер и тотчас переводил разговор на завтрашний урок, новую книгу или колдовские успехи Ивара.

Но если волосы были совершенно непредсказуемы, и раз в месяц, поутру, Сирик с трепетом заглядывала в зеркало, то домом она словно научилась управлять. Спроси её кто, как она это делает, — и Сирик не подобрала бы слов. Но напряжением воли, желанием и даже простым сном у неё выходило направлять крыльцо туда, куда ей хотелось. С каждым полнолунием открывались новые поляны, улицы и сады, а однажды Сирик вышла из дома и оказалась в месте, которого никак не могло существовать на самом деле, потому что только время она выдумала этот дождливый луг, мечтая о том, как Ивар наконец вернётся, и они отправятся гулять. Но луг существовал: она провела рукой по травам — на коже остались капли дождя. Вдохнула аромат и различила ноты мокрой земли, озона и влажных трав. Сделала шаг, ещё и ещё — и подошла к самой калитке, которую в давний памятный день приоткрыл Ивар. За калиткой простирался огромный луг, и ни одного дерева, ни рощицы не было на нём. Ровный, волнующийся под ветром, словно кто-то гладил его огромной невидимой ладонью или могучей грудью дышал на колышущиеся травы. Сирик дотронулась до калитки и, словно играя, качнула её. Ещё один маленький шажок — и она окажется там, за оградой двора, куда никогда в жизни не ступала. А собственно, почему бы нет? Ни Мастер, ни Ивар не запрещали ей уходить из дому. Так может быть… всего один шаг… Сирик толкнула калитку, и в этот же миг ударила такая молния, что она на секунду ослепла от вспышки. А за молнией тотчас упал ливень, тяжелый и ледяной, и Сирик опрометью бросилась к крыльцу, позабыв прикрыть калитку, позабыв оглянуться на чудесный страшный луг, выдуманный ею самой. Она не отважилась рассказать об этом Мастеру, но часто вспоминала и однажды даже решилась повторить: зажмурилась, стоя на крыльце в канун полнолуния, и из всех сил пожелала оказаться назавтра на том лугу. Наутро, с быстро колотящимся сердцем, Сирик вышла на порог и не смогла сдержать вздоха: перед ней желтел привычный октябрьский лес, тихим багрянцем светились дальние деревья, качались в вышине разлапистые изумрудные ели. Она стояла, с надеждой вглядываясь в просветы между стволами — вдруг мелькнёт тот луг? — и даже не заметила, как позади на крыльцо вышел Мастер и осторожно положил ладонь ей на плечо. Сирик вздрогнула, но Мастер ободряюще похлопал её и крепче сжал плечико в толстой кофте: