Люк принял душ, перекусил в Старбаксе и поехал на работу. В лаборатории царила довольно напряженная, нервная атмосфера. Стив посмотрел на Люка тяжелым укоризненным взглядом, но сейчас же отвел глаза. Ну давай, директор… скажи мне что-нибудь… ага, молчишь? Что и требовалось доказать. Люк сел за компьютер и тотчас же же все суетные мысли отошли в его сознании на задний план. Сейчас его интересовал только процесс. Все выглядело в пределах нормы. Люк защелкал мышкой, перед ним замелькали графики и диаграммы, он и не заметил, как прошло несколько часов. Захотелось есть. Надо было выйти поесть. Мимо шел Майкл Спарк, 28-летний натурал.

— Эй, Майк, пойдешь со мной в ресторан?

Парень не любил, чтобы его называли Майк, но Люк делал вид, что к нему это не относится. Майкл кивнул, но Люк знал, что на самом деле, если бы не надежда, что богатенький ювенал с расслабленным и неприятно мягким французским акцентом, заплатит за его ланч, он бы с ним ни за что не пошел. Да, заплатит он, заплатит, хотя Майкл и сам прилично зарабатывает… парень жмот! А с кем еще выйти. Геронты куда-то все разошлись. Он бы был не против выйти с Ребеккой, но она, дура, всегда с душкой Алексом. Интересно, знает ли она, что Алекс — ювенал, может и нет, Алекс старательно свой возраст скрывает. На самом-то деле товарищу за семьдесят. В лаборатории сидела одна Наталья, но с ней он идти никуда не хотел. Ювеналка Наталья была ему чем-то неприятна. Люк ни за что бы не признался себе, что она его раздражает своей агрессивной молодостью, неизбывным желанием всегда быть на высоте, красивой, независимой и желанной. И он того же хотел, но в другом человеке, особенно в женщине, эти амбиции его буквально бесили. Наталье 68 лет, она старше его на целых десять лет, а вовсе и не думает умирать. А его-то какие годы! Нельзя так часто раскисать.

Они с Майклом вошли в небольшой ресторан недалеко от университета. Выбор Майкла — вокруг одни молодые, но наметанным взглядом Люк различил разницу: молодые-то, они молодые, но все эти ребята вокруг были не ювеналами, как он, а натуралами. Они были молодыми, а не выглядели ими. У Майкла здесь были знакомые, кто-то подходил к их столику, Майкл отходил, с кем-то шептался. Люку казалось, что на него косо смотрят. Он знал, что в прекрасной форме, обычно никто не замечал разницы. Да и не было никакой разницы между натуралом и ювеналом. Внешне не было. Впрочем потом, как только он начинал с ребятами разговаривать, все становилось ясно. Лица собеседников замыкались, становились настороженными и недобрыми. Люк бы поел и ушел, но Майкл скорее всего ребятам его «продал», нарочно сказал, что он пришел сюда с ювеналом. Вот зачем он так сделал? А затем, что он их всех ненавидит. Майкл никогда с ним о таких вещах не говорил, но Люк повидал жизнь, знал людей и чувствовал, что его подозрения не напрасны. Плевать он хотел на их неприязнь.

Люк родился в Женеве в 72 году, в довольно состоятельной семье. Его отец служил начальником довольно большого отдела в одном из крупнейших банков страны Готтингер и Ко. Папаша управлял огромным суммами частных капиталов, ценными бумагами, давал инвестиционные консультации. Отца Люк видел редко, так как штаб-квартира банка располагалась в Цюрихе, и там у отца была огромная квартира. Мать в Цюрихе жить отказывалась и жила с Люком и его старшей сестрой в старинном фешенебельном Ньоне. Забот о деньгах у него не было по определению, и поначалу он попробовал жить жизнью великосветского юноши-мажора: девушки, лучшие курорты, которые он посетил в Европе все до одного, каждый раз с разной девушкой. Когда горные лыжи стали обыденностью, Люк занялся формулой-1, бобслеем. В какой-то момент, когда адреналин от экстремальных видов спорта перестал забавлять его, выяснилось, что жить довольно скучно. Отец много раз заговаривал с ним об университете, серьезной специальности. Отец явно хотел, чтобы он пошел по его стопам, и именно поэтому Люк выбрал медицину. Швейцария тут не могла ему ничего особо престижного предложить, и он закончил университет Луи Пастера в Страсбурге, получив диплом врача. Специализировался в интенсивной терапии и проработал несколько лет в университетской клинике Дени Дидро в Париже. Потогонная, изнуряющая, по сути довольно неблагодарная работа, которая к ужасу Люка начинала его раздражать. Он был слишком красив, подвижен, жизнелюбив, избалован всем самым лучшим, что может предложить богатому молодому человеку современная цивилизация.

Люк работал на автомате, следуя давно выработанным протоколам, его голова была свободна от усилий. Он начал посещать психолога, жаловался на головные боли, плохой сон и безотчетную тоску. Доктор говорил, что ему бы следовало сменить обстановку. Люк уехал в Америку и закончил аспирантуру в Гарварде. Блестяще защитившись по одной из самых перспективных тем в биохимии, он навсегда потерял интерес к практической медицине. Занятия наукой заставляли его забывать о банальности жизни и бесконечной погоне за удовольствиями, которые изнуряли больше, чем давали наслаждение. Но посвящать все свое время лаборатории у Люка тоже не получалось. О женитьбе он даже и не думал, рано ему еще «в стойло». Образцовым отцом семейства ему никогда не стать. Неменяющаяся картинка семейного обеда наводила на него ужас. А жизнь такая короткая, как получить от нее максимум? А тут опыты по продлению человеческой жизни, о которых Люк много и с интересом читал в специальных журналах, стали предметом коммерческого использования. Сначала безумно дорогие, потом гораздо более доступные для людей, эти методики рекламировались и мало-помалу завоевывали все большую популярность. В начале двухтысячных Люку было уже больше тридцати и надо было решать: ничего не делать, как не делали его родители, очень долго жить, постепенно старясь, или прожить сравнительно короткую, но яркую жизнь на гребне своих интеллектуальных способностей, молодым, красивым, полным жизни и энергии. Трудное решение, Люк никак не мог его принять. Уходить из жизни на пике свершений или тянуть ее почти до бесконечности, превратившись в убогую развалину, у которой из всех жизненных функций дольше всего остается функция мозга. Человек-мозг, лишенный эмоций и страстей. Ничего не делать? Но тогда уже через 15–20 лет твои мышцы станут дряблыми, под глазами появятся мешки, женщины станут безразличны, или еще хуже начнут привлекать и одновременно пугать, когда ты станешь рабом виагры и однажды подохнешь от сердечного приступа из-за передозировки прямо на любовнице.

Однажды утром после довольно краткого и неспокойного сна, Люк принял решение. Не стареть, оставаться молодым, совершать то, что суждено совершить, не теряя времени, которого отпущено немного. Но так даже интереснее, некогда прохлаждаться, надо жить настолько интенсивно, насколько позволит потенциал, а у него он огромный. По-настоящему близких людей у Люка не было и советоваться он ни с кем не стал. Родители к тому времени умерли, разбились на машине, оставив им с сестрой огромное состояние, которое Люка интересовало довольно мало. Сестра решила быть натуралкой, ей было уже далеко за шестьдесят, но Люк знал, что она скорее всего его переживет и ее детям и внукам останутся их общие деньги. Да, какая разница.

Он работал сейчас в Университете Джона Хопкинса, в одной из самых продвинутых лабораторий мира. Их программа по выращиванию искусственных органов субсидируется правительством. Скоро наступит пятница, осталось три дня, и больному пересадят печень, которую они сделали. За свою часть работы можно было не беспокоиться, но по мере того, как приближался день Д, когда их органу нужно будет работать и выполнять в теле все свои функции, Люк тревожился все больше и больше.

Чтобы отвлечься, он постарался думать о своих очередных удовольствиях. На этот раз его привлекала покупка новой квартиры в Эмиратах, в центре Дубая. Он будет брать отпуск и жить в квартире будущего. Вот что он будет делать. Подождут его, ничего, имеет же он право на отдых. Имеет. И вообще, надоел ему этот убогий Балтимор, провинциальный, неразвивающийся… хулиганские банды вечно чем-то недовольных черных парней… богатые старые особняки в зелени, церкви, синагоги, костелы, респектабельные общины коренных американцев. И эта их гордость: харбор! Да, чем тут гордиться, живут и не знают, что в мире есть набережные и покрасивее. В жизни он бы тут не жил, если бы не Хопкинс, а Хопкинс — это фирма.