Дело было так: группа истребителей соседней с нами части, вылетев по вызову рации наведения, появилась над полем боя как раз в тот момент, когда смешанная группа самолётов противника, состоящая, примерно, из семидесяти машин, приближалась к линии фронта. Было видно, как наши лётчики намеревались было атаковать немецкие бомбардировщики. Но сильный эскорт истребителей сопровождения сразу связал их боем. Наш воздушный патруль дрался храбро. Но всё же своей основной задачи он не решил. Около сорока минут он вёл напряжённый бой с «фокке-вульфами» и сбил несколько вражеских самолётов. Но, связавшись с ними, он упустил «юнкерсов», которые успели произвести бомбометание. Часом позднее воздушный патруль другой части в этом же районе тоже потерпел неудачу.
Собрав свою часть на аэродроме и кратко обрисовав воздушную обстановку, я сказал, что если мы хотим достичь толка в наших действиях, — нужно быстро перестраивать свою тактику и усиленно поработать. Если враг летает крупными группами — значит, и мы должны изменить свои боевые порядки.
Главное было в том, чтобы не только парировать приёмы немцев, а энергично навязывать им свою тактику. Мы стали строить боевые порядки из нескольких эшелонов истребителей. Такой метод позволил нам вести борьбу с истребителями прикрытия и, главное, создавал все предпосылки к максимальному уничтожению бомбардировщиков.
Первый же боевой день, построенный на основе действий более крупными группами, принёс нашим истребителям реальный успех. Мы сбили тридцать немцев, потеряв при этом только один самолёт. Вскоре, несколько понизив интенсивность своих полётов, немцы стали действовать более расчётливо и осторожно.
Наши лётчики, патрулируя над полем боя, заметили необычный боевой порядок «юнкерсов». Они шли к линии фронта в трёхъярусном построении. Это несколько напоминало знаменитую «этажерку» — боевое наше построение в воздушном сражении на Кубани. Теперь немцы, заимствовав у нас «этажерку», механически применили её для бомбардировочных действий. Замысел противника был понятен. Идя уступом тремя группами на разных высотах, немцы рассчитывали на то, что хоть одна из трёх групп пробьётся к цели.
Этот приём не принёс успеха. Вражескую бомбардировочную «этажерку» уверенно разбивали «этажерки» советских истребителей, отлично научившихся драться в сложном групповом воздушном бою. Боевой счёт каждого из наших лётчиков быстро возрастал. Так, в лётную книжку Клубова за пять дней боёв было записано девять уничтоженных им немцев.
Многоэшелонным боевым порядком, организацией боя в нескольких ярусах, умелым управлением по радио и целеустремлённым использованием радиолокационных средств в описываемом сражении мы разбивали все замыслы врага. Сильная Ясская авиационная группировка немцев была разгромлена.
По окончании заднестровского воздушного сражения наша гвардейская часть была включена в состав соединений, коим предстояло нанести врагу шестой удар сорок четвёртого года, удар, которым были разбиты немецкие войска под Львовом, освобождена от гитлеровцев Западная Украина, форсирована Висла, образован мощный плацдарм западнее польского города Сандомира.
Командующий отвёл нам аэродромы, находившиеся в непосредственной близости от передовых позиций. Отсюда, встав на крыло самолёта, можно было и без бинокля увидеть немцев, их траншеи, наблюдательные пункты. Мы хорошо замаскировали свои машины, стараясь ничем не выдать своего присутствия. Эта предосторожность оказалась далеко не лишней. Прямо против нашей полевой площадки в немецком расположении стояла большая деревянная вышка, сооружённая, повидимому, ещё давно — для топографических работ. Через день или два после нашего прилёта на этой вышке появились немецкие наблюдатели. Отблески стёкол стереотруб говорили о том, что немцы обосновались на этой вышке с определёнными целями: они следили за всем, что делалось в нашем расположении. На соседнем, также вплотную придвинутом к переднему краю аэродроме стали периодически рваться снаряды тяжёлой немецкой артиллерии. Нас же немцы не обнаружили и не обстреляли ни разу за всё время, пока не началось наше авиационное наступление.
Авиационное наступление! Это был классический метод содействия сухопутным войскам во взломе неприятельской обороны, в борьбе за овладение всеми ключевыми позициями, в преследовании разбитого противника. Первыми вылетели неутомимые ночные бомбардировщики. Потом, за несколько часов до генеральной атаки пехоты и танков, усиливая эффект артиллерийской подготовки, на вражеские позиции устремились многочисленные эскадрильи бомбардировщиков. Тяжёлыми фугасными бомбами они разрушали неприятельские доты и дзоты, наносили удары по штабам, командным пунктам, узлам связи, резервным группировкам. Точно в назначенное время, перед самым началом атаки, над полем боя появились штурмовики. Их много. Они идут и идут, прижимая своим огнём вражеские войска к земле, они не дают им возможности поднять голову.
Артиллерия и авиация переносят огонь в глубину, а пехота и танки, прикрытые этим артиллерийско-авиационным огневым валом, устремляются в атаку. Взята первая траншея, вторая. Бой идёт в глубине неприятельской обороны. Его с неослабевающей интенсивностью поддерживают бомбардировщики и штурмовики. Теперь они действуют более мелкими группами, выискивая цели, которые прежде всего следует поразить, чтобы помочь атакующей пехоте и танкам. Потом начинается преследование отходящего противника. Довершая его разгром, бомбардировщики и штурмовики непрестанно прочёсывают дороги, ведущие в неприятельский тыл, настигают врага на переправах.
Мощь авиационного наступления не только в количестве участвующих в нём самолётов, — в сорок четвёртом году для этого поднимались тысячи наших бомбардировщиков и штурмовиков, но и в слаженности действий всех видов авиации, точности выполнения приказов, инициативе и находчивости всех командиров, всех лётчиков.
Перед нами, истребителями, наступление ставило точно очерченные задачи. Главное было в том, чтобы прочно удерживать господствующее положение в воздухе. Вытесняя с поля боя вражескую авиацию, мы должны были надёжно охранять наши войска от контратак воздушного противника, обеспечить полную свободу действий своей авиации.
Путь к Висле памятен мне несколькими ожесточёнными воздушными боями. Особенно запомнился тот, в котором мне пришлось действовать вместе с лётчиками Речкаловым и Трудом. Каждый из нас возглавлял четвёрку самолётов, стало быть, в «этажерку» нашего воздушного патруля, охранявшего танковые части, входило двенадцать самолётов. Немцев же, которых мы встретили на своём пути, было около сорока. Тут были «юнкерсы-87» и бронированные «хеншели-129» и истребители. Увидев нас, немецкие бомбардировщики сразу встали в оборонительный круг. Кольцо, созданное ими, растянулось на несколько километров. Труд связал боем истребителей сопровождения, гоняя их в двух ярусах — под облачностью и над облачностью. С одной стороны, это было хорошо, но с другой — плохо: немецкие истребители, спасаясь от атак, выскакивали из облачных «окон» вниз и мешали действовать моей четвёрке.
Кольцо, образованное «юнкерсами» и «хеншелями», огрызалось огнём. Подступиться к нему снаружи было очень трудно. «Ну что же, — подумал я, — нельзя снаружи — возьмём изнутри».
Впоследствии мне говорили, что это было слишком смело — войти внутрь вражеского круга. По крайней мере до этого дня ещё никто из лётчиков нашей части не применял такого способа борьбы с противником.
…Нисходящим манёвром сверху мы попарно вошли в кольцо немецких бомбардировщиков. Атаки изнутри сломали все расчёты фашистов на их круговую оборону. Вести интенсивный огонь внутри круга они почти не могли, опасаясь поражения своих. Стеснённость же в манёвре, которую, конечно, испытывал каждый из лётчиков нашей четвёрки, компенсировалась хорошим владением машиной.
Первая выпущенная мною очередь сразила один немецкий бомбардировщик. Начало есть! Но в это время между мною и Голубевым оказывается изгнанный Трудом с верхнего яруса «фокке-вульф». Он атакует меня сзади. Голубев не может открыть огонь — боится, что его трасса пройдёт и по моей машине. Правую плоскость моего самолёта рвут вражеские снаряды. Резко переломив машину, я уклонился от огня, а больше немцу стрелять не пришлось: его тут же свалил ведомый Жердева.