— Что ваши остроносые! — горячо говорил один из них. — Вот в нашей эскадрилье самолёты — это да! Чуть тронешь на себя ручку — в небе тает.

Собеседник, видимо, более медлительный по натуре человек, подумав, ответил:

— Попробуем. Глазом не моргнёшь, как на втором вираже в хвост встану.

Слушая это безобидное, по существу, препирательство, я невольно припомнил первые месяцы войны. Тогда возле авиазаводов с парашютами и чемоданами толпились пилоты-«безлошадники», терпеливо ожидая, когда с конвейера сойдёт очередной самолёт. Они согласны были взять машину даже с мелкими недоделками, лишь бы летать.

Канули в прошлое те тяжёлые времена. Теперь было из чего выбирать.

Я пришёл на авиационный завод, который создавал знаменитые «лавочкины». Моё знакомство с конструктором до этого было заочным: я летал на его истребителях первой конструкции, переписывался с ним.

Лавочкин подверг меня буквально допросу. Его интересовало мнение лётчика-фронтовика решительно обо всём, что составляет силу современного истребителя.

Конструктор доверил мне свой модернизированный истребитель. Поднявшись в воздух, я испытал его. Лавочкину мало было услышать положительный отзыв о своём самолёте — он требовал суровой критики, советов.

С огромным уважением я простился с неутомимым творцом истребителей.

Вместе со своим напарником Голубевым я привёл на фронт учебную модель нового «лавочкина». И сразу же, вдогонку нам, из центра пришла телеграмма: мне предписывалось вступить в командование всей нашей гвардейской частью. Со всей силою передо мною встали новые, чрезвычайно ответственные и большие задачи. Теперь я должен был выступать в борьбе с врагом не только как лётчик, а как лётчик-командир большой авиационной части.

Справлюсь ли с новым порученным мне делом? Личная боевая опытность — это ещё далеко не всё, что требовалось командиру. Но я знал — мне помогут старшие офицеры, помогут сами лётчики, крыло к крылу с которыми я провёл три года войны, поможет партия. С этой уверенностью я повёл свою часть в новые бои с врагом. Мы полетели туда, где тысячу дней назад начинали драться с немцами, — за Днестр.

Да, весной сорок четвёртого года мы вернулись за Днестр. С каким волнением лётчики-ветераны ступили на родное лётное поле! Старый полевой аэродром на границе вызвал в каждом из нас целый рой мыслей. Мы всюду искали следов прошлого. Вот обвалившийся блиндаж — здесь был командный пункт; вот наша землянка с сорванной с петель дверью; вот гречишное поле за аэродромом. И над всем этим — синее южное небо, в котором произошла наша первая воздушная схватка с немцами. Сколько за эти годы пройдено, сколько мучительного и горького пришлось пережить! И как отрадно вновь вернуться сюда зрелыми, всё испытавшими: и горечь утрат, и радость побед. Мы вернулись на границу, взяв в свои руки господство в воздухе. Мы стали хозяевами неба.

Летняя кампания сорок четвёртого года — воздушные бои под Яссами и на Висле, в которых принимала участие и наша часть, — наглядно показала, насколько наши авиационные силы, материальные и людские, стали преобладать над силами противника. Дело не только в количественных изменениях, речь идёт о больших качественных сдвигах. Советские войска наносили противнику сокрушающие удары на земле, и это находило своё отражение в воздухе.

В боях под Яссами отличились многие лётчики нашей части. Они диктовали свою волю врагу, создавали нужную для наших сухопутных войск воздушную обстановку. Немцы упорно стремились вырвать инициативу из наших рук. Это касалось не только отдельных частных боевых эпизодов, но было заметно и в более широких оперативных масштабах. Например, враг широко стал прибегать к созданию ударных авиационных группировок. За счёт второстепенных, более спокойных районов эти группировки сосредоточивались на угрожаемом направлении. Немецкое командование организовало для этой цели несколько «кочующих» эскадр, которые перебрасывались с одного аэродромного узла на другой именно туда, где воздушная обстановка складывалась особенно остро. Нашей части не раз приходилось встречаться с этими ударными эскадрами немецкой авиации. «Старых знакомых» мы узнавали по жёлтым кокам винтов, фюзеляжам, разрисованным тузами, кошками, стрелами, и по боевым приёмам пилотов. В основном это были такие группы немецких асов, как «Удет», «Рихтгофен», «Мельдерс», «Ас-пик», и другие, действовавшие почти на всех участках фронта.

Бои за Днестром, в которые мы вступили что называется с ходу, едва успев перебазироваться на свои старые аэродромы, были весьма показательны. Нашим лётчикам приходилось навязывать врагу по шесть-семь воздушных боёв в день. Причём почти каждый новый вылет в тактическом отношении значительно отличался от предыдущего.

Пытаясь начать контрнаступление на южную группу наших армий, освободивших часть Бессарабии и вплотную пробившихся к Яссам, немцы ещё до ввода в дело крупных пехотных и танковых сил повели здесь своеобразную силовую разведку в воздухе Они намеревались, повидимому, как можно основательнее прощупать нашу авиацию. Враг варьировал тактику, применял различные ухищрения.

Помню день, когда я, прибыв в новый район, выехал на передовые позиции, чтобы ознакомиться с обстановкой.

На этот раз немцы перед отрядами бомбардировщиков послали несколько групп истребителей. Казалось, «мессершмитты» просто-напросто собрались штурмовать боевые порядки наших наземных войск. Однако это было не так. Как только наши «лавочкины» — это был воздушный патруль ныне трижды Героя Советского Союза Ивана Кожедуба — вступили в бой, немцы разбились на две партии. Одна из них, отбиваясь от атак «лавочкиных», начала оттягивать их от Днестра на северо-запад. Другая же группа немецких истребителей, отнюдь не ввязываясь в активную схватку, заняла позицию несколько в стороне от очага воздушного боя.

«Повидимому, каждая из групп немецких самолётов имеет свою задачу, — сразу мелькнуло у меня в голове. — Но какую именно?»

Спустя несколько минут всё выяснилось. Как только основные силы наших истребителей ввязались в бой и начали преследовать вражеские самолёты, уходившие в северо-западном направлении, на горизонте появились отряды «юнкерсов-87». Они держали курс к днестровским переправам. Вот оно что! Значит, «мессершмитты», охотно вступавшие в бой, служили своеобразной «приманкой» и отвлекали воздушный патруль от объектов прикрытия. Тем временем вторая группа немецких истребителей, которая не ввязывалась в бой, но в то же время и не уходила от Днестра, должна была охранять действия своих пикирующих бомбардировщиков.

И всё же замысел гитлеровцев провалился.

Выручил командир соседней истребительной части, находившийся на переднем крае. Его наблюдательный пункт был в достаточной степени оснащён различными средствами радиолокации и имел хорошую радиосвязь с аэродромами. Следя за противником и разгадав его уловку, он тотчас же вызвал группу дежурных истребителей. Те сидели на площадке «подскока», расположенной в нескольких километрах от линии фронта. Внезапно появившиеся «яковлевы» ударили по немецким бомбардировщикам, а воздушные патрули, уже ранее находившиеся в воздухе, напали на обе группы немецких истребителей. Скоротечный бой принёс нашим лётчикам победу.

С переходом врага в контрнаступление в небе под Яссами вспыхнули ожесточённые бои. Они сразу же переросли в короткое, но весьма напряжённое воздушное сражение.

Стараясь воздействовать на всю тактическую глубину наших наземных войск, враг поднял в воздух свои лучшие истребительные и бомбардировочные эскадры. В первый день сражения немецкие бомбардировщики появились над полем боя на средних высотах. Они шли крупными группами, эскортируемые истребителями. Последние преимущественно были «фокке-вульфами» — машинами с тяжёлым пушечным вооружением, обладавшими хорошими лётно-тактическими данными. Тактика массированных бомбардировочных ударов, обеспечиваемых сильным истребительным сопровождением, обязывала наших лётчиков противопоставить врагу свои, более эффективные приёмы борьбы. Было бы ошибочно думать, что мы нашли их сразу. Нет, так в боевой действительности не бывает. Первый день сражения не для всех был удачным. Мне он хорошо запомнился, ибо ещё раз подсказал необходимость всестороннего анализа каждого боя.