Аня долго не спала. Сходила в «гостевой» душ, долго устраивалась на новом месте, потом заснула, а утром проснулась, ни разу не встав. Феликс уже давно сидел за компьютером и читал газету. Он был в ровном настроении. По молчаливому соглашению они не стали обсуждать Анин переезд в другую комнату. Все и так было ясно, хотя они оба поняли, что в их отношениях наступил другой этап, который еще нуждался в осмыслении.
В это утро Ане впервые пришла в голову мысль о самоубийстве. Она лежала на диване и вновь прокручивала в голове свое ночное ощущение гадливости по-поводу ласк Феликса. Если Феликс для нее уже не муж, Саша, Катя и Лида — не дети, малыши — не внуки … то, с кем ей жить? Тех людей, с которыми она дружила, жила … не было на свете, новых друзей она уже не приобретет и что …? Зачем все это? Зачем подвергать свою семью таким вычурным, несправедливым испытаниям. Как они будут себя вести? Она убедится в их благородстве или трусости? В их сострадании или неприязни? А надо ли ей «убеждаться»? Для чего? Лучше уйти из жизни, пока она еще может это сделать, пока она вообще знает, чего хочет. Раз уж так получилось … Она не станет длить этот кошмар. Его никто из ее семьи не заслужил. Не нужно ребятам и Феликсу быть с ней до конца. В ее власти прервать эту пытку.
От мысли «зачем», Аня перешла к мысли «как». Она и раньше для интереса размышляла о своем «личном» способе: отравиться, удавиться, застрелиться … Думала она об этом с иронией, даже и мысли не допуская, что она на такое пойдет. Но все-таки, вот, если бы … как бы она … Пару лет назад, она ехала с работы и остановилась в нескончаемой пробке на въезде на мост. Долго было непонятно, что случилось, а потом кто-то заглянул в машину и сказал, что какая-то тетка стоит на мосту, перелезла через парапет и готовится соскочить в реку. Приехала полиция и ее пытаются отговорить. Нет, какой бред. Такое Ане не подходило, слишком публично и пахнет дурновкусьем. Повеситься? Нет, страшно и некрасиво. Надо принять таблетки, снотворное. Сделать это с утра и когда Феликс придет с работы, будет поздно что-либо делать. Просто заснуть и не проснуться. Не надо никакой записки, и так будет ясно, почему она это сделала. Да, вот такой банальный, женский, бескровный способ Ане подходил больше всего. Она даже встала и пошла посмотреть в тумбочке, сколько у нее таблеток. Там было штук пятнадцать, должно хватить. Потом она включила интернет и нашла специальный сайт, где самоубийц «учили» убиваться. Аня улыбнулась, оценив собственное непропавшее чувство юмора. … Ну, да … пятнадцать таблеток — будет нормально. Аня привыкла все продумывать. Когда мысль о возможности все сделать по своему выбору и желанию оформилось в ее сознании, ей стало как-то легче. Да, придет время и она сама «уйдет», не будет ждать непонятных метаморфоз. Раз … и все!
План вообще был безупречен, потому что Аню никто не торопил, она могла исчезнуть, когда сама захочет, когда поймет, что пора. Вот сейчас еще было еще не пора. Аня пошла ходить на тренажере. Движение пошло ей на пользу. Она приняла долгий душ, смотрелась в зеркало, рассматривала свое тело и лицо. Да, в последнее время она не находила в себе никаких изменений. Вот и хорошо, просто отлично.
Аня позвонила Лиде и они поговорили о разные пустяках, договорились сходить посмотреть себе какую-нибудь обувь. Лида спросила, как папа. При чем тут папа? Аня только потом поняла, почему Лида о нем спросила: папа же был «старый», на что-то жаловался, когда они виделись в последний раз, а о ее-то здоровье зачем спрашивать. Кто таких «кобыл», как она, об этом спрашивает?
В прошлое воскресенье вся семья каталась с детьми на велосипедах. Их с Феликсом конечно не приглашали. Потом все пришли к ним, усталые, наполненные гордостью собой и долго весело ужинали. Даже маленький Яшка катался со всеми. Аня зачем-то собралась в Костко тоже посмотреть себе велосипед. Она видела там замечательные женские велосипеды за двести долларов. Купить что ли … Двести долларов немало, но … Феликс ей не откажет. Тут была другая проблема: у Феликса тоже не было никакого велосипеда, но он и не собирался его себе покупать. Двигаться он стал минимально и все свободное время проводил за ненавистным телевизором. Если Аня уедет на целый день с детьми, ему придется проводить выходный одному. Может он был бы и не против, но сколько им еще осталось таких воскресений вдвоем. Ане стало его жалко, к тому дети ее на велосипедах с собой не приглашали, хотя и знали что ей это вполне по силам. А может потому и не приглашали, что знали, что она согласится. К чему все эти рефлексии? Скорее всего Аня преувеличивала их нежелание с собой общаться.
На улице было позднее нежаркое утро. Выйдя на порог, Аня привычно отметила, что здесь у них вовсе не чувствуется близости города, нет ни улиц, запруженных автомобилями, ни снующих прохожих, ни витрин … Тихо шелестят кроны высоких деревьев, над их балконом свисают ветви диких вишен, на которых уже зреют липкие горько-кислые вишенки. Скоро будет невозможно сидеть за столом на улице из-за ос. Было так хорошо и спокойно стоять в этом чистом прозрачном воздухе, что мысли о смерти, «уходе», добровольном или нет, совершенно Аню покинули. Все-таки она решила съездить в Костко. Не только из-за велосипеда, там вообще было интересно.
Она пошла наверх в спальню, тщательно выбрала одежду, надела узкие джинсы и майку, с удовлетворением поглядев на свой аппетитный, голый живот, видневшийся между майкой и поясом. Сколько мужчин мазнут сейчас по ней взглядом в магазине. Ане заранее улыбалась.
Проезжая мимо почтового ящика, она забрала почту. В груде никчемных писем и рекламы выделялся большой, увесистый желтый конверт. На нем был официальный гриф ФБР и прямоугольная печать «confidential», т. е. «конфиденциальная информация». Странно, как это они просто посылают мне что-то по почте, а вдруг его другие люди откроют. Потом Ане пришло в голову, что никто ни под каким видом такой конверт не откроет. Люди боятся ФБР, и ни за что на свете не станут связываться с местной «конторой», точно, в ее представлении, такой же, как и та, советская Контора, с которой она сталкивалась, и которую тоже все боялись.
В магазин ей ехать резко расхотелось. Аня вернулась домой и распечатала конверт. Там было официальное приглашение в штаб-квартиру ФБР в Куантико, в Вирджинию для прохождению тестов, биометрических анализов. Тон приглашения был любезным, безликим, однако не допускающим ни тени сомнений в том, что Аня может не приехать. Прилагался билет на Дельту. В Вашингтоне ее будут встречать. Поездка предполагалась в начале июля, через две недели. Был указан телефон, по которому следовало позвонить в случае непредвиденных обстоятельств или если есть вопросы. Никаких вопросов у Ани не было, был только один: а если она не поедет … но она знала, что поедет, никуда не денется. В первую минуту она даже не могла понять, хочет она ехать, или нет. Потом подумала, что скорее хочет: о ней не забыли, будут ею заниматься, может дадут какие-нибудь прогнозы или уточнения, вдруг скажут что-нибудь обнадеживающее. Во всяком случае никто в Куантико не будет делать вид, что «все хорошо, прекрасная маркиза». С другой стороны … вечно было это проклятое «с другой стороны»… С другой стороны ей, ведь, тоже иногда удобно было делать вид, что все хорошо. Тут она со своими, рядом Феликс, а там … все чужие, и она им безразлична. В письме было указано, что точные сроки пребывания ее в лаборатории указать трудно, но предположительно ей придется пробыть в Вирджинии две недели, причем в письме еще говорилось, что они предполагают провести с ней «ряд» тестирований в течении ближайшего времени, т. е. пока это был первый, но отнюдь не последний вызов. Нет, все-таки неплохо, что ей надо будет туда поехать. Дома все надоело, ничего не происходило, а Ане хотелось хоть какого-нибудь действия, внимания к себе.
В голове у нее мелькнула замечательная мысль, что в Вирджинии живет ее подруга, и она к ней зайдет, но в следующее мгновение эта мысль показалась Ане неприемлемой: как она пойдет, ее не узнают, и уже невозможно будет сказать, что она была на диете и похудела. При чем тут похудела, когда она стала неузнаваемой. Да и вообще, хочет ли она сама встречаться с еще одной «старухой» их своего окружения? А … хочет, не хочет, все равно им уже нельзя встречаться. «Я хоть по Вашингтону погуляю», — подумала Аня и все-таки отправилась в Костко.