Она замолкает, позволяя мне осмыслить это, как будто оно должно меня впечатлить.

— Ты и Ава были очень близки. У близнецов всегда особенная связь. Ты, должно быть, ужасно по ней скучаешь и чувствуешь, будто тебе не с кем поговорить после ее ухода.

Я поворачиваюсь обратно к окну и вижу большую черную птицу, летящую в просторах небес. Даже если снаружи и холодно, ветерок, летящий ей навстречу, должно быть, чувствуется совершенно великолепно.

— Ты же знаешь, что полиция так никого и не арестовала по делу Авы. Если ты хочешь, чтобы ее убийца получил по заслугам, лучшее, что ты можешь сделать, поговорить с детективами, которые ведут дело. Они могут приехать сюда, и я могу помочь тебе сделать это. Любая деталь, что ты сможешь вспомнить с той ночи, неважно насколько она маленькая, может быть зацепкой, которую они ищут.

Теперь в небе появляется больше птиц, и я наблюдаю, как они летят над лесом вдалеке. Они живут где-то рядом или просто пролетают мимо?

— Ладно, Элисон, — говорит Хитон, тихо вздохнув. — Ты можешь идти. Просто помни, что моя дверь всегда открыта. Любой прогресс хорош, не важно, насколько он медленный. Сейчас ты сама ешь и пьешь, и уже этот прогресс мы можем отпраздновать.

Я слегка улыбаюсь ей сжатыми губами и встаю с дивана. Я ем и пью, потому что здесь невозможно этого не делать. Либо я делаю это сама, либо они ставят мне капельницы.

Младший помощник, Терранс, приставленный ко мне, чтобы проводить сегодня на занятие, ожидает меня в коридоре, глядя в свой телефон и улыбаясь там чему-то.

— Обратно в палату, мисс Элисон? — спрашивает он, убирая телефон в карман.

Как и каждый раз, когда я покидаю кабинет Хитон, я направляюсь к широкой лестнице, поднимаюсь наверх и прохожу к своей палате. Я наливаю себе большой стакан воды из графина у кровати, а затем сворачиваюсь в кресле в углу палаты с книгой, поставив воду на столик рядом со мной.

— Просто нажми кнопку вызова, если тебе что-нибудь понадобится, — говорит Терранс с улыбкой.

Я встречаюсь взглядом с его глазами в благодарность, и он покидает палату. Я снова остаюсь в блаженном одиночестве.

Мне так тяжело быть внутри своей головы, и я боюсь, что теперь так будет всегда. Поэтому я наконец-то нашла способ, как сбежать в чью-то другую голову, — читать книги.

Как только я начинаю читать, то чувствую себя словно птица, которую видела из окна кабинета Хитон, беззаботной и свободной.

Глава 4

Дэниел

Прохладный, дождливый апрель наконец-то уступил место маю. Хотя в некоторые дни воздух бывает еще морозный, да и слякоть не высохла, но каждый знает, что худшая погода Монтаны теперь позади.

Конюшня Хоторн-Хилл сегодня снова открыта для посещения пациентами, и столовая гудит от волнения тех из них, кто пришел покататься впервые с осени.

— Вы видели эту новую лошадь? — спрашивает Леонард, когда садится напротив меня за один из нескольких столиков, стоящих в столовой.

— Да, она прекрасна.

— Готов поспорить, что некоторые пациенты со второго этажа будут стараться попасть на первый, просто чтобы получить возможность покататься на ней, — он хихикает и втыкает свою вилку в дымящийся куриный пирог на своей тарелке.

Я киваю в знак согласия. Пациенты Хоторн-Хилл находятся на трех этажах и, соответственно им, имеют разные режимы пребывания здесь. Только пациенты, находящиеся на первом этаже — пациенты первого уровня — могут бывать на свежем воздухе.

— Катался сегодня на Громе? — спрашиваю я его.

— Конечно же.

Его широкая улыбка говорит мне обо всем. Леонард любит лошадей. Помимо конюха, Леонард и я — единственные, кто может кататься на Громе. Это огромный жеребец, который хулиганит, когда ему вздумается.

— Так, когда мы идем в поход, Док? Вы же знаете, я первый в вашем списке в этом сезоне.

— Мы можем пойти в эти выходные.

Он улыбается в ответ.

— Вот, о чем я и говорю, — вдруг выражение его лица становится мрачным. — Ну, только если телефонные линии не прослушиваются. Знаете же, я не хочу правительственных типов, все время следующих за нами.

— Думаю, мы будем в порядке.

— Вы не знаете, на что они способны, Док, — его глаза становятся большими от страха. — Они что-то затевают. Я знаю это.

Когда Леонард начинает говорить о своих бредовых переживаниях, я пытаюсь перенаправить его внимание. Иногда это срабатывает, иногда нет.

— Ты собираешься посмотреть кино после ужина? — спрашиваю я его, откусывая кусочек куриного пирога.

— Вы же знаете, что да. А, что на счет вас?

— Если б я мог, но мне необходимо разобраться с бумажной работой.

В Хоторн-Хилл посылают ежеквартальные отчеты о своих пациентах их семьям, и мне нужно все их прочитать и на всех расписаться. Я могу взять отчеты в свой домик, но я с таким же успехом могу остаться и просмотреть их здесь.

Как только я заканчиваю с ужином, то отправляюсь в свой кабинет и закрываю за собой дверь. Мне нужно было проверить эти отчеты еще несколько дней назад, но я был слишком занят. У нас появился новый пациент, который потерял связь с реальностью и устроил кровавое безумие. Его признали психически невменяемым для судебного разбирательства. И поскольку он крепкий парень с серьезными психическими расстройствами, мне не хотелось оставлять его наедине с кем-нибудь из персонала. Пациенту вроде него требуется дополнительная охрана.

В некоторых отчетах, которые я читаю, отмечаются маленькие победы. Пациентка, которая как одержимая вырывала свои волосы, стала реже прибегать к этой привычке, с тех пор как занялась рисованием. Другой пациент признался, что посылал угрожающие письма женщинам, написание которых он отрицал в течение всего года, что провел здесь.

Я не вижу большого регресса в этом квартале, что хорошо. Психическое состояние подавляющего большинства пациентов остается таким же, как и в каждом предыдущем квартале. Многие из них получают лечение, которое улучшает качество их жизни, и мне нравится быть частью этого.

Некоторые люди по-прежнему сломлены, но таких немного. Я обнаружил, что почти каждый человек может воспрять духом, когда мы фокусируем внимание на его силе, а не на слабости.

Последний отчет в пачке самый короткий. У Элисон Коул есть прогресс. Теперь она ест и пьет, и проводит дни, читая в своей палате. Иногда она читает и ночью. Доктор Хитон критично относится к позволению для Элисон «сбегать в книги», вместо того, чтобы помочь ей столкнуться с реальностью.

Но я говорю Хитон на каждом еженедельном собрании персонала, что наша помощь — это как улица с двухсторонним движением. Пока Элисон не будет готова посмотреть в лицо своим страхам и поговорить о том, что случилось, мы не сможем заставить ее сделать это и не должны.

Мы до сих пор не знаем, способна ли она физически говорить. Ее голосовые связки могли быть повреждены при попытке удушения. Нам бы помогло, если бы она использовала доску и маркер для общения с нами, но она не хочет.

Боль действует на всех по-разному. Я свою — зарыл глубоко в себе и нашел выход в алкоголе. Выпивка — худший из этих выходов. Теперь я использую работу, чтобы не сталкиваться с ошибками прошлого и последствиями, причиной которых явился.

Наступает 8:30 вечера, когда я заканчиваю читать отчеты и встаю из-за стола. Как только я открываю дверь своего кабинета, то слышу хрипловатый смех из комнаты с телевизором и улыбаюсь. Обычно мы ставим для просмотра на киновечер легкие комедии, потому что драмы расстраивают некоторых пациентов.

Я пропустил десерт после ужина, но запах Шварцвальдского пирога [10]  все еще ощущается в воздухе, поэтому я направляюсь на кухню, чтобы стащить кусочек. Когда я беру пластиковую тарелку, то, снова подумав об Элисон, я тянусь еще за одной тарелкой и двумя вилками.

Ступая на запасную лестницу на второй этаж, я обнаруживаю там полнейшую тишину, которая не нарушается ни единым звуком, пока я поднимаюсь наверх. Палата Элисон находится практически в конце коридора, и когда я добираюсь туда, то стучу в приоткрытую дверь и заглядываю внутрь.