Уже этой ночью, после коронации, перед началом нового дня и новой всеобщей попойки, Нергал вызвал к себе Гадыра и Хума.

- Что это за Шестиглав такой и почему он испросил помощи? - колдуна несколько волновало, что часть его войска отсутствовала.

- Голова всех разбоищ в Высокотравье, мой сурагай, - ответил ему Гадыр.

- Лишь условно голова, - ухмыльнулся Хум. - Первая его голова затерялась где-то за Ручейком, пятая так и вовсе ему не подчиняется, а вторая, говорят, и попросту разбита, и сожжена.

- Шестиглав, мой сурагай, - взглянул искоса на брата Гадыр, - подбирает объедки с пиршества восинского, да подсобляет им, когда жертва сильно брыкается. Но, видимо, нынешняя добыча им и вовсе не по зубам оказалась.

- Что за добыча? - заинтересовался колдун.

- Какие-то человеческие воины на Страте, - пожал плечами Гадыр. - С оборотной съехали да на восин наткнулись. Да и сами их-то и постреляли...

- Вершие вои те? - предчувственная улыбка застыла у Нергала на лице.

- Вершие, мой сурагай, - кивнул головой старший брат. - Дюже оборуженные, сказывают, что и опытом с силою не обделены.

Две плечевые косы в задумчивости скрестились перед лицом своего хозяина. Когда же они вновь спрятались за спину, злобная улыбка играла на устах колдуна.

- Достаточно ли воинов ты послал? - произнёс медленно колдун.

- Достаточно, мой юан. На каждого их воина придётся по десять моих куйреков, - осклабился в ответ Гадыр. - Да ещё по десять на каждого из их коней.

- Дааа... Они должны быть тебе благодарны. Ты избавил их от моего возмездия и даровал смерть в бою, - ухмыльнулся колдун.

Ни Гадыр, ни Хум не поняли смысла слов своего юана, и лишь переглянулись. А Нергал продолжал спрашивать:

- Кто же ваш третий брат и почему вы прежде, рассказывая о нём, ныне советуете мне его?

- Кожур... - небрежно махнул единственной рукой Хум. - У него сердце, руки, голова из железа, а мозги из расплавленного железа. В детстве, его прозывали Железный Кожур.

- Он сильный воин и храбрый полководец, - нахмурил брови на Хума его брат. - Он не сведущ в интригах, и не знает ничего другого, нежели сражение, возможно, он несколько необразован. Но это лишь потому, что его вотчина граничит с оборотной дорогой. А оттуда ничего путнего ждать не приходится. Да и сарланы близко...

- Эти сарланы, они тоже воины? - наличие такого соседства Нергала беспокоило.

- Одни из самых лучших, мой сурагай! Мы были разбиты ими в тот день, когда встретили тебя. - Ответил Гадыр и потупил взор. - Они лучшие во всех известных землях ковали, и обращаются с железом так, как мы с глиной.

- Ладно, разберёмся и с этими. Ну, а что же Кожур? - вернул колдун реку разговора в нужное ему русло.

- Кожур встанет за тобой и даст клятву верности, - твёрдо пообещал Гадыр.

В желании ещё более увериться в твёрдости мнения о Кожуре, колдун повернул голову к Хуму. Советы этого, несомненно, более хитрого брата, освещали вопрос с другой стороны и дополняли описания Гадыра.

- Даст, - усмехнулся тот. - Он ещё ребёнком статую великого вождя облизывал. Да и Ушан встанет. Он давно уже выменял свой меч на вина Злачевия, а доспехи на селянских девушек, но дым вдыхаемого им травяного зелья не совсем выел ему мозг. Следует только одержать нам большую победу, как он явится с поклоном. Мои сомнения лишь о Проклятом...

- Это наш пятый брат, - разъяснил Гадыр. - Прозвание такое он получил после того, как его же собственный отец - юан Галей - убил его мать прямо на родовом ложе. И только лишь за то, что родившийся мгновение назад, крепкий и сильный ребёнок был похож не на него, а на свою мать. Юан был в гневе и убил бы и сына, но в тот момент кинжал его дрогнул в трясущейся от выпитого руке и, упав на каменный пол, переломился. Но Хум прав. Он вряд ли встанет на нашу сторону.

- Да, мой сурагай, - усмехнулся Хум. - Он ударился головой об пол при родах, и теперь его преданность подобна собаке, которую бьют, но она продолжает сторожить двор.

- За что же вас так невзлюбил ваш отец? - Нергалу и самому стали интересны взаимоотношения в этом чудном семействе.

- Мы все не похожи на своих матерей, которые у нас все разные. Но именно наша схожесть с отцом, с деспотом, тираном и единоправцем и не даёт нам смирения с его бесчинствами. - Развёл руками Хум. - Мы пьём, что сами добудем, едим, что достанем, одеваемся в шкуры тех, кого сами поймаем. Сражаемся тем, что найдём. Мы живём в своих вотчинах и довольствуемся только своим знатным рождением. Получаем крохи и обязуемся выставлять всякий раз свои войска, когда юану, нашему отцу, прижмёт хвост какой-нибудь обиженный им сосед. Единственно, когда мы объединяемся, так это в совместных походах на города и народы.

- Почему же вы терпите сие? - продолжал подстрекать колдун.

- Войско юана много больше всех наших. И, к тому же, у него есть младший сын, наш брат Велик. Он, коварством и лестью встал близко к отцу. Наследуя власть в Байзуре, он преграждает нам всем путь к трону. К тому же, и среди нас нет уговору... - Гадыр сжал кулаки. - Его логово нельзя миновать так, чтобы не оставить его в тылу. Но биться с ним - значит, потерять практически всех своих воинов.

- И сколько же у него воинов? - в задумчивости, колдун потёр коса об косу.

- Много. Столько, сколько у меня, Хума и Кожура вместе и ещё столько же, - ответил Гадыр. - Отец нарочно одарил его столькими ратями, чтобы он держал нас в узде и при случае мог дать отпор.

Нергал задумался. Он скрещивал и вновь разводил свои чудовищные косы перед лицом. Его взгляд затуманился и устремился вслед за мыслью, которая рванула в полёт к его истинной родине и тем магическим заклятиям, коим учили его мастера-халдеи.

- Ну что ж, - медленно и задумчиво произнёс он, - значит, действовать нужно точно, решительно и без промедлений.

Тут же колдуном были разосланы гонцы к трём оставшимся братьям с вестями о возвращении сурагая, и требованием подчиниться. После этого к его ногам принялись нести дары. Нергал хмуро и с равнодушием взирал, как у его трона образовывалась гора из одежд грубой серой ткани, неискусного оружия, полуржавых лат, кож животных, украшений из цветного стекла, кувшинов с хмельём, съестных припасов и прочего хлама и лома, который, однако, признавался большинством за истинные дары. И вот тогда ему привели её. Это была человеческая женщина, главная и единственная ловитва последнего набега на близлежащее поселение. Она стояла перед ним в разорванной рубахе, едва прикрывавшей её тело. Нергал почувствовал голод. Этот голод был сильней, чем тот, который он испытал в ту ночь, когда увидел кабана на вертеле на стоянке Гадыра. Но это был совсем не тот голод. Это был глад. И он жёг сильнее, чем пламя костра под кабаном на вертеле. Женщина не закричала и не побежала лишь потому, что была парализована его видом. Ужас и омерзение, отражённые на её лице, были настолько огромны и сильны, что воздух казался густым. Колдун удивился этому незнакомому, а точнее давно забытому чувству, которое он испытывал последний раз только в юности, когда ещё только поступил к своему первому и великому мастеру колдовства. И чувство, давно утраченное и позабытое его памятью и телом, уморённое магией и сильными отварами-заклятиями, вдруг проснулось. Проснулось, выползло наружу и, взъярённое видом почти обнажённого, беззащитного тела и ужасным отвращением и жутким страхом, восстало диким и необузданным возжеланием.

- Косор оборотный... жнец глав наших... - шепча в ужасе, пророчила женщина. - Коса взошла над нашим миром.

Нергал, не помня себя, вскочил с трона и кинулся на женщину. Он разодрал на ней остатки одежды и впился своими губами в её уста. Женщина, принявшаяся было вырываться из его объятий, вдруг ослабла и повисла у колдуна на руках. Тело замертво упало на пол, и на устах, там, где вонзились острые зубы колдуна, виднелась густая, свернувшаяся кровь и почерневшие края ран. Так он узнал о ядовитом свойстве своей слюны.