Речи таковые, прекрасно ложились на властолюбивую душу Нергала, словно семена на отлично подготовленную и унавоженную почву. И произрастали там бледными, колючими и ядовитыми плющами. Слова Гадыра горячили кровь колдуна огромными перспективами и, в предвкушении власти, заставляли жестокое его сердце биться чаще. Однако, планы самого Нергала, распространялись куда дальше, нежели обещания Гадыра. Голова нового сурагая кружилась от того, что может колдун теперь содеять, и кем в этом мире он станет.
Благодаря своему новому телу, этот новый мир был добр к нему. А добрый - значит слабый. Да, этот мир нравился ему. И мир, и его новое перевоплощение в нём.
А вот "дворец" Гадыра с первого взгляда разочаровал Нергала. То была огромная, и плохо выделанная толстая шкура какого-то животного. Возможно, быка или вепря. Она валялась, сброшенная когда-то сильным порывом ветра с какого-то укрывалища, и теперь, занесённая ветром в самый угол жердевой ограды, лежала огромной, скомканной и заскорузлой грудой. Отряд подошёл к месту только под вечер, колдун встал и, задрав голову и открыв рот, стал смотреть на огромную толстенную жердину, вкопанную в землю одним концом.
Неестественно исполинская, она удивила его особенно. Это была высоченная, высотой с гору на его далёкой родине, деревянная конструкция о двух горизонтальных, толщиной с большой дом жердинах, расположенных одна над другой. Ограда тянулась из-за горизонта и уходила за горизонт, пропадая где-то за нескончаемой стеной лесотравья. И всё, что она ограждала, звалось Денником или Денными землями.
Отряд дошёл до угла ограды, прошёл под ней в том месте, где она, бегущая с востока и менявшая здесь своё направление на север, на полуночную сторону, спешила соединиться с огромным, гораподобным бревенчатым амбаром. Всё это и то, что начиналась та ограда так же от угла другого амбара, Нергал узнал от сопровождавших его куйреков.
В одну из ночей, Нергал стал свидетелем необычной охоты куйреков на столь же необычных тварей. Ещё днём, по вечеру, охотники отряда вынюхали следы каких-то копытных животных и как стемнело, отослали подальше от основного лагеря, пару двуехвостых. В эту ночь костров не разжигали, никто спать не ложился и с оружием не расставался. Слухач, острый на ухо молодой куйрек, влез на нижный лист травины и стал слушать. Наконец он подал знак и Гадыр выстроив отряд полукольцом, повёл всех туда, куда ушла пара воинов. Вскоре, Нергал почувствовал едкий душной запах, затем услышал шум драки и наконец увидел свет костра, мелькавший за зарослями колючих кустов. Когда же с криками и воплями куйреки вылетели на небольшую поляну с горевшим костром, колдун узрел тех самых двух двуехвостов, что ушли по вечеру и целую толпу, или скорее всего стадо огромных козлищ. Твари, с налитыми кровью, бешенными глазами нападали на жавшихся к стеблю травины куйреков и становясь на задние копыта, рвали и вспарывали их доспехи и тела.
Но, Гадыр отдал команды, отряд вооружился топорами и с козлищами быстро было покончено. Бежавших тварей не преследовали, раненых добивали. И всю ночь, куйреки разделывали, свежевали, нарезали, жалили и коптили свою добычу на нескольких кострах. Нергал по началу хмуро взирал на поедавших мясо кровожадных бодунов, как назвал их Гадыр, но поддавшись настойчивости куйреков, аппетитному запаху и собственному любопытству, попробовал большой, жирный кусок. После чего, все его сомнения и принципиальности, были позабыты.
На подходе ко "дворцу" Гадыра, который был и его крепостью, и его вотчиной, и постоянным летовьем, и вынужденным порой зимовьем, их встретил дозорный отряд. Гадыр послал гонца упредить их приход, и, когда он с Нергалом во главе войска показался на виду входных ворот, их уже встречали.
Двухвостые куйреки высыпали все - от мала, до велика. Они стояли большой толпой и молча глазели на шедшего Нергала, - нового вождя и сурагая. А за их спинами громоздилась огромным и тёмным бугром, вся в складках и изломах, высохшая до состояния камня, бычья кожа.
Тергез. Именно так именовали вотчину Гадыра. Она была самым дальним селением куйреков от своего главного города в погребе. И самым ближайшим к иным, более мирным, а то и вовсе беззащитным народам. Его многочисленные складки-этажи, трещины-переходы и полости-каверны таили добычу великого множества грабительских набегов, завоевательных походов и битв со всеми соседями в округе и далее. Но, несмотря на внешний неприглядный вид, внутри Тергеза было достаточно удобно и уютно. Где не хватало переходов - были кинуты мостки или лестницы. Полости, образовавшиеся в складках разного объёма, были приспособлены для больших и малых комнат, залов и подсобных помещений. Но, по сути, всё логово представляло собой нагромождение из складок шкуры, в полостях коей и жили куйреки. Вокруг самого Тергеза были вкопаны в высокий вал длинные заострённые столбы с единственными воротами.
В логове путников ждало неожиданное известие, и один из родных братьев Гадыра - однорукий Хум. Он со всеми своими жёнами, воинами и скарбом обитал в лагере старшего брата. Вид Нергала потряс тех, кто был в лагере, и пришлых хумовских куйреков. Сам Хум, увидев Нергала, моментально бухнулся на колени пред его тенью. А наглазевшись на колдуна, бросился к Гадыру. Он принялся ругать их младшего брата Велика, грязно поносил его и говорил, что сначала тот отнял у него руку, а вот сейчас и дом. Нергал не понял всю историю, но запомнил ту злобу и ненависть обоих вождей при упоминании об их младшем брате.
Под восхищённый гул толпы, колдун вошёл в грубые, но крепко сделанные ворота - в само логово. Там было сумрачно и пахло сыростью и плесенью. Сразу же за входом шёл узкий коридор. Кое-где, где не хватало стен из шкуры, он был достроен из толстых брёвен, в коих виднелись узкие бойницы. Сразу же за коридором открывалось большое помещение с низким потолком, из которого выходило несколько прорезанных отверстий, оформленных деревом под арки. Караульное помещение располагалось тут же. В дыры, проделанные прямо в кожаной стене, были воткнуты коптящие редкие факелы, которые освещали плоские, луноликие лица, узкие глаза на коих в это мгновение были устремлены только на Нергала.
Колдун ступал по логову, и все, кто видел его, падали ниц. Так, в окружении сгорбленных спин, ведомый Гадыром, Нергал двигался по лабиринтам бычьей шкуры, в неверном освещении факелов и стойком запахе сырости и гниения. Они поднялись на несколько этажей, и в образовавшемся объёмном кармане Нергал увидел, стоящий посередине, большой трон из железа и дерева. Колдун приблизился к этому восседалищу местного правителя и обошёл его вокруг. Трон был кое-как украшен малодрагоценными камнями и обычным стеклом. Этот неудобный, старый и неумело сделанный, огромный стул должен был стать для Нергала первой ступенью к действительно настоящему и великому трону. И Гадыр не замедлил ему его предложить. На виду всего Тергеза.
Нергал взошёл на небольшую ступень и сел на трон. Гадыр встал по левую руку от него и, выхватив меч из ножен, воздел его над головой.
- Сурагай! - закричал он. - Сурагай вернулся! Сурагай Нергал!
- Сурагай! Сурагай! Сурагааай! - скандировало всё куйрекское племя, находившееся в это время в зале, не вошедшее в него, толпившееся по коридорам и оставшееся на улице.
А затем началась коронация колдуна в юаны, на которой все куйреки просили его стать их вождём, и последующая за этим попойка, которая грозила затянуться до утра следующего дня. Жгли костры вокруг Тергеза, орали песни, заводили плясы и раскупоривали все припасы, словно жили последний день. Двухвостых вместе с хумовскими куйреками было много, шуму и гвалту хватало с избытком. И это несмотря на то, что, как вызнал колдун, часть войска Гадыра ушла на помощь, которую попросила какая-то разбойничья шайка для усмирения не в меру распоясавшихся на Страте людей. Рисков сия затея не предвещала, а вот выгоду сулила немалую.
Нергал же взирал на всё это непотребство с высоты своего нового трона и теребил одну и ту же думу. Он слышал разговоры двух подвыпивших братьев и их челяди. Все они изобиловали ненавистью к младшему сыну юана и откровенными призывами взять его город. Тем паче сейчас, когда боги им, и именно им послали нового и долгожданного сурагая. Зародившаяся в голове Нергала мысль, внезапно поддержанная Гадыром и Хумом, ела его мозг, воспаляла желания и манила нетерпеливое чувство власти.