Ничего не меняется в этом мире, включая женскую обиду и эмоциональность.

— Видеть, говоришь… — Колошко погрозил Валии пальцем. — А слышать? "Женщина любит ушами", не так ли?

Я вспомнил, как мы тихонько болтали, пока снайперша сидела на гауптвахте, потягивая принесенный мной чаёк.

— У него потрясающий голос… — Валия вздохнула и украдкой глянула на меня, словно проверяя, обижусь я или нет? — Если закрыть глаза, то рядом видится совсем другой человек. Словно голос — его визитная карточка, только голос и настоящий от всего Олега.

— Опишешь? — Проф решил "ковать железо, не отходя от кассы". — Пожалуйста!

— Только ощущения. — Сразу предупредила Валия. — На грани видимости, как мираж…Высокий и болезненно худой, с заострившимися чертами лица. Ранняя седина, длинные, нервные пальцы, которым, все равно что, но что-то надо крутить. Курильщик…

Девушка прикрыла глаза и словно поплыла, позволяя словам ложиться просто и неторопливо, но каждому — на свое место.

— Ходит в белом, как врач…

Я примеривал описание на себя и едва удерживался от недовольного, "ежиного", фырчания.

Все она переврала!

— Или в красном, как палач… — Я честно дождался окончания "видения" и собрался было уж высказать всё, что я думаю, о сидящих напротив меня людях, но… Остановился, ожегшись о взгляд Бена.

Вот в этом — останавливать взглядом — морпеху равных не было! На моей памяти, Аркан пользовался своим взглядом раз пять. И всегда это было нечто настолько важное…

— Что-нибудь вспоминаешь? — Алексей Игнатьевич ждал моего ответа. Бен "метал икру", требуя молчания ягнят, справа пыхтела снайперша.

— Все мимо. — Ответил я и Бен отвел взгляд.

— Хм… Молодой человек. — Доктор почесал затылок. — А, снимите-ка, штормовку. Пожалуйста.

Пожав плечами, выполнил просьбу — мне не сложно, да и жарковато стало.

— Семен. — Колошко хлопнул по столешнице ладонью, словно пытаясь убить ненавистную муху. — У него джинса новенькая. Недавно с вешалки, ты понял?

— Не дурак. — Махрсан вытащил из кармана своей куртки аккуратно обмотанный черной, матерчатой изолентой приборчик и толкнул его по полировке стола, в сторону профессора. — И метка не распалась.

— Так… Что ты тут голову морочишь! — Алексей Игнатьевич ткнул приборчиком в мою сторону, посмотрел на невидимые мне показания и сморщил нос. — Свежая. Часов десять, не больше.

— Олег… Пошли, выйдем. — "Стекло" встал из-за стола и поманил меня пальцем. — Разговор есть.

— Да, прогуляйтесь, поболтайте… — Махнул рукой в сторону входной двери, Колошко. — Мы, тут, посекретничаем. А Валия за вами присмотрит…

Девушка поморщилась, но встала следом за нами из-за стола, выполняя столь грубо завуалированный приказ.

"Субординация"! — Я накинул штормовку на плечи, сунул в ее боковой карман "Коготь" и со вздохом, отказался от мысли прихватить с собой "Штайер", сиротливо болтающийся на спинке стула. — "Ненавижу субординацию. И дурака — дураком не назовешь, и сам — дурак-дураком остаешься…"

К моему удивлению, Аркан пошел не в сторону двери ведущей в коридор, а в сторону двери, ведущей, на мой взгляд, в соседнюю комнату. Или, на балкон, как вариант.

Валия дернула плечом, когда я пропустил ее вперед, но промолчала.

Что-то за этот год слишком много изменений в обществе!

И Бен, хоть седина в бороду, но выглядит моложе, чем, когда мы с ним только познакомились.

Валия — странно-холодная, отрешенная. Неприятная…

За дверью меня поджидало четверо автоматчиков, настороженных и готовых открыть огонь в любой момент, не взирая на то, что на линии огня красовалась Валия, прикрывая меня своей симпатичной фигуркой.

Аркан уже пыхтел сигаретой, опершись на балюстраду локтем.

— Оружие уберите. — Валия укоризненно покачала головой. — И без вас, тошно… "Оловянные солдатики", блин…

— Не начинай снова. — Один из автоматчиков дернул щекой. — У нас есть приказ.

Девушка и парень уставились друг на друга с такой ненавистью, что я поспешил занять позицию рядом с Беном. От греха подальше. А то, сдадут у кого-нибудь нервы, а я жить хочу.

— Они хорошие. — Бен выпустил клуб серо-сизого дыма в чистый воздух моего проклятого города. В кои-то веки, чистого!

— Они хорошие, только уставшие. Вот и собачатся. Да еще и твое присутствие, добавляет всем нервов. — Морпех уставился на кончик своей сигареты, пламенеющий красным от затяжки, огоньком. — Я рад, что ты здесь. Чтобы не болтали эти двое. В чем бы тебя не обвиняли. Ты — это ты!

— Ты мне еще сбежать предложи… — Нервно хихикнул я, разглядывая убравших за спину оружие, парней. — Или предложишь взять в заложники дивчину и валить на все четыре стороны?

— Пристрелят. — Бен покачал головой. — У этих с шутками плохо. Помнишь "рыжих" братьев? Так вот эти — быстрее. Макс берет Младшего на нож. В прыжке. А Эрик…

— Эрик рвет Младшему пасть. В прыжке. — Валия усмехнулась. — Любите вы, мужики, письками меряться. "В прыжке"… С переворотом и переобуться на лету.

На какой-то момент я повернулся к ним спиной и принялся осматриваться по сторонам с высоты четвертого этажа.

Бесконечные дворы, собранные в лабиринт дорог. Гаражи — развалившиеся, целенькие и вскрытые. Будка охранника парковки, оторвавшаяся на пяток метров от земли и растерявшая свои окна, выходящие на все четыре стороны света. Сорванная с петель дверь печально догнивает на бетонных ступеньках, поблескивая латунью накладки на дверной замок и серебром обычной ручки, ни разу не из серебра сделанной.

Не мудрено, что воздух чист и свеж.

Пятиэтажки все такие же желтые, как и в годы моего детства и юности. Дворы — все так же ломятся от обилия зелени, столь необходимой в нашем, тяжело и неизлечимо индустриальном, городе. Осыпаются ржавчиной детские площадки, горки радуют глаз дырками в спусках, а качели и карусели давно лежат на земле, проиграв сражение с силами притяжения.

Я оперся локтями на перила и прикрыл глаза — так было легче.

Так всегда легче — не видеть. Закрыть глаза на ложь и предательство. Закрыть глаза на бегство от реальности. Закрыть глаза, как в первый раз — когда стыдно, так и в последний, когда открыть их вновь сил больше не будет. Если закрыть глаза вовсе и напрячь слух, шум ветра донесет до меня звуки моего города детства.

Я закрыл глаза и напряг слух.

Ветер шумел, играя листьями, шевеля ветками. Шумела река, спрятавшаяся по другую сторону этого дома.

А города детства — не слышно.

И в этом весь я: самообман так приятен, но… Стоит закрыть глаза и прислушаться, как все, все, что ты сам себе и о себе понапридумывал — исчезает, оставляя реальность ровно такой, какая она есть на самом деле.

Я собирался жить в ЭТОМ городе?!

Да он дрожит хуже голодного и продрогшего пса, прощаясь с собственной жизнью.

Его дни сочтены и это чувствуется в каждом движении ветвей деревьев. В каждом порыве ветра. В шуме реки, ворочающейся в своем каменно-песчаном ложе. Каждый звук, что ловят мои уши — прощальный.

Открыв глаза, уставился на один из домов, чуть подрагивающий, словно готовящийся одним великолепным прыжком уйти в прошлое. Из озорства, ткнул в "мерцающий" дом указательным пальцем и хлопнул в ладоши.

Как стоял, зараза, так и стоит! "Мерцает"…

Чуть покачав головой, для проформы, развернулся и замер, затаив дыхание.

Уже хорошо знакомый мне, розовый зев портала приглашал сделать очередной шаг в свое розовое нутро.

И ведь все присутствующие стоят и пялятся на него, но никто и слова не спешит сказать. Или за оружие схватиться. Или меня за руку взять, чтобы я, как всегда, очертя голову, не сделал очередной шаг вперед.

Ну, я и сделал, раз не держат…

Вновь хорошо знакомая, пружинящая поверхность под ногами. Словно идешь по бесконечному кусочку "Докторской колбасы", уводящему тебя в такие дали, что и год времени покажется лишь жалким днем.