Изменить стиль страницы

— Хорошо, сэр, — кивнул тот и вновь вернулся в злополучную спальню.

— Этот случай означает только одно. У нашего доктора есть сообщник. Но зачем ему понадобилась Татьяна? — Себастьян слегка зевнул. Бессонная ночь сказывалась на его организме.

— Она что-то знала, — прошептал Джордж. — И тот, кто это сделал, боялся этого.

— Пока рано что-либо говорить, — похлопал его по плечу тот. — Тебе надо отдохнуть. Ты и так слишком много сделал за эту ночь.

— Я не смог ее уберечь, Себ, — к глазам Джорджа подступили слезы. — Если она мертва, я никогда себе этого не прощу.

— Ты не виноват, дружище. Ты бы не смог ничего сделать.

— Как он смог уйти? В спальне больше нет ни окон, ни дверей. Она не могла просто так испариться.

— В шкафу нашли дверь.

— Что?

— Ее хорошо замуровали. И сделали это совсем недавно. За дверью находится лестница, ведущая на чердак.

— Я хочу взглянуть на него.

— Пожалуйста, друг мой. Только вряд ли ты там что-нибудь найдешь. Мы все осмотрели. Там никаких следов крови нет, даже следов обуви. Повсюду толстый слой пыли. Вряд ли там кто-то был за последние лет десять. Но есть одна интересная деталь.

— Какая?

— Мы нашли на чердаке пианино. Точную копию того, что находится на чердаке психиатрической больницы. Вряд ли это совпадение случайное.

— Ты прав.

— Татьяну пока считают пропавшей без вести, и ее фото уже рассылают по всем полицейским участкам города. Если похититель и смог сбежать через чердак и каким-то чудесным образом замести следы, то он пока не в состоянии далеко уйти.

— Сэр! — из спальни послышался испуганный крик одного из криминалистов. — Смотрите!

Себастьян и Джордж испуганно переглянулись и вбежали в спальню, увидев в ней до смерти напуганных людей.

На месте, где до этого все было залито кровью, теперь виднелись странные желтоватые пятна, разрастающиеся с легким шипением.

— Такое ощущение, что это вовсе не кровь, а очень едкая кислота. Она даже полностью прожгла кровать.

— Вы взяли образцы?

— Да. Я сейчас отвезу их в нашу лабораторию.

— Хорошо. Сделайте анализ как можно скорее, — кивнул криминалисту Себастьян и подошел к стене, которую теперь усеивали глубокие дыры, словно невидимое существо вгрызлось в камень и откусывало от него куски, будто это было обычное печенье.

— Татьяна предполагает, что органы могли исчезнуть из-за какой-то кислоты, но я опроверг ее версию. Теперь думаю, что был не прав, — с испугом разглядывал спальню Джордж. — Странно. Стены пахнут чем-то мятным.

— Такой запах я встретил в той психбольнице. Особенно четко его можно было уловить в комнате нашего доктора. Вряд ли это кислота, это что-то более сложное. Кислота начинает вступать в реакцию мгновенно, это же вещество будто выжидало время. Надеюсь, анализ хоть что-то прояснит. Я уже устал от отсутствия улик.

— Но мы теперь знаем только одно. Татьяна жива, — в глазах Джорджа блеснула надежда, и она была такой яркой, что быстро передалась Себастьяну.

— Этот факт — единственная приятная новость за эту ночь, — обреченно вздохнул Себастьян, скрестив руки на груди. — Знаешь, тебе следует поехать домой и отдохнуть. Выглядишь паршиво.

— Вряд ли я смогу уснуть.

— Сэр! — в спальню вбежал полицейский и испуганно посмотрел на мужчин.

— Что опять такое? — с долей раздраженности спросил Себастьян.

— Только что позвонили из участка… Тело Доктора Ломана исчезло.

***

Он вернулся домой позже обычного.

Консьерж уже настолько привык к подобному, что даже не стал в этот раз отчитывать жильца, вновь пришедшего после закрытия общежития. Он прекрасно знал, что этот молодой человек явно не в себе, поэтому просто нужно его понять и не пытаться ковырять чужую рану.

В этом старом полуразвалившемся доме, где, по большей части, обитали крысы и прожорливые муравьи, все считали Джорджа чудаком, алкоголиком, никто не смел даже приблизиться к его комнатенке, спрятавшейся в самом конце плохо освещенного коридора на третьем этаже. Его боялись, его избегали, его тайно ненавидели. Никто не знал, почему они чувствуют столько негативных эмоций к этому молодому человеку, никто не мог даже объяснить этого. Они просто невзлюбили его, без какой-либо причины.

Сегодня он был мрачнее, чем обычно. На его усталом некогда красивом лице застыла печальная гримаса, которую не смыть никакой водой — настолько сильно она прижилась к его бледной коже, покрытой ледяными каплями осеннего дождя. Обычно Джордж никогда не забывал зонт, постоянно носил его с собой, как верного друга, но в этот раз почему-то решил этот предмет оставить в своей маленькой коморке. Талая вода, пропахшая горючим и гарью, ручьями стекала по нему, образуя на только что вымытом полу общежития некрасивые грязные разводы.

— Джордж! Имей совесть! Я только что здесь все вылизал! — консьерж оторвался от радиоприемника, из которого доносились чарующие голоса джазовых исполнителей, и пронзил молодого человека, направлявшегося к скрипевшей от каждого шага лестнице, взглядом.

— Извини, Боб, — виновато бросил ему тот и стал медленно подниматься наверх.

— Ты вылетишь отсюда, поганец! — крикнул ему тот вслед, нервно поправляя свои редеющие седые волосы. — И я не посмотрю даже на твое положение!

Джордж знал, что этот старик, проработавший в этом общежитии большую часть своей жизни, ни за что не выкинет его за порог, так как молодой человек был единственным постояльцем, кто платил вовремя и иногда давал Бобу лишние монеты, на которые тот совсем недавно смог купить радиоприемник. Консьерж хоть и обладал вредным характером, но был, наверное, самым миролюбивым человеком на свете. Он мог крикнуть, но в душе тут же корил себя за такую бестактность. Джордж всегда старался поддерживать с этим стариком хорошие отношения, ведь тот, как и он, одинок. У Боба не было ни семьи, ни детей, он жил лишь ради работы и считал это своим долгом перед страной, о чем много раз говорил вслух.

— Что за народ пошел? — устало покачал Боб головой и вытащил из-под стойки доисторическую швабру, которая больше напоминала древнее ископаемое — настолько долго она мыла полы в этом старом доме и теперь походила на гнилую метлу из-за покрывавшей ее слипшейся в комочки грязи.

Глубоко вздохнув, Боб принялся стирать с пола следы, оставленные Джорджем, весело напевая себе под нос песни, которые с воодушевлением доносились из нового радиоприемника, который еще не успел покрыться хотя бы одной царапинкой.

***

Джордж даже не стал заходить в свою комнату, а сразу же направился в общий душ, надеясь хотя бы там избавиться от потрясения, полученного из-за произошедших этим вечером событий. Единственной его целью в данный момент стало очищение памяти от образа Татьяны, ему казалось, что он видит ее везде, куда бы не посмотрел… Он мечтал ослепнуть, впасть в состояние комы, лишь бы избавиться от режущего чувства вины, пожирающего его заживо. Джордж знал, что ни в чем не виновен, но что-то внутри пыталось доказать обратное, и это что-то становилось сильнее с каждой минутой.

Алкоголь медленно разливался по его телу, превратив реальность в подобие тумана. Все казалось ненастоящим, искусственным, поддельным. И это состояние пугало до полусмерти. Джордж не помнил, сколько выпил дешевого пива в баре неподалеку, но этот горький привкус ощущался на губах до сих пор и не собирался в ближайшее время исчезать.

Он вошел в душную комнату, стены которой обложены битой белой плиткой, покрытой толстым слоем налета и разросшейся плесенью. В этом месте явно никто ничего не мыл уже лет десять, а постоянная сырость, царившая здесь, только усугубляла внешний вид общей душевой.

Единственным источником света стала маленькая лампочка, одиноко покачивавшаяся над все еще мокрым полом, но она была такой тусклой, что даже если выключить ее, то вряд ли что-то изменится.

В душевой стоял тошнотворный запах. Здесь можно уловить все ароматы грязного человеческого тела, словно повсюду стояли обнаженные личности, долгие годы не знавшие, что такое вода. Но Джордж уже настолько сильно привык ко всему этому, что старался просто-напросто не обращать на подобное внимания.