Джон внимательно слушал кардинала. Тот говорил как раз о том, что тревожило и Джона.

— Ведь вы же пригласите на роль нашего Спасителя актера? Ведь так?

— Так, ваше святейшество, — кивнул Джон.

— И это уже будет реальный человек. Наверное, я даже уверен, вы пригласите хорошего актера, возможно, христианина, возможно, доброго и чистого человека. Но это будет не Бог, я вас уверяю. Этично ли простому смертному играть Того, Кто в самой глубине сердца каждого человека? Не знаю, не думаю. Впрочем, я могу и ошибаться. Но что-то подсказывает мне, что здесь таится какая-то серьезная опасность не столько для религии, сколько для самого художественного произведения. Обретя плоть и кровь, изображенный вами Господь потеряет самое важное — идеальность.

— Я сам все время думал об этом, — сказал Джон. — Именно об этом. Для каждого из нас Христос свой. Я имею в виду его внешний облик. Каким бы прекрасным ни был актер, он обязательно кого-то не убедит. Может быть, даже многих. И эту опасность я ощущаю как часть той, о которой говорите вы, ваше святейшество.

— Значит, вы не посчитаете меня ортодоксом, а поверите, что я желаю добра вам.

— Но мне кажется, я нашел путь.

— Какой же? Честно говоря, я и представить себе не могу, как выйти из этого положения.

— Снять фильм об Иисусе Христе, в котором не было бы самого Иисуса.

— Как это? — по-детски изумился кардинал.

— Очень просто. Господь все время будет присутствовать, но не на экране. Мы будем видеть людей, которые разговаривают с Ним, мы будем видеть даже Его исцеляющие руки, но Он Сам все время будет оставаться за экраном. Может быть, только свет будет исходить от Него на тех, кто рядом.

— А это возможно? — спросил кардинал.

— Конечно! — воскликнул Бьерн, который об этой идее тоже слышал впервые. — Это грандиозно! Вы знаете, я уверен, что всегда сильнее воздействует не само событие, а наше представление о нем. Я видел как-то некоего мужчину, который подглядывал в замочную скважину за родами. Рожала его жена. Мужчина ужасно переживал, но не мог быть у постели роженицы. И этот культурный человек стоял на коленях у двери и смотрел в маленькую дырочку. Все, что происходило в комнате, отражалось на его лице мукой и страданием. Но когда эта мука сменилась радостью, честное слово, я чуть не заплакал.

— Удивительно. Прекрасно. Я и сам наблюдал такие сцены в жизни. Вы правы. Верно, — говорил кардинал, встав из-за стола и возбужденно расхаживая по столовой. — Спасибо вам, друзья мои. Спасибо, что вы пришли. Я со своей стороны помогу вам, чем только могу. Да, кстати, а чем же я могу вам помочь?

— Нам не очень ловко говорить об этом, ваше святейшество, — смутился Джон. — Но речь идет о средствах, необходимых для съемки, а самое главное, для тиражирования фильма.

— Деньги? Почему же неловко? Для доброго дела очень даже ловко.

Они снова перешли в гостиную и обсудили все детали предстоящей работы. Кардинал вызвал секретаря, и тот подробно записал все, что необходимо было сделать.

Когда уже прощались, его святейшество снова заговорил об Америке.

— Кому-то жаль, что Франция потеряла такую колонию, но я уверен, что это Провидение Господа. Может быть, вам удастся создать страну всеобщего благоденствия.

— Может быть, — сказал Джон.

— Когда ко мне приезжал конгрессмен мистер Тимоти Билтмор, мы много времени посвятили именно этому. У него прекрасные идеи и замечательные планы!

— У вас был мистер Билтмор? — удивился Джон.

— А вы с ним знакомы?

— Совсем неплохо. Честно говоря, я и представить не мог, что этот человек…

— Мы многого не можем представить, Джон. Сегодняшняя встреча разве не убедила вас в этом?

Домой они снова возвращались в кардинальской карете.

— А у него тонкое чувство юмора, — сказал Бьерн, рассмеявшись. — Ты убеждаешь меня, что Бог есть, а он сразу же предлагает стать священником.

— Он мудрый старик, — сказал Джон.

На следующий же день колесо завертелось. С утра появился прямо на квартире Тео и, почему-то почтительным шепотом, сказал:

— Контракт готов. Такого я в своей жизни еще не составлял. Полная свобода.

— Так должны быть составлены все контракты, — засмеялся Бьерн.

— А вы что, правда были там? — и Тео ткнул пальцем вверх, не решаясь назвать.

— Да, кардинал оказался премилым старичком, мы выпили, закусили, словом, отлично провели время, — серьезно сказал Бьерн.

По лицу Тео блуждала недоверчивая улыбка.

Действительно, контракт был составлен с предельной степенью свободы для творчества. Здесь уже не были указаны сроки, не было и закрепленного казенного сюжета, только тема. Джон фигурировал в контракте в качестве режиссера, а Бьерн — художника.

Бюджет фильма был фантастическим. Как сказал Тео, на эти деньги студия работает полгода и выпускает тридцать фильмов.

Джон и Бьерн засели за сценарий. Одновременно они собирали группу, которая и будет снимать фильм.

Тома сам пришел к Джону и попросился в команду.

— Хорошо, — сказал Джон. — Только у меня два условия — ты находишь новейшую съемочную аппаратуру и начинаешь курс живописи.

— Живописи? — чуть не поперхнулся Тома. — Но я же не художник.

— Ты же — художник! — в тон ему ответил Джон. — Ты должен знать законы композиции, световое моделирование, принципы графического изображения.

— Боже мой, Джон, но я не понимаю даже этих слов!

— А ты не только должен их понимать, ты должен владеть самими законами.

Бьерн делал эскизы к будущему фильму, но все время жаловался, что не может как следует ощутить пейзажи Иудеи.

— Мы никогда не найдем во Франции ни Мертвое море, ни Голгофу, ни Генисаретское озеро. Я уж не говорю о горе Илион.

Они с Джоном объехали сначала все окрестности Парижа, потом почти всю Францию, но евангельских пейзажей так и не нашли.

— Значит, — сказал Джон, — мы будем снимать фильм на месте настоящих событий.

— Ты с ума сошел! Поехать всей группой на Ближний Восток?

— Да, Бьерн. Туда. Уверен, что нам не придется искать нужные пейзажи.

— Но даже наш огромный бюджет не выдержит этого!

— А об этом я буду думать в самую последнюю очередь.

— Но там сейчас нет никакой Иудеи. Там сейчас… я не знаю, что там сейчас!

— Так узнай!

Как ни странно, Тео идея понравилась. Он загорелся, узнал, что группе придется ехать в Османскую империю — необъятную мусульманскую страну с очень строгими правилами. Однако там есть и английское консульство.

Словом, идея стала обретать плоть и кровь. Теперь надо было искать актеров на главные роли.

Джон решил, что из всей евангельской истории будет снят только ее трагический финал.

Но как ни сокращали они с Бьерном количество персонажей, их набралось около тридцати.

— Джон, такого количества нам не набрать. Люди не захотят на целый месяц, а то и на два отрываться от своей работы.

— Мы с каждым будем говорить отдельно.

День Джона был расписан по минутам. С утра он сидел в библиотеке, обложившись книгами по истории Иудеи и Римской империи, потом работал с Бьерном над эскизами костюмов, декораций и реквизита, потом работал с Тома, потом ехал в театры и смотрел, смотрел, смотрел спектакли.

В Париже театров было огромное количество — серьезных, которые ставили только классику, музыкальных, в которых драматические актеры играли небольшие сценки, чаще всего смешные, и совсем крохотных театров, состоящих порой из двух-трех человек, которые выступали в кабачках, ресторанчиках и кондитерских.

Джон решил посмотреть всех. Это оказалась почти непосильная задача, потому что на нее пришлось бы потратить не меньше двух лет. Тогда Джон решил, что один спектакль в вечер — слишком расточительно. Поэтому начало он смотрел в одном театре, потом переезжал к другой и так далее. Таким образом он ухитрялся за вечер посмотреть пять-шесть театральных коллективов.

Но этим его знакомство с актерами не ограничивалось. По Парижу прошел слух о грандиозном проекте американца и церкви, и в квартиру Джона стали толпами приходить актеры, которые считали, что именно они достойны играть роль Иисуса Христа. Джон терпеливо объяснял каждому из них, что Христа в картине вообще не будет. Актеры не очень-то этому верили, решая, что главная роль уже занята. Тогда они говорили, что они прирожденные Пилаты, Петры, даже Иуды…