Когда Джон сказал, что Билтмор произвел на него прекрасное впечатление, Найт только заметил:

— А я и не сомневался.

— Но мне казалось, — возразил Джон, — что Билтмор тебе не по душе.

— Это тебе показалось. Значит, ты говоришь, что он сказал о двух причинах, по которым хотел встречи с тобой.

— Да. Но первую так и не назвал.

— А ты не догадался? — удивился Найт.

— Нет. А что? Ты знаешь ее?

— Возможно. Но и я тебе ничего не скажу.

Порт Уиттиер — маленький, грязный, бестолковый и холодный. Кораблям, чтобы пробиться к причалу, приходилось стоять на рейде неделями. Места не хватало. Грузы, выгруженные с кораблей, занимали огромное пространство. Они теснились в невообразимом хаосе. Только какой-то гений порта мог бы разыскать нужный груз. И, очевидно, такие гении здесь были. Потому что ящики, мешки, бочки и деревянные контейнеры все время двигались. Чтобы добраться от этого ада до городка, надо было все время быть начеку, оглядываться, уворачиваться, отбегать — грузы шли непрерывным потоком в самых неожиданных направлениях. Портовые грузчики как черти носились среди этих катящихся, едущих, летящих тяжестей, и со всех сторон то и дело раздавалось:

— Поберегись! С дороги, остолоп! Смотри, куда прешь, придурок!

Джон, Найт и Цезарь не сразу отправились в город. Они должны были у трапа ждать, когда станет выгружаться третий класс, которым плыл Наг. На это ушло с полчаса такой нервотрепки, в которой Цезарь чуть не получил по башке рельсами, а Найт еле успел увернуться от катящейся огромной бочки.

Наконец Наг спустился с корабля, и компания благополучно добралась до городка.

Первым делом устроились в гостиницу, которая скорее напоминала улей и муравейник, вместе взятые, а потом Найт и Джон сразу же отправились к шерифу.

Тот внимательно выслушал рассказ Найта, но только развел руками. Поселок, в котором жил Наг, не входил в его округ. Надо было добираться до места и уже там искать защиты у полиции.

— Ну а если вся тамошняя полиция куплена этим негодяем? — спросил Найт.

— Тогда у вас один выход — возвращаться на материк и обращаться к министру.

— Возвращаться? Да вы с ума сошли, уважаемый? Неужели с каким-то мелким пакостником нельзя справиться на месте?

— Таких пакостников на Аляске развелось довольно много, — сказал шериф. — Но мы стараемся как-то решать эти вопросы. Я посоветую вам обратиться к добровольцам. Правда, за это придется платить.

— Нет, я не стану снаряжать армию только ради того, чтобы вывести на чистую воду мистера Ридера. Я постараюсь справиться с ним один. — Найт встал и пошел к выходу.

Джону показалось, что шериф улыбнулся, глядя вслед репортеру.

— Простите, сэр, вы увидели что-то смешное? — с вызовом спросил он.

— Да. Я вижу людей, которые совершенно не понимают, куда они попали.

На следующий день Джон отправился на север, а Найт остался ждать, когда Наг завершит свои дела, чтобы к вечеру тоже ехать.

Цезаря Джон забрал с собой. Все-таки они решили, что мальчишке не стоит тащиться в такую даль. Негритенок ужасно страдал от холода, даже волчья шуба не помогала ему. А к Нагу пришлось бы неделю ехать на собаках, это не каждому взрослому человеку под силу.

Уже в поезде Джон подумал: «Может быть, я предал друга? Может быть, я оставил его в беде и опасности?»

Но если б это было так, Джон, конечно, отправился бы с Найтом. И не только чтобы помочь Найту — это само собой, — но и потому, что опасности нравились Джону. Но рассказ Нага, при всех ужасных подробностях, почему-то — Джон и сам не понимал, почему — оставил в нем устойчивое ощущение заурядного мелкого скандала, который гроша не стоит. Он не понимал, почему Найт так загорелся.

Границу с Канадой пересекли ночью, Джон даже не знал, что теперь он уже не в Штатах, а в соседнем государстве. Граница была только на картах.

Впрочем, наутро Джон тоже не заметил особой разницы. Те же деревянные постройки, те же английские надписи, точно так же одетые люди, которые говорят на одном с ним языке. Только форма у железнодорожников изменилась.

— А ты знаешь, Цезарь, мы уже в Канаде, — сказал Джон.

Скоро они прибудут на место. Джон знал, что самое интересное здесь — река Клондайк. Там, говорят, золото валяется прямо под ногами.

— Чем черт не шутит, — размышлял Джон, — может быть, и нам повезет, Кам, найдем самородок.

Он открыл чемодан и стал рыться в своих вещах.

«Не может быть, чтобы я совсем не оставил никаких записей, — думал он. — Если я не помню, значит, должен был записать». Он перекопал все свои заметки, все тетради, даже случайные клочки бумаги.

Цезарь молча помогал ему, только изредка демонстративно вздыхая, мол, вечно у этих белых все пропадает.

Джон обыскал собственные карманы, даже заглянул в штиблеты. Нет, никаких записей не было.

— Может быть, я все-таки могу узнать, чем мы занимаемся? — спросил наконец Цезарь.

— Я ищу записи, — сказал Джон. — Но боюсь, что просто ничего не записал.

— Ага, — сказал Цезарь язвительно. — Теперь мне все понятно. Мы ищем то, чего нет.

— Да, Кам, скорее всего так.

— Я, конечно, понимаю, что я человек маленький, что на меня можно наплевать, но все-таки наши поиски станут более продуктивными, если и я пойму, что же мы ищем? — Цезарь очень быстро ухватил эту своеобразную репортерскую манеру разговаривать.

— Это ужасно, — сказал Джон. — Но мы выйдем на первой же станции.

— Хорошо, мы выйдем на первой же станции, — обреченно сказал Цезарь. — Так просто, возьмем и выйдем.

— Перестань, Кам. Лучше собирай вещи.

Цезарь послушно стал укладываться.

На первой же станции они действительно вышли из поезда. Теперь Цезарь непрерывно вздыхал и многозначительно улыбался.

Конечно, никакой телефонной или телеграфной связи на этом Богом забытом полустанке не было. Депешу можно было отправить только на соседнюю станцию, а уже оттуда телеграфом в нужное место. Соседняя станция была за шестьдесят миль, и поезд, который покинул Джон, как раз шел туда, но все это Джон узнал, когда поезд уже скрылся за горизонтом. Теперь надо было посылать на станцию человека, добираться самим или ждать следующего поезда, который придет только через два дня.

— Значит, я все-таки не имею права знать, чем это мы занимаемся? — спросил Цезарь.

Он уже начал раздражать Джона своей язвительностью.

— Хорошо, я объясню тебе, чем мы занимаемся. Я решил поехать за Найтом. Но у меня нет адреса, даже названия того поселка, куда они отправились. Теперь понял?

— Теперь понял, — сказал Цезарь, полез в карман и достал листок бумаги, на котором его рукой было подробно записано и название, и как добираться.

Как ни был разозлен Джон, ему пришлось сказать:

— Извини, Кам.

Поезд обратно шел через три часа. А к утру следующего дня Джон и Цезарь уже были на месте. То есть, не на самом месте: от станции еще надо было ехать на собаках целых четыре дня. Если бы они поехали вместе с Нагом и Найтом, то это заняло бы куда меньше времени, потому что те отправились напрямик, а Джону теперь пришлось делать приличный крюк.

— Может быть, я оставлю тебя здесь или отправлю в Анкоридж? — спросил Джон у Цезаря.

— Нет, — ответил тот. — Ты без меня пропадешь.

И Джону пришлось согласиться, что это отчасти верно.

Когда раб становится человеком

— Вот, полюбуйтесь, — сказал Бо полицейскому комиссару, который пришел в студию, чтобы во всем разобраться на месте.

Небольшое помещение с весьма скромной мебелью — несколько стульев и два стола — было превращено неизвестными вандалами в сущий хлев. Видно, негодяям пришлось здорово потрудиться, чтобы нагадить здесь так масштабно. Сюда завезли горы вонючего мусора, конского навоза, какой-то рухляди, стены были расписаны всякими гадостями, лампы все до одной побиты, окна выбиты вместе с рамами.

— Эта студия принадлежит вам лично? — спросил комиссар.