КАРТИНА XXVIII. «Это существо выглядело так, словно ему был в тягость его собственный способ передвижения».

Через два часа, после тщательного опроса (который включал полную выгрузку записей моего компьютера) меня отпустили продолжать исследования. Покидая место крушения, на экранах заднего вида я видел летающие зонды уборочной команды, которые уже начали свою работу. После того, как они выполнят свою задачу, на Дарвине IV не останется никаких физических следов моих коллег. Я знаю, они оценили бы это.

Пусть в жизни я не был достаточно хорошо знаком с этими двумя ксеногеологами, но меня всё же сильно угнетала их гибель. Мои мысли продолжали возвращаться к месту крушения и разбросанным там обломкам. Вместо того, чтобы направиться вперёд и продолжать исследования, я «припарковался», включил на звуковых колонках Пятую симфонию Шостаковича и сел, блуждая взглядом по пустынной тундре. Возможно, это была моя попытка устроить поминальную службу.

Когда симфония закончилась, я вернулся к работе. Я решил пролететь вдоль края ледника, обследуя его поверхность, покрытую трещинами, как и намеревался ранее. Его голубоватая ледяная стена в разных местах поднималась на разную высоту, иногда измеряемую тысячами метров, тогда как на других участках лёд был не больше нескольких метров в высоту. Землю перед ним усыпали целые поля кусков льда, отколовшиеся от трескающегося основного массива ледника. Эти куски, источенные ветром и солнцами, принимали самые причудливые формы. Тундра напоминала исполинскую шахматную доску с сотнями белых извитых фигур, медленно оседающих в свете скудного полярного солнца.

Примерно через час после того, как я потерял из вида место крушения, я обогнул язык ледника и наткнулся на полдюжины чёрных существ, медленно волокущих свои тела по почти промёрзшей земле. Они оставляли за собой длинные борозды, которые исчертили поверхность тундры на сотни ярдов. Памятуя об этих бороздах, я назвал существ тундровыми пахарями. Две очень мускулистых руки, завершающиеся плавниками, тянули трёхметровое тело неторопливыми взмахами, оставляя борозду и маленькие кучки земли вдоль неё. Каждый взмах вызывал появление из ноздри существа высокого столба пара, который замерзал при соприкосновении с холодным воздухом и оседал снегом на его спине. Тяжёлые чёрные покровы его тела блестели от этой влаги, когда оно продолжало свой трудный путь. Это существо выглядело так, словно ему был в тягость его собственный способ передвижения, хотя я знал, что сам факт его выживания в этой суровой среде обитания доказывал мою неправоту.

Я наблюдал за группой тундровых пахарей (я просто должен был дать им такое название, когда узнал их истинную природу), по меньшей мере, в течение часа. Они перемещались очень медленно. Когда какая-то особь приближалась к зарослям арктического кактуса или полярной точечницы, те исчезали из виду, словно их дёрнули снизу; это меня озадачило.

Держась в десяти метрах одно от другого и двигаясь параллельным курсом, взвизгивая, извергая пар и переворачивая почву, словно бороны, животные преодолели всего лишь около сорока метров за тот час, пока я наблюдал за ними.

Похожий на лопату клюв травяной волокуши может пробивать замёрзшую землю, чтобы выкапывать из толщи тундровой почвы снежные луковицы. Крючковатые ступни одинаково хорошо работают и на льду, и на болотистой почве. Голова существа способна полностью втягиваться вглубь тела – уникальное и важное приспособление в этом царстве внезапных и смертоносных бурь.

Некоторое время спустя я наткнулся на мумифицированные останки давно погибшего тундрового пахаря, и лишь тогда понял, что, пока животное живо, значительная часть тела тундрового пахаря остаётся невидимой. Большой костяной плуг треугольной формы движется под самой поверхностью, отрезая почву и заталкивая её в шесть жаждущих ротовых борозд для фильтрации влаги. Из отверстия в основании плуга отрастает полый твёрдый язык, заканчивающийся вертикально направленным образованием яйцевидной формы. Эта вытягивающаяся ротовая структура – несомненно, тот самый орган, который несёт ответственность за втягивание под землю мелких полярных растений.

Изучение этого мумифицированного экземпляра лишь в небольшой степени удовлетворило меня, поскольку я был заключён в своём транспортном средстве. Мой летающий конус был снабжён сложной батареей датчиков и рецепторов, предназначенных для измерения проявлений жизни у живых существ, биологические огни сияли, но има не обеспечили возможностей для исследования и сохранения мёртвых тканей. Возможно, это было их упущение, или же, возможно, это было частью их философии; во всяком случае, я полагал, что этот разлагающийся экземпляр мог бы стать хорошим кандидатом для сбора и дальнейшего изучения. Единственным возможным источником противоречий была некоторая микробная жизнь, присутствующая внутри трупа. Но, вызвав «Орбитальную звезду», чтобы попросить разрешения на это, я неосторожно вступил в ряды участников давнего и ожесточённого противостояния. Я и не подозревал, что другие члены экспедиции также делали подобные запросы. Им всем ответили однозначным отказом, и мне тоже. Помню, что потом я минут десять ворчал насчёт негибкости бюрократии. Хотя все мы были полностью согласны с задачей има «сохранить Дарвин IV нетронутым», бывали случаи, которые демонстрировали определённое упрямство руководителей Экспедиции. И конечно, теперь Дарвин IV навсегда останется отмеченным смертью докторов Исуда и Изайра.

В нескольких километрах от места крушения я услышал какие-то чрезвычайно громкие сигналы, а ещё через несколько километров наткнулся на их источник – трёх неуклюжих травяных волокуш; их огромные розовые биологические огни сияли, словно фонари, во мгле уходящей бури. Вначале они показались мне безголовыми, но по мере того, как небо светлело, я увидел, что из-под клапанов, расположенных в передней части их тел, показались маленькие тёмные клювы. Головы постепенно выдвигались наружу, пока не высунулись целиком. В холодном воздухе от только что высунувшихся чёрных голов некоторое время шёл пар, но потом они остыли. В процессе эволюции эти крупные существа приобрели уникальный способ защиты своей голой головы во время полярных бурь, глубоко втягивая её в изолированную полость тела.

Травяных волокуш ни за что не назовёшь быстрыми существами; они волокли свои тела десятиметровой высоты по похрустывающей почве могучими толчками огромных ног, снабжённых крючьями. Они принадлежали к числу самых шумных животных, которых я обнаружил на Дарвине IV, и испускали свои сигналы с оглушительной регулярностью. Я счёл поднятый ими шум раздражающим даже после того, как выключил внутренние звуковые колонки. Вибрации, похоже, заставляли греметь все незакреплённые предметы внутри моего ’конуса.

Более трети тела тундрового пахаря движется под землёй, где он находит пищу и влагу. Оставляемые им длинные глубокие борозды – обычная особенность субарктического ландшафта. Расположенный в передней части тела зубастый орган тянет растения вниз за корни, поэтому кажется, что они волшебным образом исчезают с пути этого травоядного во время его движения.

Травяные волокуши были спокойными животными, мирно роющимися в мёрзлой полярной почве в поисках подземных снежных луковиц, которые составляли их рацион. Когда они двигались вперёд, при взгляде на землю позади них у меня создавалось впечатление, словно здесь поработал какой-то нерешительный палеонтолог, выкапывающий повсюду небольшие ямки.

Потратив полчаса на зарисовки, я обнаружил, для чего этим существам нужны исключительно громкие эхо-сигналы. Благодаря близости ледника у травяных волокуш развилась способность отражать эхолокационные сигналы рикошетом от ледяной стены; фактически, у данного вида это выглядит предпочтительным способом эхолокации. Наверное, больше часа я наблюдал за тем, как кормятся волокуши, и одна из них всегда держалась вблизи стены ледника; звуковые сигналы животного отражались от неё в сторону тундры, а другие животные в это время сохраняли молчание. Проведённый мною анализ эхолокационных сигналов указал на то, что в разные стороны одновременно рассылались не единичные, а множественные сигналы. Должно быть, возвращающийся сигнал был весьма сложным, что объясняет наличие на вершине тела у этих существ огромного горба, вмещающего эхолокационный аппарат. Природа, как всегда, цепляющаяся за любые благоприятные возможности, в полной мере воспользовалась преимуществами наличия ледника и его акустическими свойствами.