Как же из плена вырваться? О, как все это измучило ее, как надоело! А тут еще они на ночь глядя запропастились куда-то…
Татьяна Носкова уронила голову. Волосы упали, на стол густой волной.
Всего лишь год минул. Один-единственный год… Как же могла она оказаться такой легковерной? Чем подкупил он ее? Да, все в ту пору, что скрывать, нравилось Татьяне в Дрепине: осанка, взгляд, в котором и уверенность в себе, и некая загадочность. Именно такая, о которой девушки говорят: «Что-то роковое». Больше всего привлекало сочетание силы и изящества в каждом движении, жесте. А как красиво умел он говорить! Ну и (что от себя-то скрывать?) на подарки и расходы не скупился. Нравится платье сафари — вот оно. Хочешь к морю? В понедельник полетим.
Тогда она еще не знала, откуда у него деньги. Как-то упомянул о состоятельных и любящих родителям, а она и не задумывалась, правда ли это. Так было легче и приятней. А когда узнала правду, оказалось — поздно. Сама к тому времени стала той, кого называют страшным словом «соучастница».
Во всех подробностях вставал в памяти тот ужасный, проклятый день.
Дрепин назначил ей встречу и попросил захватить с собой несколько сумок. Он появился вскоре вместе с двумя дружками. Татьяна их знала: не раз ужинали вместе в ресторане, ездили на пляж. Она была уверена — предстоит развлечение, была оживлена и весела, а все трое, наоборот, озабочены и суетливы.
Ей ничего не объяснили. Усадили в машину («У знакомого одолжили», — сказал Дрепин) и поехали в новый жилой район. Остановились на углу, около многоэтажного дома.
— Не выходи! — велел Дрепин непохожим на обычный, резким голосом. — Мы скоро.
И в самом деле, возвратились они через четверть часа, не более. В руках у каждого были сумки, у Дрепина — те, что захватила с собой, как он и велел, Татьяна, но только набитые до отказа.
Машина быстро помчалась по кольцевой дороге, подальше от нового района.
— Что это вы понатаскали? — все еще беспечно спросила Татьяна, дотронувшись до саквояжа.
— Можешь посмотреть, — на лице Дрепина мелькнула странная улыбка.
Татьяна расстегнула молнию. В сумке лежали, плотно уложенные один к другому, несколько костюмов, воротник из норкового меха, в белой тряпице — серьги, перстни с крупными камнями. В другую сумку была затолкана женская шуба, а в нее была упрятана хрустальная ваза.
— Откуда все это? — спросила, холодея от догадки, Татьяна.
— От зайчика! — приятель Дрепина Мишка неприятно хохотнул.
Она все поняла. Вцепилась в плечи того, кто вел машину.
— Останови.
— Тормозни, — распорядился тихим голосом Дрепин. — Иди! — зло бросил он Татьяне и добавил: — Рестораны, шмотки любишь… Теперь вот путешествовать тебе опять захотелось. А на какие шиши? Об этом ты когда-нибудь задумывалась?
— Значит, и прежде — тоже?.. — Татьяну охватил ужас.
— Да, да! — выкрикнул раздраженно Дрепин. Он остановил ее все же, удержав за руку. — Глупая девчонка… — в голосе его мелькнуло сожаление. — Неужто ты и впрямь решила, что мой папаша — миллионер? Нет у меня вообще никого. Кроме тебя. Понимаешь? Садись!
И она подчинилась.
Что помешало ей уйти тогда? Наверное, все-таки чувство к нему и глупая надежда, что удастся ей все же вытащить Дрепина из болота. К слову, он и сам порой загорался желанием порвать с воровским миром, жить так, как все достойные люди, спокойно, счастливо. Они даже уезжали вдвоем с Татьяной в новый город на Волге, но расстаться с укоренившимися привычками было нелегко. Начинались рестораны, гулянки. Снова не хватало денег, и опять Дрепин «шел на дело».
Любил ли он ее так же, как она? С каждым днем Татьяна все более сомневалась в этом. В самом деле, станет ли кто подвергать опасности женщину, которая по-настоящему дорога? Правда, Дрепин утверждал, что она к их делам непричастна: сидит в машине, дожидается знакомых ребят, и нет ей дела до того, чем занимаются они, пока она караулит автомобиль. Но это объяснение — для простачков. Все понимают, что девушка, да еще хорошенькая, «вполне приличная с виду», нужна еще и для того, чтобы отвести подозрения от преступников. Кто бы ни увидел белокурую, аккуратно причесанную головку в машине, невольно подумает: ждет любимого парня, а Дрепину того и надо. Ему безразлично, что он сделал ее участницей воровской шайки.
«Я преступница, преступница, — твердила она не раз про себя, — и меня непременно арестуют, и будут судить, и посадят в тюрьму. Даже если я скроюсь, если пройдет и пять, и десять лет — все равно разыщут и скажут: «Отвечай!»
Сейчас все эти мысли нахлынули на нее с новой силой. В ужасе закрыла Татьяна руками раскрасневшееся лицо. Она выглянула за окно, потом посмотрела на часы: глубокая ночь, а их все нет. Надо что-то придумать. Бежать куда глаза глядят, и как можно скорее! Только чтоб подальше от них с их грязными делами. Нет, теперь уже и ее дел. Тем более…
Она вскочила, высыпала на стол содержимое сумочки. Денег на самолет должно хватить даже до Хабаровска. А кончатся — вот золотые серьги с рубинами, кольцо, два перстня, кулон. Она уедет как можно дальше, устроится на работу. Пусть на стройку, на самый трудный участок, только чтоб начать все сначала, жить честно. А там, кто знает, может, и встретит хорошего парня, может, и у нее будет семья, сын. Она красивая, она это знает. И мужу будет верна свято. С прошлым покончено навеки. Она о нем и не вспомнит никогда…
Татьяна схватила чемодан и начала поспешно бросать в него свои вещи. Скорее! Первым же рейсом. И как можно дальше отсюда.
7
На следующий день Дрепина вновь привели на допрос к подполковнику Валиеву. Подполковник, одетый на сей раз в милицейскую форму, могучий и спокойный, словно зримо воплощал в себе силу закона. Под его проницательным взглядом допрашиваемый, должно быть, чувствовал себя неуютно: он съежился на стуле так, будто хотел казаться меньше. Дрепин понимал, что сегодня разговор пойдет в совершенно ином тоне, не то, что в прошлый раз. Чутьем виноватого догадывался он, что у подполковника, несомненно, имеются теперь факты, добытые, очевидно, оперативной группой в течение прошедшей ночи.
Так оно и было. Однако Валиева, хотя он виду, разумеется, не подавал, тревожило то, что не было никаких, даже самых крошечных, свидетельств участия группы Дрепина — не в угоне автомобиля, не в квартирных кражах, а в ограблении сберкассы.
«Эх, как нужны были бы сейчас показания девчонки!..» — даже с некоторой тоской подумал Валиев.
— Так что, Дрепин, — спросил он, — будем снова запираться?
Тот в ответ лишь пожал плечами.
— Мы располагаем доказательствами, — сказал подполковник, — свидетельствующими, что преступная группа, которую сколотили вы, совершила ряд краж в городе Джамбуле и по пути из Джамбула во Фрунзе.
— Клевета! — бросил Дрепин, но все же не так самоуверенно, как накануне. — Я уже объявил вам вчера: моя невиновность подтвердится, и тогда я обжалую ваши действия прокурору.
— Думаю, до этого не дойдет. Вы и ваши сообщники зарвались. Несколько краж без осечек, возможность быстро уходить с места преступления — все это вселило в вас излишнюю самонадеянность. Вы решили, что неуловимы, и конечно же, просчитались.
— Вы говорите о каких-то других людях. Мы не преступники. Обыкновенные шабашники или халтурщики, как уж кому нравится. Ну, берем частные подряды. Так за это же не сажают, по-моему?
— Так-так… — Подполковник выдвинул ящик и вынул несколько фотоснимков. — Вот машина, которую вы угнали. Заднее стекло, как видите, отсутствует.
Дрепин произнес нарочито размеренно, так, будто разговаривал с глухим или тупицей:
— К упомянутой вами машине я не имею ровно никакого отношения.
— Тогда чем вы объясните, при ваших-то криминалистических познаниях, что отпечатки ваших пальцев обнаружены на дверце угнанной автомашины? А вот еще один дактилоскопический снимок, — Валиев положил обе фотографии перед Дрепиным. — Он полностью совпадает с предыдущим, а обнаружен отпечаток на стенке шкафа в одной из обворованных квартир. Больше того. На баранке — отпечатки пальцев вашего подручного Михаила Соловьева, того самого, который пытался сбыть краденое. Он, правда, старался уничтожить следы — протер баранку тряпкой и бросил ее в салоне «Москвича», но у служебных собак нюх отличный: наша Зента наводит опять же именно на Соловьева. Так что ж, Дрепин? Вы и теперь будете запираться?