Через некоторое время отшельники отправились заготовлять плоды — спелые и неспелые. Два-три дня они прожили в лесу, в месте, где плодов было видимо-невидимо и их было легко собирать. Монах, прозванный “Отцом Обитающей в бамбуке”, тоже был там. Змею же он оставил дома в полом куске бамбука. Когда наконец отшельники воротились к себе в обитель, бхиккху, спеша накормить свою любимицу, вынул из бамбука затычку и вытянул руку, приговаривая: “Иди сюда, деточка! Иди, голодная моя!” Змея же, разозлённая тем, что ей пришлось поголодать несколько дней, вонзила зубы прямо в протянутую руку отшельника. Отшельник упал бездыханный, а змея уползла в лес. Видевшие все это рассказали о происшедшем Бодхисатте, и тот распорядился сжечь тело покойного. Желая наставить в дхамме отшельников, которые пришли и расселись вокруг, Бодхисатта спел им такой стих:

Кто друга наставлений не приемлет, Словам заботы дружеской не внемлет, Тот неизбежно смерть находит в муке. Подобен он “Отцу Змеи в бамбуке”.

И, наставив так подвижников, Бодхисатта затем сам приобщился к четырём величайшим добродетелям. С истечением же отпущенного ему срока он возродился в мире Брахмы”. И Учитель повторил: “Не только ведь теперь, бхиккху, свойственно тебе упрямство: и прежде уже из-за своего упрямого нрава ты погиб, укушенный змеёй”. Заканчивая своё наставление в дхамме. Учитель истолковал джатаку, так связав перерождения: “В ту пору “Отцом Обитающей в бамбуке” был упрямый бхиккху, отшельниками — ученики Пробуждённого, наставником же — я сам”.

Джатака о змеином укусе

«Как змея сменяет кожу...» — это сказал Учитель, пребывая в роще Джеты, по поводу одного домохозяина, у которого умер сын. Учитель пришёл к нему домой, а хозяин встретил его, усадил.

— Что, милый, горюешь? — спросил Учитель.

— Да, почтенный. С тех пор как сын мой умер, все и горюю.

— Что поделаешь! Что может разрушиться — непременно разрушится, что может погибнуть — непременно погибнет. Не у одного тебя так, да и не только в этой деревне. Ведь во всех безграничных вселенных, во всех трёх видах существования ты не найдёшь бессмертных. И, нет ничего составного, что навечно осталось бы целым. Всем существам суждено умереть, а всему сложному — распасться. Вот и в древности случилось так, что когда у мудрого человека умер сын, он не стал горевать, он помнил: «Погибло то, чему и суждено погибнуть», — сказал Учитель и по просьбе домохозяина поведал о былом.

Некогда в Варанаси правил царь Брахмадатта. Бодхисаттва тогда родился в брахманской семье в деревне у ворот Варанаси. Был он главой семьи и зарабатывал на жизнь земледелием. И было у него двое детей: сын и дочь. Когда сын его подрос, Бодхисаттва женил его на девушке из подходящей семьи, и всего стало в их доме, вместе с рабыней, шесть человек: сам Бодхисаттва, его жена, сын, дочь, сноха и рабыня. Жили они все в мире и добром согласии.

Всем своим домочадцам Бодхисаттва давал такие наставления: «Одаривайте нуждающихся, чем только можете, не преступайте обетов, совершайте обряды упосатхи. А главное — не забывайте о смерти, хорошенько запомните, что всем вам суждено умереть. Ведь всем нам достоверно известно, что мы умрём, а вот сколько мы проживём — никто не знает. Ничто составленное из частей не вечно и может разрушиться. Поэтому пуще всего берегитесь беспечности!» Остальные внимали его наставлениям и старались не предаваться беспечности и постоянно помнить о смерти.

И вот однажды Бодхисаттва пришёл с сыном на поле пахать. Сын сгрёб в кучу всякий мусор и поджёг его. Невдалеке в муравейнике сидела кобра, и дым начал есть ей глаза. «Это он нарочно подстроил!» — разозлилась она, выползла наружу и укусила его всеми четырьмя ядовитыми клыками. Сын тут же упал и умер. Бодхисаттва заметил, что он упал, остановил быков, подошёл, посмотрел. Видит — сын мёртв. Тогда он взял тело, перенёс его под дерево и одел — но не плакал, не причитал. «Разрушилось то, что должно было разрушиться, — твердо помнил он. — Умер тот, кому и была суждена смерть. Ведь ничто составное не вечно, все должно кончиться смертью». Так он, держась мысли о бренности всего сущего, снова стал за плуг.

Мимо поля проходил знакомый. Бодхисаттва окликнул его:

— Приятель, ты не домой ли?

— Домой.

— Тогда будь добр, зайди и к нам и передай моей жене, что сегодня еды на двоих не понадобится, — пусть принесёт только на одного, да пусть приходит сама, а не посылает, как обычно, рабыню. А лучше пусть приходят все четверо, пусть наденут чистую одежду и возьмут с собою цветов и благовоний. Тот все в точности передал.

— Кто это такое сказал? — спросила брахманка.

— Твой муж, уважаемая.

— Значит, сын мой умер, — догадалась она и даже не содрогнулась: она научилась владеть собой.

Оделась она во все чистое, взяла цветы и благовония, велела еду захватить и пошла со всеми на поле. И ни один из них не стал плакать и причитать. Бодхисаттва поел под тем же деревом, где лежал покойник; потом они собрали дров, уложили покойника на погребальный костёр, забросали его цветам, умастили благовониями и костёр подожгли. Ни у кого и слезинки не показалось: все собою владели, все помнили, что смерть неизбежна.

И от пыла их добродетели Шакру стало припекать снизу на его троне. «Кто это хочет лишить меня престола?» — задумался он и скоро понял, что донимающий его жар исходит от пламени их достоинств. Он порадовался за них и решил: «Спущусь-ка я к ним и тем дам им случай поведать во всеуслышанье об их победе над собою, а потом всю эту семью осыплю дождём драгоценностей».

И, тотчас перенёсшись туда, он стал подле погребального костра и спросил:

— Что вы делаете?

— Покойника сжигаем, господин.

— Не может быть, чтобы вы сжигали покойника. Оленя, наверно, жарите.

— Вовсе нет, господин. Это и впрямь покойник.

— Так это, стало быть, ваш недруг?

— Это, господин, мой родной сын, а не недруг, — ответил ему Бодхисаттва.

— Видно, сын был нелюбимый?

— Любимый, и очень.

— Почему же ты не плачешь?

Бодхисаттва объяснил, почему он не плачет: «Как змея сменяет кожу, Человек сменяет тело, Когда жизни срок исполнен, И уходит без оглядки. На костре сгорает тело И не внемлет причитаньям. Так зачем мне убиваться? Ведь судьбы не переплачешь».

Выслушав ответ Бодхисаттвы, Шакра обратился к его жене: — А тебе, мать, кем он доводился? — Это сын мой родимый, господин. Я носила его десять месяцев, грудью выкормила, на ноги поставила, человеком вырастила. — Отец все же мужчина, потому и не плачет, а как же ты, мать? Ведь у матери сердце податливо, почему ты не плачешь?

Она объяснила: «Он явился к нам без спроса И ушёл, не попрощавшись. Жизнь приходит и уходит, Горевать о том не надо. На костре сгорает тело И не внемлет причитаньям. Так зачем я буду плакать? Ведь судьбы не переплачешь».

Выслушав слова матери, Шакра спросил сестру покойного: — А тебе, милая, кем он доводился? — Это мой брат, господин. — Милая, сестры ведь любят братьев, почему ж ты не плачешь?

Она тоже объяснила: «Плакать буду — подурнею, А какая с того польза? Родичей, друзей и близких Лучше провожать бесстрастно. На костре сгорает тело И не внемлет причитаньям. Так зачем мне убиваться? Ведь судьбы не переплачешь».

Выслушав слова сестры, Шакра спросил у его вдовы: — А тебе, милая, кем он доводился? — Мужем, господин. — Когда муж умирает, жена остаётся одна, беззащитной вдовой. Почему ж ты не плачешь?

Она объяснила: «Плачет маленький ребёнок: «Месяц с неба мне снимите!» Кто по мёртвым причитает — Тот не большего добьётся. На костре сгорает тело И не внемлет причитаньям. Так зачем же убиваться? Ведь судьбы не переплачешь».

Выслушав ответ вдовы, Шакра спросил у рабыни: — Милая, а тебе кем он доводился? — Это мой хозяин, господин. — Наверное, он тобою помыкал, бил тебя и мучил, потому ты и не плачешь? Верно, думаешь: наконец-то он умер. — Не говори так, господин. С ним такое вовсе не вяжется. Хозяин мой был человек терпеливый, жалостливый, участливый, относился ко мне, как приёмный сын. — Почему же ты не плачешь?