Царь сказал:
«Ни слова больше о таком грехе. Из-за любви великой ко мне ты, очевидно, забываешь, что ведь не всякое даянье помогает исполненью долга. Кто для меня в своей любви высокой не ценит даже жизнь свою, тот друг мне, лучший родственник — и я его супруге друг. Поэтому не следует вовлекать меня в неблаговидное дело. Что же касается того, что, как ты уверяешь, никто другой не узнает об этом деле, то разве от этого оно станет безгрешным? Хотя б невидимо творил кто злое дело, как благоденствовать тот может? Ведь это словно яд принять незримо! Его увидят непорочными очами и небожители, и святые йоги. Чего же больше? Кто поверить может, что ты её не любишь, что не постигнет гибель и тебя, когда ты разлучишься с нею?».
Абхипарага сказал:
«С супругой и детьми я раб твой, ты мой господин и божество моё. Какое может быть, о государь, закона нарушенье по отношению к рабе твоей? Что же касается моей любви к ней, о которой говоришь ты,— что ж из этого? Да, я её люблю, о радостей податель, и потому я добровольно сам хочу отдать её тебе: ведь человек, отдав здесь дорогое, в том мире получает ещё дороже что-то. Поэтому благоволи, о государь, принять её».
Царь сказал:
«Ни в коем случае! Это невозможно! Скорее брошусь я на острый меч или в пылающий ужасным пламенем огонь, чем соглашусь попрать так добродетель, которой я обязан счастием великим!».
Абхипарага сказал:
«Если государю неугодно взять мою супругу, то я велю ей стать гетерой, любви которой может добиваться каждый, и тогда мой государь с ней сможет насладиться».
Царь сказал:
«Да что с тобою? Как обезумел ты! Оставивши невинную супругу, ты, безумец, получил бы от меня возмездье и, сделавшись предметом поношений, ты стал бы мучиться и в этом мире и в ином. Поэтому оставим эти бессмысленные речи. Образумься же».
Абхипарага сказал:
«Хотя бы то грозило нарушением закона, иль порицанием со стороны людей, или утратой счастья — всему навстречу я пойду с открытым сердцем: оно исполнено блаженства, доставив счастие тебе. Не вижу в мире я огня великого, тебя превыше, о земли великий повелитель! И Унмадаянти да будет вознаграждением моим жрецу; прими её, как жрец, для усиления моих заслуг».
Царь сказал:
«Несомненно, стремясь действовать мне на пользу, ты по своей великой любви к нам не замечаешь, что добро и что зло для тебя самого; и поэтому я с особенным вниманием должен наблюдать за тобой. Ни в коем случае не следует безразлично относиться к порицанию людей. Смотри: Кто, к праведности безразлично относясь, заботиться не станет о порицании людском или награде в другом существованье, тому не станет доверять народ и в мире том он без сомнения лишён блаженства будет. Поэтому я и говорю тебе: Не соблазняйся преступить закон для жизни этой: великий грех здесь несомненен-сомнителен и незначителен успех. Чего же больше? Ввергать людей в несчастия такие, как порицанье и тому подобное, и этим для себя добиться счастья — для добрых неприятно; пусть лучше, зло другим не причиняя, один я понесу все бремя личных дел, ничем закона не нарушив!».
Абхипарага сказал:
«Да разве здесь может иметь место беззаконие, если я из преданности к господину действую ему на пользу, а государь принимает её от меня в дар. Ведь все шибийцы, горожане и селяне, могли бы сказать: "Какое же тут беззаконие?". Поэтому да благоволит государь принять её!».
Царь сказал:
«Поистине ты всей душой хочешь сделать мне приятное, но нужно подумать ещё и вот о чем: из всех шибийцев — горожан и селян, тебя и меня — кто из нас самый сведущий в святом законе?».
Тогда Абхипарага в смущении сказал: «Благодаря почтенью к старшим, усилиям, затраченным на изучение Священного писания, и остроте ума смысл истинный науки о трёх целях жизни тебе открыт, о государь, как Брихаспати».
Царь сказал:
«Поэтому-то ты и не можешь совратить меня [с истинного пути]. От поведения царей зависит благо и несчастие народа; вот почему, привязанность народа помня, останусь я на поприще благом, что соответствует и славе моей доброй. Хорош ли, неудобен путь, которым бык идёт,— коровы следуют за ним; так и народ: откинув острые преграды сомнений, он повеленью государя следует всегда. Кроме того, ты должен принять во внимание следующее: Ведь если б у меня не стало силы, чтоб охранять и самого себя, в каком же состоянье оказался бы народ, который жаждет от меня защиты? То зная и заботясь о благе подданных, равно как о святом законе и безупречной славе, я не хочу веленьям сердца следовать: ведь я же вождь народа своего, я бык ведь в стаде!».
Тогда министр Абхипарага, умилённый в сердце своём этой стойкостью царя, поклонившись ему и почтительно сложив руки, обратился с такими словами:
«Сколь осчастливлены судьбою подданные, которых охраняешь ты, людей владыка! Такую преданность закону, пренебреженье к наслажденьям личным найти возможно ль даже в пустынях лесных! О, как приличествует дивное название "великий" в имени твоём, великий государь! Ведь если бы безнравственного добродетельным назвать, то это было бы насмешкою жестокой! Но к чему мне изумляться иль волноваться пред великим подвигом твоим? Как океан сокровищ полон, так ты исполнен добродетелей, о государь!».
Таким образом, «даже мучимые жестокими страданиями добрые неспособны стать на путь низких, находя опору в своей высокой нравственной стойкости» [и в своём прекрасном знании праведного закона, которому они неустанно следовали; помня об этом, надо прилагать все усилия для укрепления в нравственной стойкости и праведном законе].
Джатака о бездетном
Состояние домохозяина связано со стремлениями, враждебными спокойствию и нравственному поведению. Поэтому оно не доставляет радости заботящимся о своей душе. Вот как об этом назидательно повествуется.
Некогда Бодхисаттва, как рассказывают, принял рождение в одном богатом роде, который был славен своим добродетельным образом жизни и поведением и был высоко чтим в народе; родство с этим родом почиталось высокой честью, и был он славно освежающим источником для родовитых семей; его кладовые и сокровищницы были как бы собственностью всех шраманов и брахманов; дом его был всегда открыт для друзей и родственников; он доставлял пропитание беднякам и нищим; ремесленники находили там работу и покровительство; наконец, благодаря своему великому счастью и богатству род этот имел возможность выражать свою преданность и почтение царю, принимая его у себя.
С течением времени Бодхисаттва вырос и с чрезвычайным рвением изучил различные отрасли науки, знание которых почиталось людьми особенно ценным, а также избранные им различные искусства. Благодаря такому образованию, радовавшей взоры красоте и знанию людей, которое он проявлял, не нарушая предписаний праведного закона, он завоевал сердца людей как любимый родственник. Ведь мы родных глубоко уважаем не потому, что нам они родные, и на чужих иначе смотрим, не как на близких, не потому, что чужаки они. Найдём ли мы достоинства или пороки — от этого зависит, как будем относиться к человеку с глубоким уваженьем иль с презреньем.
Когда Великосущный надлежащим образом познакомился с отречением от мира, постигнул он, что жизнь домохозяина стоит в противоречье со святым законом и со страданьем связана из-за стремлений тщетных; постигнув также, что блаженство даруют пустыни лесные, он сердцем отвратился от неё.
До глубины своего сердца он был потрясен смертью отца и матери и после этого, раздав друзьям, родственникам, беднякам, шраманам и брахманам, каждому в соответствии с его заслугами, все своё имение — дом и громадные богатства, ценность которых равнялась многим сотням тысяч, он ушёл из дому. И вот, проходя постепенно деревни, города, царства и столицы царей, он наконец пришел и поселился на лесистом холме в окрестностях какого-то города. Скоро он стал известен, так как благодаря его продолжительным упражнениям в созерцании, спокойная ясность его чувств была совершенно естественной и искренней; речь его радовала слух и сердце и, хоть и свидетельствовала о глубокой учёности, тем не менее была полна скромности; свободная от жалких удручённых сетовании и своекорыстных надежд, она свидетельствовала о благовоспитанности, так как к каждому он обращался с вежливостью и сердечным радушием и, кроме того, в его речи проявлялось его уменье различать согласное и несогласное со святым законом. Его поведение и вся жизнь аскета-отшельника были прекрасны и соответствовали наилучшим представлениям о добродетели. Когда же народ, относившийся к нему с большим любопытством, узнал, что он ради жизни отшельника оставил свой высокий род, его стали уважать ещё больше.