Позор мне, если мной рождённый яд,
под страхом гибели, вберу назад, —
Презрев ужасной гибели тщету,
кончину прозябанью предпочту!
С этими словами змея поползла было в огонь, но Бодхисаттва преградил ей путь. Потом он снадобьями и заклинаниями удалил яд из тела укушенного крестьянина, полностью его исцелив. Змею же он научил жить по законам добра и отпустил со словами: «Отныне никому не причиняй вреда».
Повторив: «Да, монахи, если уж Сарипутта от чего-то отказался, то и ценой собственной жизни не согласится принять это обратно», Учитель окончил своё наставление в дхамме, а потом истолковал джатаку, так связав между собой перерождения: «Змеёй в ту пору был Сарипутта, знахарем же — я сам».
Джатака о лопате
Со слов: «Не та победа — истинное благо...» — Учитель — он жил тогда в Джетаване — повёл рассказ об одном тхере по имени Читтахаттха-Сарипутта.
Ибо, как говорят, некогда этот тхера был отпрыском одной крестьянской семьи в Саваттхи и как-то раз, вспахав своё поле, на пути домой завернул в монастырь. Отведав там предложенной ему сладкой рисовой каши на молоке, обильно сдобренной топлёным маслом, юноша подумал:
«С утра до вечера я тружусь, вот этими самыми руками делаю всякую тяжёлую работу, но ни разу не довелось мне так сладко и вкусно поесть. Стану-ка я тоже монахом», — и тотчас принял монашество.
Целый месяц и ещё полмесяца со всем усердием вёл он созерцательную жизнь, стремясь к совершенству. Затем, поддавшись соблазну, опять вернулся в мир страстей, но спустя некоторое время, устав от чревоугодничества, снова пришел в монастырь и принялся изучать «Абхидхамму». Так повторялось шесть раз: он уходил из монастыря в мир и возвращался; сделавшись же монахом в седьмой раз, многое постиг: изучил все семь священных книг «Абхидхаммы» и, воздавая повсюду хвалу монашеской участи, обрёл прозрение и вкусил от плода арахатства. Жившие с ним по соседству бхиккху глумились над ним, приставая с вопросами:
«Скажи-ка, почтенный, неужто сердце и разум твой не подвержены более страстям?» — на что монах тот смиренно им отвечал:
«Да, почтенные, отныне и впредь не поддамся больше соблазнам мирским».
И вот как-то раз монахи, сидя в зале собраний, толковали между собой о том, как достиг арахатства тот бхиккху:
«Даже почтенный Читтахаттха-Сарипутта, хоть на роду ему было написано стать архатом, шесть раз отрекался от монашеского сана. Сколь же велико должно быть бремя скверны, которое несут обыкновенные люди!» В это самое время в залу вошёл Учитель и спросил:
«О чем это вы, братия, здесь толкуете?» И монахи рассказали ему, о чем толкуют.
«О бхиккху, — молвил тогда Учитель, — помыслы обыкновенного человека легковесны, и трудно их направить в одно русло; влекомый мирскими соблазнами, обыкновенный человек только к утехам и стремится. Стоит человеку хоть раз поддаться мирским соблазнам, уже нельзя ожидать его скорого спасения. Зато уж поистине благостен тот, кто сумел укротить свои помыслы и направить их в нужное русло, ибо усмирённые рассудок и сердце несут великую пользу и счастье. Ведь сказано в «Дхаммападе»:
Обуздание мысли, едва сдерживаемой, легковесной, спотыкающейся где попало, — благо. Обузданная мысль приводит к счастью. «Так вот, — продолжал Учитель, — именно потому, что помыслы столь трудно обуздать, мудрецы прежних времён, обуреваемые жадностью, никак не могли расстаться, к примеру, с лопатой и шестикратно поддавались соблазну, покуда наконец, отринув его в седьмой раз, не обрели способность к сосредоточенному размышлению и не сумели обуздать свою жадность». И Учитель поведал монахам о том, что случилось в прошлой жизни.
«Во времена стародавние, когда на бенаресском троне восседал Брахмадатта, Бодхисаттва родился в семье огородника. Когда же вырос, сам сделался огородником, и нарекли его Куддалака-пандит, «Пандит с лопатой». Взрыхлив лопатой свой участок земли, он выращивал там всяческую зелень, кабачки, тыквы, огурцы и прочие овощи и, продавая их, кое-как сводил концы с концами, ибо, кроме той самой лопаты, не было у него никакого иного богатства. И вот однажды он решил: «Брошу все и стану подвижником. Что проку в этой мирской жизни?» И он зарыл свою лопату в укромном месте и стал отшельником. Но мысль о лопате его преследовала, и, не в силах совладать со своим стремлением к мирской жизни, он из-за этой затупившейся лопаты вновь воротился в мир. Так повторялось и дважды, и трижды. Шесть раз пытался он, припрятав лопату, сделаться отшельником, но вновь и вновь поддавался соблазну и возвращался в мир.
А на седьмой раз подумал: «Из-за этой лопаты я все время схожу с пути подвижничества. Заброшу-ка я её в большую реку и уйду в отшельники». Пришел он на берег и, рассудив, что, если увидит, куда упала лопата, то непременно придёт искать её сюда, ухватился за рукоять, поднял лопату над головой и, крутанув её с силой три раза, — а был он сильным, как слон, — зажмурился и швырнул лопату на самую середину большой реки. И громким, будто львиный рык, голосом троекратно возвестил: «Я победил! Я победил! Я победил!»
А в это самое время ехал вдоль реки, в которой только что искупался, царь бенаресский, вернувшийся с дальней границы, где он усмирял взбунтовавшихся подданных. Разодетый и разукрашенный, он восседал на царском слоне и услыхал ликующий крик Бодхисаттвы.
«Этот человек, — подумал царь, — оповещает мир о своей победе. Надобно призвать его и спросить, кого же он победил».
Когда слуги по царскому приказу привели к царю огородника, царь ему сказал:
«Добрый человек! Я ведь — тоже победил и теперь возвращаюсь с победой к себе во дворец. А ты кого победил?»
«О великий государь! — отвечал Бодхисаттва. — Тысяча побед в сраженьях, даже сотня тысяч — ничто, если остаётся непобежденным сонмище страстей. Я же в самом себе обуздал жадность и одержал победу над страстями!»
Сказав так, Бодхисаттва вперил свой взор в глубокие воды великой реки и, уразумев, что сущее так же быстротечно, как речные воды, испытал блаженство мгновенного просветления. Вернувшись затем из погруженности в сосредоточенное размышление, он взлетел и, приняв позу лотоса, уселся в пространстве и, желая наставить царя Бенареса в дхамме, спел ему такой стих:
Не та победа — истинное благо, которая ведёт к победе новой,
А та, что не нуждается в победах, — вот мудрости незыблемое слово!
И стоило царю выслушать это наставление в дхамме, как в тот же миг родившаяся в нем потребность отринуть все мирское высвободила его из-под гнета страстей, его стремление укреплять своё царское могущество разом покинуло его, и помыслы его устремились к необходимости стать подвижником. И спросил царь Бодхисаттву:
«Куда ныне ты держишь путь свой?»
«Я, великий государь, — отвечал Бодхисаттва, — направлюсь сейчас в Гималаи и там стану отшельником».
«Тогда и я пойду в отшельники», — сказал царь и вслед за Бодхисаттвой отправился в Гималаи.
И все царское войско, и все собравшиеся там брахманы и землевладельцы, и все воины, и все, какие были там, простые люди отправились вслед за царём. Прознав о том, жители Бенареса принялись говорить друг другу:
«Рассказывают, будто, вняв слову дхаммы, которую проповедовал тот самый «пандит с лопатой», царь решил стать подвижником и вместе со всем своим войском ушёл прочь из города. А нам что здесь делать?»
И вот все жители Бенареса, протянувшегося на целых двенадцать йоджан, двинулись вслед за царём, и шествие их тоже вытянулось на все двенадцать йоджан. Во главе его стал Бодхисаттва и всех повёл в Гималаи. Между тем от столь великой святости трон под Саккой, повелителем богов, сделался горячим, и, почувствовав это, Сакка глянул вниз и увидел «пандита с лопатой», совершающего свой великий Исход. «Должно быть, явится много народу, — подумал Сакка, — надо позаботиться о том, как их всех разместить». И, призвав к себе Виссакамму, зодчего богов, он распорядился: