– Да, на ближайшее время путь на восток для вас перекрыт! – сочувственно констатировал я, отпивая очередной глоток приторной смеси. – Однако не всегда же Венеция будет править морем! Все еще может измениться…
Что-то в моих словах заставило многоопытного Гвидо навострить уши:
– Ты так считаешь? Что же может ослабить Венецию? – сохраняя показную невозмутимость, поинтересовался он.
– Текущий подъем ее влияния связан с контролем над Константинополем. А бывшие византийские земли далеки от спокойствия. Бунты и остальные «радости» непрочной власти неизбежны. И кто знает, захочет ли будущий правитель города дружить с Венецией? Особенно, если получит более выгодное предложение…
– И кто же способен сделать ему подобное предложение? – было заметно, что из головы моего собеседника моментально выветрился весь хмель. Теперь передо мной сидело официальное лицо, консул генуэзской республики.
– Допустим, сделать при удобном случае мог бы, например, даже я. Тем более что держу путь как раз в те края. Другое дело, что это потребует объединения нескольких заинтересованных в изменении сложившейся ситуации сил. А также немалых расходов и, разумеется, времени. Пока рано говорить о подробностях, но, вижу, вас эта тема очень занимает. Тогда, возможно, попозже я пришлю письмо с описанием более детальных планов.
– Думаю, мы прочитаем его с большим интересом! – кивнул Гвидо и, на всякий случай, уточнил: – Когда дело касается интересов города, мы готовы понести очень серьезные расходы!
Вот и отлично! Этим вечером я, похоже, сделал первый шаг к вмешательству в глобальные политические расклады этого мира. Ох, как бы не получить по сусалам на непривычном для себя поле!
Добравшись, не без помощи спутников, до покоев, выделенных мне на время пребывания в городе достопочтенным Шмуэлем, собрался уже идти отдыхать, но тут услышал обрывки беседы гораздо менее «набравшихся» за ужином и потому еще не потерявших способности к вменяемому разговору Цадока и хозяина дома. Первый почему-то сильно ругался.
– Ц-цадок! В чем дело? – запинаясь, поинтересовался я.
Ответил, однако, после некоторой заминки, Шмуэль:
– Ариэль, я не успел тебе сообщить, но обоз из Мюнхена не прибыл в срок! А я склады в порту заранее арендовал, как ты и просил! – зачастил он, явно опасаясь моей реакции на неприятную новость.
– Что-о? П-почему?
– Их… не выпустили! Приехал лишь посыльный от старшего сына Цадока.
– Кто н-не выпустил? Г-герцог? Вот же гад! – несмотря на опьянение, я отчетливо понял – разработанный в деталях план действий на ближайшее время полетел ко всем чертям. Ведь обоз из Мюнхена – один из его ключевых моментов!
– Нет! В Мюнхен ранней весной неожиданно прибыл известный учитель и знаток Кабаллы Иегуда из Регенсбурга, по прозвищу Хасид[7]. Вместе с большой группой последователей. Он объявил тебя самозванцем и неучем, посланным из «клипот»[8] для отвращения евреев от заповедей, данных Богом. И запретил мюнхенской общине следовать за тобой! А еще он послал курьеров и в другие города!
Так… Что же это получается – бунт на корабле? Вот так удар в спину! Впрочем, зная своих соплеменников, особенно приверженцев мистических течений в иудаизме, следовало чего-то подобного ожидать! А я, конечно, прохлопал ушами… Идеи, которые находили понимание в среде более рационально мыслящих торговцев и ремесленников, просто обязаны были, рано или поздно, вызвать активное противодействие наиболее реакционной части еврейского общества. И, если честно, лишь благодаря крайне низкой по нашим меркам скорости информационного обмена в средневековье, это случилось только сейчас и только в одном городе. Поэтому надо действовать быстро. Но кто он, этот Иегуда Хасид? Имя, вообще-то, знакомое, но сдается, что известный мне носитель данного прозвища жил лет эдак на триста-четыреста попозже. Или это другой? М-да, придется бежать за «помощью зала». Впрочем, после выпитого на сегодняшнем пиру, для «перехода» осталось добавить совсем немного…
На следующий день продрал глаза только к полудню. Голова трещала неимоверно, как всегда бывает у меня от перебора местного вина. Не зря в последнее время предпочитаю употреблять только самогон собственного изготовления. После него наутро хоть как-то можно собраться и записать найденную в будущем информацию. А записывать сейчас есть что! Виновник моих проблем оказался действительно не «тем» Иегудой Хасидом, которого я помнил. Тот, живший в семнадцатом веке, как раз был правильный чувак, организатор первого массового переселения евреев в Палестину. Этот же, из отстоящего на сотню километров от Мюнхена, довольно крупного города Регенсбурга, являлся просто идеальным олицетворением все тех сил, которым потихоньку забрасываемые мной идейки были категорически не по душе. Не зря именно он и выступил первым.
Потомственный каббалист, он был основным лидером и популяризатором мистического направления иудаизма в данном историческом периоде. И сторонником введения дополнительных ограничений в и так всесторонне регламентированную жизнь религиозного еврея (а других тут пока и не водилось). Непримиримый идеологический противник моего знакомца Маймонида, представителя рационального направления. Некоторые из введенных этим Хасидом дурацких запретов дожили даже до нашего времени! Короче, вряд ли мы с ним договоримся по-хорошему, не тот случай. И, к тому же, я зол. Пожалуй, более чем когда-либо за время пребывания в тринадцатом веке. Придется, значит, обойтись с мерзавцем по-плохому, мюнхенскую общину я ему уступить никак не могу!
Глава 13
В Генуе, как ни хотелось поскорее отправиться в Мюнхен, пришлось задержаться еще на неделю. Ведь отряды из других мест в город таки прибыли. Их следовало осмотреть, отсеяв больных, разместить на кораблях. Большая часть собранного в Мюнхене золингеновского металла удачно была отправлена сюда несколькими обозами заранее, до неожиданного появления в городе этого треклятого каббалиста, так что около пяти тонн высококачественного железа дожидалось нас на генуэзских складах. Его тоже следовало погрузить, вместе с другими товарами. Ну и, конечно, два заказанных корабля ждали испытаний и новые экипажи.
Даже странно, что получилось уложиться всего в одну неделю. Но ровно через семь дней я, стоя на генуэзской пристани, провожал взглядом девять подгоняемых утренним бризом бочкообразных кораблей, уходивших в море. Решение не задерживать здесь флотилию до завершения мюнхенского «дела», далось нелегко. Однако штурманский расчет, выполненный Анной, показал, что задержка, не менее чем в полтора месяца, требующаяся для возвращения с обозом (и это в лучшем случае), может стать критичной. Есть шанс не уложиться в летнюю навигацию и не достигнуть намеченной цели. Придется где-то зимовать и терять год. Это меня не устраивало. Поэтому, все же, рискнул отправить корабли дальше. Руководителем экспедиции назначил Давида. Он справится, несмотря на молодость, авторитет среди наших людей сумел заработать железный. Его заместителями будут Цадок и Анна. Да, ее я тоже отправил, хоть это и стоило ночи бурного выяснения отношений. Однако, в конце концов, удалось убедить девушку, что без ее навыков штурмана экспедиция обязательно застрянет по дороге. Хорошо, что капитан Джакомо, знающий местные воды как свои пять пальцев, не слышал этого утверждения!
Итак, за месяц эскадре предстояло не спеша обогнуть Апеннинский полуостров, останавливаясь в намеченных заранее пунктах, избежать, по возможности, встречи с курсирующими по Адриатике венецианскими галерами и прибыть в венгерский порт Сплит на далматинском побережье. Куда, надеюсь, примерно к тому же времени явимся и мы, вместе с вызволенным из мюнхенского плена обозом. Встреч с венецианским флотом я опасался не просто так. Воодушевленные последними политическими достижениями своего многомудрого дожа, венецианцы совсем оборзели, сочтя восточное средиземноморье своми внутренними водами. А уж Адриатику – тем более! И группа из девяти кораблей могла вызвать серьезное подозрение. Так что риск имелся немалый. Тем более что, судя по информации, содержавшейся в письмах главы нашего венецианского знакомца, трактирщика Авшалома Бен Ицхака, позапрошлогодняя история с захватом нанятого в городе судна и гибелью его капитана, как я и опасался, выплыла наружу. Вернулись несколько членов экипажа «Грешницы», отпущенные нами позапрошлой осенью в Генуе и рассказали о незавидной судьбе капитана Марко и его суденышка. И теперь меня в Венеции числят преступником и разыскивают. То, что покойник сам подставил нас под удар пиратов, никого, конечно, не колышет. Зато его многочисленных, как оказалось, родственников очень волнует «восстановление справедливости». Вот для ее торжества дож и издал указ о моей поимке. Так что лучше нам с официальными венецианскими лицами не пересекаться. Флотилии, конечно, есть чем ответить вражеским галерам, но лучше не доводить… Особенно, в мое отсутствие. Шабтаю, резервному пилоту планера, приказал использовать сверхсекретное оружие только в самом крайнем случае. Хорошо хоть, после Гибралтарской «битвы» успел провести с ним несколько учебных вылетов, включая и тренировку бомбометания.