Чуть передохнув, отправляемся в обратный путь. Нам всем кажется, что живой Корш был немного легче. Два раза отдыхаем, спешить-то уже некуда.

Не доходя до лагеря с полкилометра, выбираем шикарное место для могилы на крохотной полянке между четырех огромных елей. Щур двинул на базу за шанцевым инструментом, мы с Жилой занялись разметкой ямы, на что у нас ушло минут десять. После этого Жила стащил с ног покойника войлочные опорки с толстой кожаной подошвой, снял с него порты, порченное кровью исподнее и рубаху оставил.

Щура нет уже с полчаса, за это время можно было два раза сходить и столько же вернуться.

Оставив Жилу в компании с трупом, двигаю на поиски Щура. Времени потеряно сегодня уже достаточно, надо еще успеть дотемна попасть к Рваному, сообщить новости.

В лагере никого нет. В землянках тоже пусто, недогоревшие угли в костре давно простыли.

На охоту ушли, должно быть, иль еще зачем. Правильно, нечего на базе штаны просиживать, волка ноги кормят. И разбойника тоже. С теми ясно, но где же Щур, в рот ему потные ноги? И Голец, паразит, куда-то пропал как назло. Разбойнички хреновы...

Слышу приближающиеся голоса. Явились фраера дешевые, маскировки никакой, идут, базарят на весь лес как пионеры в турпоходе. Ну сейчас я вам устрою шоу Бенни Хилла!

Быстро забегаю в одну из землянок, где давно никто не жил, валяется лишь всякий пыльный хлам по углам. Затаился, думаю – выскочу внезапно, напугаю, чтоб обделались от неожиданности, поучу, значит, бдительности. Дверь чуть приоткрываю и в щелку наблюдаю, дабы момент подходящий не пропустить.

К моему чрезвычайному удивлению на поляну из леса с шумным гамом вываливает душ двадцать мужиков. Диковатые, нечесаные, в каких-то странных темных одёжах с нашитыми на грудь плоскими кусками железа. В руках у всех дубье и колья, у некоторых за плечами луки и круглые щиты. Вид у мужиков самый решительный, в глазах блуждает недобрый огонек, крепкие руки уверенно сжимают нехитрое оружие.

Они быстро растеклись по поляне, образовали неровный круг в центр которого тут же вышагнул дородный, волосатый тип с мечом в лапах. Он активно начал что-то в полголоса вещать своим товарищам и делать короткие взмахи темным клинком.

Я хмыкнул. Гопота какая-то, лесные, блин, братья! М-да, вонючий случай, видно все же чуял Голец неладное задним своим нервом когда говорил, что надо отсюда обрываться.

Среди колоритных дядек создается некоторое волнение и двое выволакивает в середину круга кого-то в их руках совсем обмякшего.Ба, да это ж брат Голец собственной персоной!Следующая пара вытаскивает из кустов Пепу. Он, по ходу, находится в глубокой отключке, руки связаны за спиной, колени бороздят лесную траву.

Обоих разбойников ставят рядышком в унизительно-рабских позах, поддерживают с боков, не позволяя упасть.

Вожак сборища не мешкая подскочил к Гольцу и очень натурально саданул кулаком в торец, а потом сразу под дых. Голец дважды дернулся в руках своих мучителей как подбитый летчик на ремнях самолетного кресла и залился кровью из носа. Над поникшими головами взлетел и стал стремительно падать вниз меч. Я даже зажмуриться не успел как клиноксо свистом опустился на шею Пепы, отделив большую, косматую голову от безвольного туловища.

Рывком закрыв дверь я отпрянул от щели на пять шагов. Ни хрена себе! Ну и дела! Надо что-то делать, куда-то бежать, кричать, звать на помощь. Смертоубийство тут происходит самое настоящее, мокруха то бишь.

Внезапно дверь в землянку резко отворяется и внутрь молодым козлом заскакивает мужик с топором на длинной ручке наперевес. Явно без желания нарубить своим орудием дров для бани. Столкнувшись со мной лицом к лицу, он поначалу теряется от неожиданности, но тут же перехватывает топор поудобнее и отводит руки в замахе. Вот тут ты не прав! Левый кулак в печень, правый в челюсть. Мужик в угол сны смотреть, его топор ко мне в руки.

Что ж, надо выходить, эдак они и Гольца порешат, а потом за меня возьмутся, надежда на то, что не найдут менее, чем призрачная.

Не любитель я заранее строить планы. Отчасти из-за лени, отчасти из-за жабы, что приходит душить когда планы эти не осуществляются. Предпочитаю действовать по ситуации, по наитию, без всяких планов. Но именно сейчас я пожалел, что сей полезной в некоторых случаях штуки у меня как раз таки и нет. С топором на плече, как заправский дровосек я решительно вышагиваю из своего укрытия. Будь, что будет, но сносить башку своему приятелю не позволю.

Мужиков на поляне поубавилось, но предводитель с мечом остался на месте. Он в окружении десятка помощников о чем-то негромко спрашивает Гольца, недвусмысленно помахивая клинком перед хлюпающим носом молодого разбойника.

Моего приближения увлеченные допросов лесовики не замечают.

- Отпустите его, – говорю внушительно.

Они разом оборачиваются, по рожам ползет тень удивления. Лицо главаря абсолютно безволосое, широкое и круглое как блин, из-под повязанной на голове красной тряпки не выбивается ни один волос. Опалили его что-ли перед дорогой?

- Ты кто такой, отрок? – презрительно спрашивает, поигрывая мечиком.

- Мао Цзэ Дун, – говорю. – Вы зачем сюда притащились, попутали что-ли чего? Я не понял. Ты зачем Пепу завалил?

- Теперь я, Шалим, хозяин этого леса! – безапелляционно заявляет меченосец, набычившись. – А он мне не поверил.

Острие меча указало на отрубленную голову Пепы, как на доказательство правоты его обладателя.

- Да? А по какому праву ты хозяином вдруг сделался?

- По праву сильнейшего. Тихарь атаман сгинул, людишки его поразбежались, зачем хорошему месту пустовать? Покорных под свою руку возьму.

Вот козлина. Знает гад, что только мигни и разорвут меня его шестерки в клочья. А у меня в руках только топор беспонтовый. Ну завалю парочку со злости, так ведь все одно порвут.

Со всех сторон в центр разбойничьей стоянки стали подтягиваться люди Шалима, меня сразу окружили, пока не трогают, видимо ждут слова своего командира. Голец глядит на меня во все глаза, трепещет всем телом как пойманный в силок заяц. Что-то он мне хочет сказать да мешает острый нож у кадыка.

Тут и без подсказки все ясно. Стандартная ситуация, в общем-то. Прознал где-то Шалим, что хитрый Тихарь, полностью оправдывая свое прозвище, где-то затихарился и решил оттяпать подконтрольную тому территорию, заодно добром каким-никаким поживиться. Все козыри у него в лапах. У меня же единственный шанс – нарезать побольше понтов. Главное в процессе импровизации не напороть ахинеи.

- Желаешь оспорить мое право? – спрашивает Шалим насмешливо, с чувством полнейшего превосходства. – Или своим атаманом признаешь?

Вспомнился недавний ответ Гольца на мой вопрос про конкурентов. Очень к месту вспомнился. «Вот ты и попался, голубь сизокрылый!» – думаю злорадно.

- Право твое оспаривать я не собираюсь. Сам поступил бы так же. Но, видишь ли, Шалим, не пустует это место и я теперь тут новый атаман, а не ты. Людей нет, говоришь? А хочешь, я скажу несколько слов, и половина твоих людей перейдет ко мне?

Среди головорезов Шалима шелестит заинтересованный шепоток.

- Не болтай понапрасну, – смеется Шалим. – Лучше говори: со мной или нет, последний раз спрашиваю.

- Ребята! – я обвожу Шалимову свору горящим взглядом революционного оратора. – Тихарь, атаман наш – мертв! Я не знаю кто его убил, но зато знаю где спрятана куча серебра в монетах и цацках с купеческого обоза. Слыхали, наверно, про дело то прошлое? Кто хочет поучаствовать в их приобретении, милости прошу ко мне в шайку. Никого не обижу, поделим все поровну. Там до конца жизни хватит каждому. Решайте, долго ждать не стану.

Вертикально опустив топор, принимаю выжидающую позу – опираюсь на ручку двумя руками как о посох.

Это был чистой воды блеф, но он попадает в самую точку. Шалим засопел, меч в его руке дернулся. Среди его парней наметилось движение, кое кто стал бочком передвигаться мне за спину. Голец кулем выпал из ослабевших рук и скореньким аллюром оказался за моим плечом, видон у него, надо признать, совершенно обалдевший.