— Нет! — отрезала принцесса. — Единственное моё желание — поскорее увидеться с матушкой.

— Хотя бы отобедайте с нами…

— Я не голодна.

— Как же так? — Граф всплеснул руками. Все его десять пальцев украшали нереальных размеров массивные перстни. — Вчерашним вечером прибыл гонец из Гесса.

Он запнулся. Крошечные глазки забегали в разные стороны.

— И что же? — поинтересовался Йодин Гора. — Какая-то задержка с инаугурацией?

— Нет, что вы! Всё в порядке, — градоначальник перешёл на более сдержанный тон, — А о вашем отъезде… давайте поговорим о нём за обедом. Или лучше… завтра утром. Если желаете, к завтрашнему ужину мои повара приготовят шикарный торт. Устроим бал…

— Полагаю, говорить не о чем, — басовито громыхнул Гора, взяв на себя инициативу. — Вам принцесса ясно дала понять, единственная ваша задача, граф, обеспечить лошадей, конный эскорт для охраны и… — он угрюмо почесал подбородок, — пожалуй, это всё, что от вас требуется.

Первый помощник, вытянувшись на цыпочках, уткнулся картофелеобразным носом в раскрасневшееся ухо своего патрона, и что-то прошептал, вращая перед округлым брюшком короткими пальчиками с аккуратно остриженными ногтями.

— Да-да, — Тускаризотто расплылся в такой широкой улыбке, что она вместе с венчиком рыжих волос на висках и затылке образовала идеальную окружность. — Раз принцесса так желает… не смею настаивать. Но знайте, ваше высочество, добрые горожане Омана всегда рады принять вас по-королевски.

— Ещё бы, — буркнул в усы дядя Йодин.

Капитан эскорта, молодой загорелый брюнет, не скрывая юношеского недовольства, указал остриём кинжала на обоз из пустых телег, выстроившихся под городской стеной, и произнёс, как отрезал:

— Бесполезно.

— Почему? — спросил Гора.

— Обозы второй месяц не идут в Гесс. Только верхом по тропам. Половодье. Озера разлились и затопили всю округу. Медная дорога подсохла, но простреливается бандами Бесноватого вдоль и поперёк. Два обоза бесследно исчезли в болотах.

— Поэтому армия голодает? — осведомился Гора.

— Разные слухи ходят, — уклончиво ответил капитан.

— Что ж, на то она и армия, чтобы уметь выживать, — подытожил рыцарь, усаживаясь в седло.

— Принцесса хорошая наездница? — уточнил капитан.

— Ты вряд ли догонишь, — хмыкнул Йодин. — Я сам учил её верховой езде.

Капитан с жалостью посмотрел на коня, съёжившегося под горообразной тушей всадника. Конь, подогнув все четыре ноги, таращился на капитана, не понимая, что делать дальше с непомерной тяжестью, негаданно свалившейся ему на спину.

— Ну, если у неё был такой учитель… — произнес капитан, качая головой. Затем продолжил, указывая в сторону городской окраины. — Пойдём через Восточные. По степным дорогам лошадям будет легче. После свернём к болотам. Главное, не нарваться на лесорубов. Обойдём дугой.

— В этом походе ты — командир, я — солдат, — громыхнул Гора, натягивая поводья.

К Восточным воротам вела такая узкая улочка, что колени всадников касались облупленной кладки стен. Капитан возглавлял колонну, за ним конный охранник с длинной пикой с королевским штандартом на конце, за ним принцесса Гертруда на пегой молодой кобылке, следом грозный дядя Йодин на, совсем уж поникшем вороном. Завершали шествие трое лучников, следующих один за другим.

Раздавшийся сзади приглушённый крик услышали не все. Заржал конь и тут же брюнет-капитан повалился набок, застряв между лошадиным крупом и стеной дома. Из его гладко выбритого затылка торчало оперение стрелы.

— Капитан! — крикнул копьеносец, и его конь, вздыбив, отпрянул назад, чуть не выбив из седла ехавшую следом принцессу. Воздух пронзил дребезжащий свист. Ещё один, и ещё. Стрелы посыпались градом. Копьеносец рухнул пронзённый сразу тремя стрелами. Штандарт упал под ноги истекающего кровью коня.

Могучая рука выхватила девичье тельце из седла, притянула к себе, прижала к нагруднику. Вторая ладонью в стальной перчатке накрыла каштановую голову. Вороной обрушился на передние ноги и сломал обе. Девушка, придавленная огромными лапами Горы к безразмерным доспехам, перелетела с ним через конскую голову и оба оказались на мостовой. Не мешкая, Гора вскочил на ноги, сгрёб племянницу в охапку и, перепрыгивая через лошадиные трупы, словно через лужи после весеннего ливня, наступая коваными ботфортами на распластанные тела, побежал к воротам.

— Пекло! — кричал он всякий раз, когда очередная кроваво-красная стрела вонзалась в его могучую спину.

Наконец, рыцарь вырвался из плена мёртвых тел. Пробежав до конца улочки, обессиленный упал на колени, разжал стальные тиски рук и прошипел сквозь рвущуюся изо рта кровавую пену:

— Беги…

Гертруда вывалилась из его лап как новорожденный из материнского лона. Великан попытался улыбнуться наполненными болью глазами:

— Лети быстрее, летучая рыбка.

Охранники говорили громко, почти кричали. Один хвалил жареную рыбу, второй уверял, что ничего более безвкусного и отвратительного в жизни не ел. Немой понимал каждое их слово. И не удивительно, на южных берегах острова Дерби, где он прожил десять последних лет, даже собаки лаяли по-отакийски.

Натянув капюшон до бровей, нижнюю часть лица он обмотал шарфом так, что в темноте лишь блестели белками глаза, да и те превратились в две узкие щёлки.

Длинный коридор катакомб освещал одинокий факел, торчащий из кованого крепления на стене прямо над стражниками. В его неровном мерцающем свете солдаты больше походили на тёмные бесформенные тени, нежели на людей, но этого оказалось достаточно, чтобы принять нужное решение.

Сидя у костра, солдат тщательно выбривал лысую голову коротким кинжалом. Его напарник с громким чавканьем доедал рыбий хвост.

Себарьян опустился на колено, поднял с пола небольшой гранитный камень и повертел его в руках, оценивая вес, плотность, размер. Сощурился, примериваясь взглядом к незащищенной шлемом свежевыбритой лысине отакийца. На блестящей коже вспыхивали факельные блики. Синеватая жилка бугрилась вдоль бритого виска.

— Пойду за угол, — буркнул тот, что ел рыбу.

— Что, ужо? — ухмыльнулся лысый. — А я говорил, рыба — дрянь ещё та. И воняет, будто окочурилась в прошлом годе.

— Я отлить, — огрызнулся напарник, поднимаясь.

Себарьян, затаив дыхание, прижался к стене, весь превратился в зрение. Отакиец продолжал полировать лысину. Сжимая тремя пальцами рукоять кинжала, его синяя от татуировок рука, умело и аккуратно водила лезвием ото лба к макушке и обратно. Губы арбалетчика тронула улыбка. По всему солдат-южанин щепетильно относился к своему внешнему виду, хотя под его ногтями чернели полоски застарелой грязи. Ухо украшала большая серебряная серьга в виде полумесяца, какую раньше носили пираты — отличительная метка за первое сожжённое торговое судно. Теперь же каждый фигляр мог нацепить на ухо пиратский Серебряный Полумесяц, даже не понимая его значение.

Затылок в складках, короткая шея, на идеально круглом черепе ни волосинки. Безволосые даже брови. Зато густая борода с длинной заплетённой косичкой с лихвой компенсировала отсутствие остальной растительности. Монотонно пульсирующая синеватая жилка на виске, подчёркивала спокойствие, с которым её хозяин приводил себя в порядок, пока второй плёлся в угол коридора. Когда размытая во мраке фигура напарника остановилась и замерла у дальней стены, немой перевёл взгляд на его сгорбленную спину, приспущенные штаны и суетливо дёргающиеся локти. Повозившись немного, солдат запрокинул голову, и в тишине послышалось приглушённое неровное журчание.

Проведя в последний раз лезвием по раскрасневшейся коже, лысый, наконец, перестал бриться, опустил кинжал и замер. Себарьян замер тоже. Синяя височная жилка последовала их примеру. Глаз немого застыл на голубоватой линии, под неестественно бледной кожей. Каждый мускул немого напрягся. Рука сжала камень, поднялась к плечу.

— И всё же зря ты… — послышалось сквозь журчание, — рыба прожарилась знатно.