— Сказано хватит об этом! — грубо отрезал Меченый. — Лучше скажи, что с ней?

Знахарь аккуратно коснулся ладонью девичьего лба и удовлетворённо кивнул:

— Жара нет. К утру всё обойдётся.

— Одной заботой меньше.

— Она кто?

— Северянка. Мой проводник.

— Тебе нужен проводник?

— Ей нужен я.

Като, будто понимая, что говорят о ней, еле различимо пробормотала:

— Поло… их… вот столько…

Её разбудил собачий лай.

— Заяц, — буркнул сквозь сон Знахарь. — Всю весну донимали.

Его предположительно-безразличный тон давал понять, шум этот ненадолго. Но лай не смолк, а напротив, даже усилился. Пёс, перейдя на протяжный сухой рык, казалось, рвался с цепи.

За пепельным окном серел рассвет, и утренний ветерок чуть слышно гудел в трубе остывшей печи, раздувая тлеющие головешки. Грязь натянула на голову медвежью шкуру, уютно пахнущую теплом и курительной смесью. Болезнь отступила, захотелось есть.

Из угла донёсся шорох, неровный стук сапог по дощаному полу и негромкий кашель, будто кто-то прочищал горло.

— Пойду, гляну, — раздался голос Знахаря. — Может дикий кабан?

Мясо! Грязь сглотнула, представив сочный, поджаренный до румяной корочки кусок ароматного кабаньего филе. Подумала — хороший ли стрелок Знахарь? Может, стоит встать и самой позаботиться о еде?

Проскрежетал железный засов, противно скрипнули дверные петли.

— Рыжий, перестань! — хозяин крикнул в темноту.

Грязь выругалась про себя, решив, что этот Знахарь никудышный охотник, потому как своими глупыми выкриками спугнёт кабана, а стало быть, не видать ей сытного мяса.

У открытой двери послышался глухой всхлип, похожий на всплеск, словно ладонью шлёпнули по воде. С грохотом рассыпалась сложенная у крыльца поленница. Собака, протяжно взвизгнула. Напряжённо, болезненно. Кто-то тихо выругался, и явно не голосом владельца хижины.

Грязь отбросила громоздкую шкуру, окинула взглядом дверной проём. В обрамлении чернеющих стен, над частоколом таких же чёрных верхушек сосен, виднелась лишь полоска блёклого неба с пурпурными прожилками зарождающейся зари. Сизый пар, струясь из натопленной хижины, медленно оседал свинцово-серым туманом.

Знахаря в дверях не оказалось. Приподнялась, выставив ухо к двери, прислушалась. Уловила едва различимую птичью трель и шелест еловых лап.

— Эй, — приглушённо крикнула в пустоту. Зов получился тихий, но если Знахарь на крыльце, непременно услышал бы его. По спине пробежал омерзительный холодок.

Разведчица обернулась. После света в дверном проёме, глаза не сразу привыкли к темноте. Проморгавшись, наконец, разглядела у стены, укрытого плащом, беззвучно спящего Меченого. Кулаком ткнула в хромую ногу. Поняла, что бесполезно, и резко потянула за полы плаща. Меченый шелохнулся.

— Ну? — спросил непонимающе.

— Там кто-то есть, — шепнула девушка, указывая на вход, где светлеющее в дверном проёме небо заслонила огромная человеческая фигура.

Вошедший сразу заметил лежащих и широкими шагами направился к ним. Он был настолько высок, что горбился, чтобы не задеть потолочные лаги. Тут же в дверях показался лучник.

— Лежать! — выкрикнул он фальцетом, вскинул лук, быстро прицелился и пустил стрелу. Та со свистом прошила штанину хромой ноги, ближе к голени, пригвоздив её к дощатому полу.

Грязь вскочила, выхватила меч, подалась вперёд…

Вспышка — левый глаз северянки всполохнул белым пламенем. Тяжёлый кулак, раскроив бровь, скользнул вбок к переносице. Хрустнула носовая кость. Удар был такой сокрушительной силы, что Грязь отлетела далеко к стене, расшибив затылок об угол печи. От удара спиной затрещали кости. Деревянные полки разлетелись вдребезги. Банки, коробки, книги посыпались на голову. Всё стало черно. Кровь заливала глаз, колоколом гудел череп, до рвоты мутило нутро.

Еле удерживая отяжелевшую голову, северянка единственным видящим глазом смутно различала размытые силуэты. Громила поднял упавший меч, покосился — жива ли. Низкорослый лучник, склонившись над Меченым, проворно вязал тому руки за спиной. Шею хромого сдавливал собачий ошейник, конец цепи прикручен к решётке зольника печи. Звон разбитого стекла, клубящаяся пыль рассыпавшихся порошков, беспорядочный стук каблуков, многоголосый гвалт и терпкий дух давно немытых тел — хижина наполнялась людьми.

— Грин! Здесь нет еды. Сплошь мешки с травами, грибы и… — человек у стола, хлебнув настойки из бутылки, тут же выплюнул с криком: —…гнилые кишки! Чтоб тебя… отрава!

Стучали пустые миски, с гулким грохотом падали предметы, глиняный кувшин раскололся о стену. В хижину втащили тело Знахаря, проволокли по полу и оставили у дверей.

— Ночлежка убогих, — презрительно констатировал верзила вырубивший Грязь. Тот которого называли Грин.

Грязь застонала, сглотнула кровавые слёзы. Пот проступил над верхней губой. Неужели тот самый Грин, старший брат Бесноватого Поло?

Её схватили за рукав. Кровь струилась из сломанного носа, левый глаз заплывал, нестерпимо ныло плечо, принявшее удар о стену.

— Разрази меня гром! Девка! — выкрикнул кто-то в её разбитое лицо.

— Ты ей чуть мозги не вышиб, — противно хохотнул другой.

— Если они есть.

— Вроде северянка. Жива? — человек опустился на колени, заглянул в приоткрытый, наполненный слезами правый глаз. Левый быстро превращался в сплошной кровавый синяк.

— Э-эй! — её снова дёрнули за рукав.

— М-м… — вырвалось из залитых кровью губ.

— Жива, сучка, — сиплый весело крикнул кому-то вглубь хижины.

— Оставь её. Пусть подыхает, — раздался в темноте голос Грина.

Еле двигая рукой, Грязь столкнула с плеча упавшую на него полку, приподнялась, упираясь ладонями в стену. Потянулась и застонала от пронзившей всё тело боли. Сплюнула тёплую кровь, обернулась к печи:

— Ме-че-ный, — позвала непослушными губами.

— Гляди, и то, правда! Меченая тварь! — лучник, наконец, рассмотрел лицо связанного им человека.

— Нет, ты послушай, — не унимался сиплый, — я вроде видел её в лагере твоего брата.

— Обознался, — обронил Грин, не переставая рыться в найденных мешках. — Здесь ни медяка!

— Нет, вроде она. Может заложница? Держат её здесь для этого… как девку?

— Плевать, — верзила лихорадочно вытряхивал содержимое мешков на пол. По деревянным доскам с удивительно разнообразным звучанием стучали сухие коренья, беличьи тушки, выбеленные кости, когти и зубы. — Что за напасть?

Его усы топорщились от негодования. Отшвырнув ногой выпавший из мешка продолговатый, от времени пожелтевший овечий череп, Грин, в конце концов, обратил внимание на сиплого.

— Чего тебе? — Казалось, он так и не понял, о чём тот говорил до этого.

— Так может, держат её… — сиплый начал заново, но Грин жестом остановил его, отшвырнул пустой мешок в сторону и подошёл к прислонившейся к стене полуживой северянке.

— Нужна эта одноглазая?

— Ну… — согласно протянул сиплый. В его бороде блеснула нитка слюны, — подбитый глаз мне особо не нужен, а кое-что другое в самый раз.

— Забирай, — коротко отрезал Грин тоном, словно Грязи не существовало вовсе.

Сиплый похотливо облизнулся, быстро огляделся, не смотрит ли кто, и рванул на девчонке рубаху. Треснула ткань, обнажив белую кожу. Синелесец проворно воткнул в разорванный ворот свою морщинистую ладонь, сплошь покрытую островками мелких жёстких волос, и в углу его перекошенных от предвкушения губ выступила противно-распутная слюна. Грязь почувствовала, как шершавый палец коснулся её соска, и услышала вожделенный стон. Сиплый затрясся от наслаждения, закатил глаза под веки и пятернёй ухватился за девичью грудь. Второй рукой он с нарастающим усилием тёр промежность давно нестираных штанов. Его лицо было рядом, и Грязь щекой ощущала липкое учащённое дыхание. Жёсткие волосинки всклокоченной бороды касались её шеи.

— Еа-а… — постанывал сиплый.

Наконец он оставил в покое своё набухшее хозяйство, тощим коленом упёрся ей в бедро и потными пальцами коснулся пониже заплывающего глаза.