Человек прекратил читать и закрыл потрёпанный, в кожаном с медными околышами переплёте, древний фолиант. Мальчишка спал, тихо посапывая, щекой прижавшись к мужскому плечу.
— На сегодня хватит сказок, — тихо произнёс человек, поднимаясь с кровати. — Спи, кавалерист. Сам устал и бедную кобылку, небось, совсем измотал.
Рыжий немолодой пёс, широколобый, с белёсыми седыми пятнами на спине, звеня цепью и швыряясь слюной, зашёлся в глухом прерывистом лае.
— Эй, хозяева! — всадник склонился над забором, провёл перчаткой по влажным от вечернего тумана прутьям.
На крыльце показался седой старик в латаном полушубке, прищурился и выкрикнул в ответ:
— Эгей!
— Куда на Лысую пустошь? — спросил всадник, придерживая игривого коня. Оранжевые нашивки участника Северной войны указывали на дворянский титул, а перевязь поперёк белоснежного сюрко на чин кавалерийского капитана королевской гвардии.
— Во-он за тем сухостоем, — старик взмахнул крючковатой рукой, указывая направление. — Но к ночи навряд доберётесь.
Капитан поднял руку, и следовавшие за ним латные верховые все как один, придержали поводья своих коней.
— Да ещё тамось болотце есть…
Старик замер в раздумье.
— Ну, не тяни, старый! Во имя королевы! — по-военному прикрикнул подъехавший к капитану капрал.
— Проводник нужон. Сами утопните.
— Та-ак, — протянул офицер и, развернувшись, коротко скомандовал: — Спешиться! Ночной привал!
Под вечер конный отряд разбил лагерь у леса, недалеко за посёлком, и походные шатры непривычно забелели на фоне грязного, неприветливого пейзажа Семиветровых холмов. Слякотное и дождливое северное лето не радовало красотами.
Ужинать капитан с капралом остались у старика. Они еле разместились за крохотным столом посреди такой же небольшой кухоньки. Хозяин выставил кувшин браги, тарелку жареных перепёлок и две головки чеснока. Военные добавили к ужину солонину, флягу черничной настойки, патоку и горсть сухарей.
— Долго в пути? — спросил старик, разливая по кружкам выпивку.
— Возвращаемся уже. До Омы доберёмся верхом, а там кораблём до столицы.
— А что ж в столицу? — осведомился любознательный хозяин.
— Секретная почта Северного похода, — сухо ответил капитан.
Старик понимающе кивнул.
— Королевская гвардия? — глазами указал на оранжевое солнце, вышитое на плече капитанского сюрко.
— Разбираешься, — ухмыльнулся капитан и, подняв кружку, произнёс тост: — За королеву Гертруду, Объединительницу Сухоморья!
Хозяин и капрал тут же подняли свои кружки и выпили залпом. Занюхав рукавом, старик глянул в окно:
— Туман за ночь спадет, и утрецом на Лысую пустошь в самый раз будет.
— Отведёшь? — спросил капитан, закусывая перепёлкой.
— Стар я уже для седла. Вон ваш проводник, — старик указал в окно на паренька верхом на пегой лошадке.
Мальчишка умело гарцевал по двору, пуская сноровистую кобылку то шагом, то мелкой рысью. Без седла и уздечки он словно прирос к её спине и, управляя еле уловимыми движениями, делал всё, что заблагорассудится. Молодая лошадка выбивала копытами клубы пыли, фыркала и игриво косилась на бойкого седока.
— Отлично держится, — капитан ткнул пальцем в окно. — Чей будет?
— Соседский сирота.
— Как так? — не понял гвардеец. — Если сирота, то кто ж ему соседи?
— Приёмыш он соседский. Шесть лет назад поздней осенью Знахарь и его рыжая Тэркхе запасались хворостом на дальних склонах. Там-то в пещере у восточного утёса и нашли новорожденного. Сосал пустую титьку мёртвой матери. Совсем нежилец был. Свезло, ведь Знахарь наш умелый чародей, потому и выжил малец. Видишь, как в жизни бывает, мил человек.
— Врешь, старый, — прищурился капрал. — Как же в пещере с дитём?
— Вот и я гадаю. Знахарь говорил, всюду валялись кости сенгаки, да выпотрошенные шкурки летучих мышей. Ласточкины гнёзда, змеиная кожа… ещё озерцо там было. Одно удивление.
— А как в пещере-то оказались? — негодовал капрал.
— Может оползнем завалило, а может ещё что. Опосля завал-то дальше пошёл. У нас тут летом, когда снега подтаивают, лавины да камнепады часто случаются. Как бы ни было, пришлось соседям растить сорванца. Своих детёнышей нет, потому сирота он и есть соседский. — Старик глянул в окно. — Эка вымахал, наездник.
— Тэркхе — по-гелейски вроде «пришлая»?
— Так и есть. Знахарь с женой пришлые. В те годы многие бежали сюда, подальше от войны. С ними помнится, был ещё немой охотник, но тот сразу сгинул. Может, в горах сенгаки загрызли, может ещё что.
— Хм-м… Пришлая. Ну и имечко. А мальца как звать? Не Найдёнышем случаем?
— Откуда знаешь? Верно, Миккой кличут. Растёт с седлом между ног.
— Заберём к нам паренька? — капрал глянул на капитана.
— Мал ещё. Пусть подрастёт.
— Это точно, — солдат зевнул, потеряв интерес к разговору.
— Война сирот плодила мешками, — вздохнул старик. — Помню, когда служил…
— Ты служил? — хохотнул капрал.
— А как же? — насупился старик. — В конном полку у самого Фрота Лужёной Глотки. Тогда он ещё капитаном был, как вы, господин.
— Это когда было. Наверно при Хоре?
— Да уж, много воды утекло, — мрачно согласился старик. — Так вот о воде. Стояли мы, значится, гарнизоном в устье Омы. Дело весной было, и как-то, при обходе слышим детский плач. Глядь, мальчонка лежит крошечный совсем, и в тину замотанный.
— Как так?
— Да уж так. На самом береге. Отроду месяц не боле. Такой же найдёныш. Я тогда ещё струхнул маленько, дитё всё же. Принесли, выходит, мы сей кулёк к капитану Гаори. Не оставлять на воде как-никак. Так и прижился малец в гарнизоне. Лужёная Глотка его вроде как за пасынка взял. Вырастил, выкормил, так-то.
— Славно врёт дед, — косясь на командира, недоверчиво поморщился капрал. — Чтоб капитан, да с дитём возился. Дел что ли других военных мало?
— Сам ты врёшь, — обидчиво огрызнулся старик. Или сделал вид, что обиделся. — Говорю тебе, и из найдёнышей иной раз толк случается. А иной раз никак. Всяко в жизни бывает, солдатик.