В изножье постели Марисабель сидела большая карнавальная кукла, подарок Джоаны, — стройная мулатка в одеянии из пестрых птичьих перьев.

Домашний доктор порекомендовал семье пригласить психиатра, который, беседуя с Марисабель, установил с ней хороший контакт и вместе с ней «вышел» на причину ее срыва.

Кевин Смит, спокойный высокий американец, женатый одно время на мексиканке и осевший в Мексике, объяснил: какими бы ни были ее переживания и подозрения, нельзя допускать их в святая святых своей личности — в свое «я», в котором сконцентрированы треволнения многих ее предков и которое отчасти должно перейти к ее потомкам. Так надо ли множить их?

Если теория белокурого красавца Кевина Смита и могла кому-то показаться странной, то нельзя было отказать ему в деликатном профессиональном общении с пациенткой.

О беседах с Кевином Смитом и рассказывала Джоане Марисабель.

А Джоана вспомнила и рассказала ей, как однажды в бойскаутском лагере (ей было тогда лет четырнадцать) она подслушала разговор двух старших девочек. Джоана лежала в спальном мешке в палатке и не могла уснуть. Дело было ночью, девочки сидели на краю речного откоса рядом с палаткой и беседовали… Джоана решила, что о любви, о первом… грехопадении.

«Неужели это однажды случится?»— сказала одна. «Обязательно случится! — сказала другая. — Как же иначе, все через это проходят». — «Это больно?» — «Говорят, что это чудесно». — «Я хотела бы, чтобы с нами это случилось одновременно». — «И я», — ответила подруга.

Джоана искоса следила за реакцией дочери. Та удивленно слушала ее, взволнованно дышала, стыдливый румянец появился на ее щеках.

— Видишь ли, они говорили… о смерти.

Марисабель широко открыла глаза и вскрикнула.

— Понимаешь, девочка, я до сих пор себя укоряю… Заподозрила их в том, о чем они не думали. Навязала им свои мысли.

Марисабель села и, потянувшись к Джоане, крепко ее обняла.

— Мамочка, и я себя укоряю…

Глава 35

Когда позвонила Лили и, назвавшись, попросила позвать Бето, первым побуждением Марианны было сказать, что его нет дома. Но тут же она переменила решение: вряд ли она этим поможет сыну.

Случай не смертельный. Бето должен сам найти выход. Пусть накапливает жизненный опыт, учится принимать решение.

— Бето, тебя просит к телефону Лили.

— Скажи, что я занят…

Марианна еле сдержала улыбку.

— Я сама хотела сказать ей, что тебя нет дома, но ведь она… настойчивая.

— Мне не хочется ее видеть. Мне кажется, что она…

Он осекся, ничего больше не сказал и, насупив брови, отправился к телефону.

— Слушаю тебя, Лили.

— Бето, дорогой, что же ты мне не звонишь, я так благодарна тебе за нашу прогулку! До сих пор не могу забыть… Ты сам знаешь, что…

— Прости, Лили, но я не хотел бы вспоминать об этом… Никогда.

— Но почему, глупый? Было так хорошо…

— Может быть… На секунду, другую… Все это скверно!

— Боже мой, Бето! Два человека гуляют, им хорошо, они обнимаются и целуются… Что в этом скверного?

— Не знаю… Я хочу тебе сказать напрямую…

Лили поняла, что за этим последует. Марисабель — он изменил ей! Ах, ах! Впору вешаться! Несчастная жертва обмана!..

Лили решила выиграть время:

— Бето, если ты хочешь со мной объясниться, то лучше это сделать не по телефону.

— Да, но…

— Если ты мужчина, скажи то, что ты хочешь сказать, глядя мне в глаза.

— Мне не хотелось бы…

— Бето, что происходит? Я лишила тебя девственности? Совершила что-то предосудительное?

— Нет, Лили, но эта ситуация заставляет страдать других. Не я искал встречи…

— Позволь, не хочешь ли ты сказать, что наше свидание произошло вопреки твоему желанию?

— Совсем нет, но я не хотел бы…

— Вот и объяснимся при встрече.

— Ну, хорошо, хорошо…

— В кафе «Фламинго», завтра в двенадцать, тебя устраивает?

— Согласен…

Марианну беспокоило безволие Бето. Откуда эта мягкость, покладистость у парня, выросшего в бедном квартале, среди стольких житейских тягот?

Конечно, это благодушие подкупает, таких людей мало и они пример для многих, но зачастую судьба делает из них и мучеников…

Марианна поймала себя на том, что как бы ставит это в упрек Чоле, и устыдилась.

Именно теперь она поняла, насколько самоотверженным было участие Чоле в судьбе ее сына.

Честная простая женщина — она оградила мальчика от злых ударов судьбы так, как не сделала бы этого, возможно, по отношению к своему собственному ребенку сама Марианна.

Заботы о чужом младенце заставили Чоле даже расстаться с мужем. Поистине неоплатным был долг Марианны перед ней.

— Чоле, меня беспокоит мягкотелость Бето, — поделилась она своими опасениями с кормилицей.

Чоле, в старомодных очках «с чужого носа» (так и не могла уговорить ее Марианна купить новые), сидела за швейной машинкой, перешивая старые рубахи Бето и Луиса Альберто и платья Марианны в детские рубашонки и платьица для приюта в квартале, где она жила прежде. «Ничто не должно пропадать!» — считала она. Попытки переубедить ее, дать деньги на покупку новой одежды для сирот ни к чему не привели. «Зачем? И в этих походят, на них и так горит все», — отвечала рачительная Чоле.

Она строго посмотрела на Марианну.

— Он не мягкотелый, а добрый, никому не хочет зла.

— Но, по-моему, Лили этим умело пользуется.

— А почему не пользоваться, ежели Марисабель смотрит на мальчика свысока? Третирует его…

— Не понимаю тебя, Чоле.

— Будто он ей не ровня.

— Чоле, как ты можешь такое говорить!

— Марианна, может, ты этого и не замечаешь, а мне со стороны видно.

— С какой такой стороны? Разве мы не одна семья? — воскликнула Марианна.

Чоле смущенно помолчала и, совсем не желая обидеть «богачку» Марианну (у нее и в мыслях не было считать ее за чужую), робко ответила:

— Со стороны нашего квартала, где Бето вырос…

— Чоле, а где росла я? — Марианна всплеснула руками. — Во дворце? Я росла на ранчо, среди грубых людей, ругани. Носила что придется. Почти не училась. Но когда я встретила Луиса Альберто, это не помешало мне стать другой. Думаю, дело здесь не в заносчивости Марисабель, а именно в мягкотелости Бето. Он мужчина, и если он любит Марисабель, то должен действовать решительно. Выяснить до конца свои отношения с ней.

— Так ведь и я ему это советую.

Их разговор прервало появление Марисабель.

После всего случившегося ее словно подменили. Внешняя умиротворенность, бледность и некоторая вялость в движениях еще больше подчеркивали ее необычную грациозную красоту.

— Мама, Умберто приглашает меня и Джоану на свой день рождения…

— Я думаю, тебе лучше отложить первый после болезни выход из дома еще на недельку, — сказала Марианна, внутренне устыдившись того, что мотивирует свое мнение не самим поводом для выхода, а озабоченностью здоровьем Марисабель.

— Я советовалась с доктором Смитом, и он сказал, что смена обстановки мне не противопоказана.

— Там будет много приглашенных?

— Родители Умберто, его сестра и… Лили.

Марианна насторожилась — уж не на помолвку ли она собралась!

— Ты уверена, что должна идти?

— Мама Джоана не против.

Марианна ничего больше не сказала, лишь многозначительно взглянула на Чоле. У той были похожие мысли.

Марианна подошла к Марисабель, поцеловала ее в лоб и направилась к двери.

И увидела стоявшего в глубине коридора Бето. Глаза его были влажны.

Глава 36

Марианна увела Бето в его комнату.

За все время болезни Марисабель он ни разу не видел ее и не говорил с ней.

Только робко справлялся у Чоле и у Марианны о ее здоровье.

Увидев в первый раз психиатра Кевина Смита, вышедшего из комнаты Марисабель, он вызывающе громко спросил у Марианны: