Как за нами приезжали стражи порядка, пересаживали в другой автокар, довозили до дома, я помнила уже как в тумане. Драконы потеряли свою видимость, предпочтя оставить гору трупов разбирать простым смертным. Но теперь я точно знала, кто они, какие они, и решительно не собиралась оставлять все как есть.
Когда мы приехали в имение, было темно. Никто не знал о случившемся, и встретившая нас в холле полусонная мама была обескуражена не помятым, растерянным видом своего мужа и дочери. Я оставила все объяснения папе, обняла леди Аймит, чувствуя себя выпитой до дна, даже не способной больше плакать, и попросилась в комнату. Мне хотелось только побыстрее смыть с себя все, что навалилось, под струями воды, переодеться в что-нибудь домашнее из оставленного в особняке гардероба, и уснуть. Меня поняли.
В ту ночь, свалившись без сил в постель, я уже сквозь сон чувствовала, как гладила мама меня по влажными волосам и поправляла одеяло. Не то, чтобы она была очень сентиментальной, но возникло ощущение, что она просто накопила вины. Во всяком случае, именно этот, чисто материнской жест подарил мне умиротворение. Я и не думала, что так успела соскучиться по дому.
Часть восьмая. О праздниках и переменах
Первые дни каникул прошли сказочно. Произошедший инцидент обсуждать (при мне, конечно) не стали, лишь сочувственно спрашивали, все ли со мной хорошо. Папа стал еще молчаливее, чем по жизни был, и днями он углублялся в свое ювелирно-артефактурное хобби. Проводил с нами ужин, иногда, если повезет, обед. Но ни в коем случае не выдавал своей депрессивности, нет. Наоборот, напоминал увлекшегося ученого, переполненного энтузиазмом. Улыбался в разговорах, шутил. Только глаз его не касались ни улыбка, ни насмешливое «хо-хо». Я видела тяжелую тоску в глубине синих омутов родительского взгляда, но, когда хотела спросить — мне не позволяли, перебивали, переводили в другое русло. И я не стала мучить расспросами ни о странном поведении, ни об увиденном в тот гадкий день, решив повременить, не портить себе и другим праздники. А в доме уже стоял сладковатый аромат мандаринов, хвороста, и повсюду витали блестки от мишуры и прочих украшений. Несомненно, лучшим, что случилось и случиться могло в эти дни, что я проводила дома — наряжение малого зала всей семьей лично. Данная традиция продолжалась из года в год, и в этот раз я несказанно обрадовалась, что мое совершеннолетие вовсе никак не изменило этой нашей детской радости. С остальным домом работали слуги, но надо было видеть ту невыразимо теплую зимнюю атмосферу, которая распространялась даже на них в дни подготовки. Теперь стены были увешены не дорогими картинками часто непонятного содержания, а игрушками, сверкающими кристаллами различной формы, посыпаны блестками, как торт разноцветной крошкой, и с потолка свисали магические «сосульки». Мы выключили все лампы в коридорах, ведь вечерами, когда весь этот восторг загорался, дом начинал сверкать ярче, чем под утренними лучами естественного светила.
Только один вопрос я все же задала отцу, когда столкнулась с ним вечером около лестницы. Я шла на кухню, забыв там тетрадь с поздравительными заметками, а он на чердак за очередными своими принадлежностями.
— Папа, погоди. — Я настойчиво вцепилась в рукав герцога, не давая сбежать, как он всегда делал, опасаясь быть со мной наедине, без мамы. — Пожалуйста! Что в той коробке, что ты подарил? Она не открывается.
Сколько бы я ни магичила, как бы ни извращалась над чудом механики, артефакторики и ювелирки (в этой смеси был весь папа), несчастная бархатная шкатулочка осталась равнодушной к изнуряющему меня сутками любопытству. Была мысль обратиться к мастеру, но… Папа жутко не любил, когда его создания касалась рука другого знатока. В общем, мне показалось это неэтичным по отношению к дарителю, и я таки дождалась момента истины.
На лице герцога отразилось облегчение. Ага, ведь его поджидать могли в любой момент вопросы гораздо более сложного содержания. Сам ведь тогда в карете начал объясняться, так стоило уже закончить.
Только мне и самой было страшно от того, какова может оказаться правда. Я гнала от себя эти переживания, убрав их подальше от счастливых дней перед встречей Леди Зимы.
— Не пытайся открыть раньше, Мариша, — тихо произнес он, серьезно глядя сверху вниз на мои попытки выглядеть внушительнее. — Рад, что пока мой подарок тебе не понадобился. А когда наступит такой момент… Ты все поймешь, я надеюсь.
С такой таинственной речью меня оставили одну. Преодолев ступор, я ушла спать, позабыв о тетради.
Важным событием, выбившимся из общего темпа моего здесь отдыха, стало осуществление того самого решения изменить свою позицию с расой драконов. Разумеется, не касательно отношений с моим истинным, нет. Я откладывала это до самого конца, и, более того, до полуночи и громкого праздничного звона, объявляющего Ее Приход, оставалось теперь меньше часа, а я…
— Я знаю, что ВЫ здесь!
Голос мой, обманчиво полный решительной смелости, на удивление не дрогнул, хотя я с трудом проглотила ком страха в горле. Высота под ногами была немаленькой. Стоит оступиться, сойти с ровной площадки на крыше, и я слечу по скользкой черепице, а дальше три этажа до земли. Внизу, в ярких огнях праздничных фонарей, виднелся не только наш огромный сад, перемешанный мамиными беседками и папиными фонтанами, но и разноцветные улочки нашего района, почти центрального в столице. Красиво переливались кристаллы, что являлись главными неотъемлемыми атрибутами каждого дома в зимнюю пору. Особняки, крупные и помельче, башни-небоскребы вдали и, конечно, королевский дворец — места красивее сегодня не найти во всем королевстве. Он, как роскошный, невероятно огромный маяк, манил к себе обителью дорогих украшений, угощений и даров. Большинство аристократов собирались сегодня там, на грандиозном балу, но Аймиты остались праздновать дома. Не то, чтобы то была традиция, и не то, чтобы часто, но иногда наша семья встречала этот праздник в малом зале в совсем узком кругу. Признаться, именно такие, маленькие и уютные Приходы трогали меня гораздо больше шумных раутов и затейливых вальсов.
Мама, папа, тетя и ее семилетний сын, мой обожаемый племянник, беззаботно проводили время за столом, и мне стоило поспешить, ведь отлучаться в такой чувственный момент ужасно неудобно.
Ветер бил мне в лицо, сегодня особенно сильный, словно пытался согнать с опасного места, подгонял оставить безумные шизофренические речи. Но я упорно продолжила.
— Господа, поздно прятаться, я все там видела! Мне надоело ваше незримое присутствие, из-за вас у меня серьезные психологический диагноз — паранойя. Не заставляйте меня прибегнуть к крайним мерам, я…
Красноречиво шаркнула ногой, демонстрируя опасную шаткость своего положения. Ветер как-то ощутимо вдруг усилился, так, что я покачнулась и чуть не упала… назад. Ветер, ага, как же.
— Даже пусть вы и словите меня, все равно успею пострадать! — нагло заявила я, стараясь не смотреть долго на пропасть под скользкими туфлями. — Хотя бы морально! Эти годы вы держались на стороне, но теперь мне это надоело. У меня масса вопросов, и я хочу ответов. Слышите? Я наврежу себе!
Все то же молчание в ответ. Слуха касается только одинокий вой того же ветра. Понемногу начала чувствовать себя все менее уверенной и все более дурой… решилась сменить тактику. Вежливые просьбы — это всегда сложнее, чем категоричные требования.
— Сегодня ведь праздник, — уже тише выдала я, и стало как-то даже стыдно. — А вы так всегда и скрывались по углам, пока я веселилась? Неужели ни разу не хотелось хоть раз присоединиться к столу? Я попросила накрыть еще на троих своих друзей… Пожалуйста.
У меня начинала кружиться голова. От страха ли высоты или просто волнения, или всего вместе. Но я чувствовала, что навряд продержусь на этом месте долго. И так взгляд свой не знала куда девать, не рискуя пялиться на землю.