— Я ничего не говорил — Веверс нахмурился

— А ты посмотри. Прямо сейчас

---

Странное состояние. Мне одновременно было и плохо и хорошо. От той химии, что дал отец Альдоны здорово тошнило. Кружилась голова. Обрывки воспоминаний путались в сознании. Мама заметив мое состояние, сразу после ужина отправила меня в постель. С другой стороны, с души свалился огромный груз. Я теперь не один. Веверс, Пельше… Вряд ли кто-то еще, но втроем можно сделать намного больше, чем мне одному. Даже отсутствие айфона и то радовало. За последние два года я раз двадцать просыпался ночью в холодном поту — мне снилось, что гаджет украли. Это состояния меня просто изводило.

Забравшись в постель, я набрал на радиотелефоне номер Брежневых. Ответил Чурбанов. Я поздоровался, перекинулся парой слов и попросил передать трубку Галине Леонидовне. Дочка Брежнева разговаривала уже заплетающимся голосом, но была искренне рада моему звонку. Я извинился за свое отсутствие на поминках — отговорился плохим самочувствием. «Тетя Галя» в свою очередь поблагодарила меня за почетный караул у гроба. Конец разговора вышел скомканный. Я не знал, чем ей еще помочь, а сама она была в каком-то не совсем адекватном состоянии. Нет, после возвращения из Кельна, надо ее чем-то занять. Фонд помощи сиротам. Вот что ей нужно. Ездить по детским домам, помогать ребятам устроиться в жизни… Мы живем пока нужны.

Не успел я повесить трубку, как раздался звонок. Приятный мужской баритон с небольшим акцентом поинтересовался дома ли Виктор Селезнев. Звонил Гуральник. Тот самый повар-кондитер, что работает в Праге. Он вернулся из Англии с Национальной выставки, рассказывает об ее успехе, благодарит за идеи с патентами. Интересуется моим состоянием после теракта и приглашает заглянуть в ресторан попробовать новый торт «Олимпийский». Тут судьбы мира решаются, жить мне или умереть, а Гуральник мне расписывает рецептуру вкусняшек. Я закрываю глаза. Возможно, именно после этого звонка я почувствовал — все будет хорошо. Вселенная, Бог, не знаю, кто меня сюда отправил, но «оно» меня любит. Меня ждет торт Олимпийский, эклеры и еще куча разных приятностей. А судьбами мира пусть занимаются другие.

---

Ага… Ждите. Прямо с самого раннего утра за мной приехал хмурый Веверс. Судя по всему он вообще не ложился спать. Тем не менее, был чисто выбрит и благоухал одеколоном. Перемигнувшись с мамой, генерал отказавшись от кофе или чая, стоял в прихожей, «бил копытом». Пока я вяло и долго одевался и умывался. Выражение лица Веверса мне совсем не нравилось. Поэтому я тянул как можно дольше. Но вот джинсовый костюм на мне, кроссовки Адидас тоже, контрольный звонок Лехе сделан — пора выдвигаться. Целую маму, которая прямо лучится любопытством, но сдерживает себя. Выхожу на лестничную клетку. Тут стоят аж четверо высоких мужчин с укороченными автоматами Калашникова. Десантный вариант. Началось…

Вопреки моим ожиданиям, мы не используем лифт. Спускаемся по лестнице. Внизу у подъезда нас ждет «членовоз».

— Это «Чайка» товарища Пельше — поясняет Веверс — Едем к нему.

Понятно. Сейчас меня будет разбирать на кусочки «серый кардинал» Партии.

— Тут можно говорить свободно — генерал усаживается напротив меня — Мои люди проверили машину

— О чем говорить? — интересуюсь я

— Вот об этом — Веверс сует под нос мне листок, на котором от руки написаны фамилии. Предатели КГБ и ГРУ, которым я отправил рицин. Гордиевский, Поляков, Толкачев и еще пятнадцать человек. Против двенадцати из них стоит знак минус. Ага, заминусовал я значит, чертову дюжину.

— Твоя работа?!?

Я покаянно молчу. Хотя никакого раскаяния не чувствую. А Веверс молодец. Первым делом пробил в Айфоне коллег и смежников. Профессионал.

— Ты понимаешь, что это внесудебная расправа? Как ты кстати, это устроил?

— Рицин в почтовом конверте.

Веверс матерится. Первый раз слышу из уст сдержанного латыша такие ругательства.

— Просто слов нет! А если бы дети открыли или на почте случайно порвали??

— Там хитро было. Нужно было заполнить анкету и выслать ее во втором конверте. Который необходимо было облизать, чтобы заклеить. Рицин был в клее. Никакого порошка и прочей кустарщины.

— Эти пятнадцать — это всё?

— Нет. Еще сорок пять маньяков, серийных убийц.

Генерал хватает ртом воздух. Откидывается назад на сидение. Дальше мы едем молча, Веверс на меня даже не смотрит. Спереди и сзади Чайки несутся две Волги с мигалками. Все серьезно. Зря я, наверное, вчера расслабился. Не будет у меня легкой жизни. С другой стороны у того же Пельше руки тоже по локоть в крови. Он революцию с Лениным делал. Брал заложников, подписывал расстрелы «контры»…

Так, собственно, и оказалось. Сморщенный старик не обратил никакого внимания на нашептывания Веверса. Коротко глянул список, бросил его на стол. Сидели мы втроем в Кремлевской больнице, в странной пустой комнате, без окон. Над дверью мигала красная лампочка. Защищенное от подслушивания помещение?

— По маньяками и предателям претензий нет — прокаркал Пельше — Это конечно, не укладывается в правила социалистической законности, но и ты сам не укладываешься в законы природы. Трудно от тебя требовать быть как все. Лучше, друг мой ситный скажи, мне правду. Почему распался СССР? И не надо про предателей. За этот ваш ГКЧП — черт, что за дурацкое название — не вышел ни один человек на улицы. А Белый дом защищали десятки тысяч — я видел это в фильме про 91-й год.

Я задумался. И правда, народ Ельцина в основном поддержал. И путчистов нет. Почему?

— Я об этом думал. Протест против советской власти, на мой взгляд, был порожден не столько монополией Партии, которая к концу 80-х полностью прогнила, сколько тем, что слишком большое число людей не могло из-за проводимой государством политики жить частной так сказать жизнью. Православные активисты, желающие эмигрировать евреи, подпольные цеховики, деятели искусства, националисты всех мастей — все эти люди оказались объединены идеей разрушения. И добились своего с крахом Союза и господствующей идеологии.

— Вот как чешет — кивнул на меня Веверсу Пельше

— При этом разрушив, опостылевшее старое — ничего нового взамен построить не удалось. Копировали какие-то рыночные механизмы западных стран, сначала дали свободу в религиозной, национальной сфере, но потом все пришлось отбирать обратно…

— Этому вашему Путину? Ты его знаешь? — Пельше поинтересовался у генерала

— Откуда? Он кажется, еще в Ленинграде работает.

— Значит, пережали мы с народом, надо гайки то подпустить — заключил глава партийного контроля. Задумался. Повисло тяжелое молчание

— Что знает Романов? — повздыхав, жестко спросил Пельше

— Ничего! — тут же отперся я

— Не ври мне! Чурбанов просто так в Спитак катался? А Новый курс?? Романов знает? Отвечай!

— Нет — помотал головой я — Ну подумайте сами. Если бы знал, был бы я тут с вами?

— Тогда как ты ему подсовывал информацию? — вступил в разговор Веверс — Во время допроса это как-то невнятно прозвучало

— Под видом пророческих снов — повесил голову я — Ничего другого придумать не смог

Мужчины засмеялись, атмосфера немного разрядилась.

— Первое — Пельше кряхтя встал, закурил сигарету — Всю кампанейщину и самодеятельность прекращаешь. Каждый чих согласовываешь либо со мной, либо с товарищем Веверсом. Это понятно?

Дождавшись моего кивка, продолжает:

— Второе. Твой компьютер-телефон останется у нас. Если нужны будут новые песни — мужчины ухмыляются — Едешь в Ясенево в ПГУ и в защищенном помещении переписываешь себе в блокнотик.

Мнда… А вот это условие жизнь мне конечно, усложнит. Хотя… некоторый задел из песен у меня пока есть.

— Третье. С тобой постоянно будут наши сотрудники. Они будут иметь самые широкие полномочия. Ты понимаешь о чем я? — Молча киваю.

— Последнее. Все твои нелегальные доходы изымаются в пользу государства. Это касается и клада и твоего фонда.

Теперь кислый вид имею уже я. Здравствуйте командировочные полтора доллара в сутки. Угу…. До свидания хорошие отели, нормальная одежда и подарки для близких… Пора мне учиться жарить яичницу на электроутюге и варить суп в раковине третьесортной гостиницы. Да, чтоб вы подавились моими деньгами! Чтоб они вам поперек горла встали!