Почему он промахнулся, этого не мог понять никто, даже сам Частухин. Но, по всей вероятности, увидев направленное на себя оружие, старший лейтенант успел-таки в сотую долю секунды отклониться от летящей в лоб пули. Но след от выстрела — ожог и пороховое пятно на лице — остался, и Леонид Евдокимович долго ходил с повязкой на голове, отказываясь лечь в госпиталь, хотя имел на это, по мнению товарищей, полное право, так как в принципе после такого выстрела в упор должен был бы давно уже лежать не только в госпитале, а в матушке сырой земле.

Несколько раз приходилось старшему лейтенанту Частухину участвовать и в силовом задержании фашистских лазутчиков. И тут-то уж Леониду Евдокимовичу не было равных по умению укрощать и приводить в «христианский вид» немецких парашютистов. Старое Преображенское прозвище Пожарник оправдывалось — ни один даже самый обученный диверсант не мог устоять против частухинского кулака.

Но как-то нашла коса на камень. Брали очень необходимого человека — по предварительным данным, инструктора немецко-фашистской диверсионной школы, которого немцы после провалов многих его учеников решили самого во главе группы из четырёх курсантов послать в тыл к русским добывать необходимые сведения. «Профессора» надо было взять по возможности с наименьшим числом повреждений, чтобы быстро «вытрясти» из него все сведения о школе и в дальнейшем это малопочтенное учебное заведение уничтожить.

Наш разведчик, внедрённый в эту школу, характеризовал инструктора как фигуру весьма опасную при аресте — физически очень сильный, дерзкий, все способы самозащиты знает в совершенстве. Разведчик ориентировал также будущую группу задержания на главный недостаток «профессора» как личности — неумеренная страсть к деньгам, алчность и корыстолюбие.

Было установлено, что в одно из воскресений «профессор», изображая колхозного пасечника-инвалида, появится на подводе, с двумя ульями на базаре в районном центре и встретится здесь со своим человеком, который «купит» у него ульи (в одном из них будет находиться рация, в другом — батареи питания) и вместе с деньгами передаст секретные сведения о расположении советских войск на интересующем немцев участке.

Старшим группы задержания был назначен Частухин. В оперативный состав группы входило ещё пять офицеров, имевших опыт в проведении подобных мероприятий. Все они (как и «свой человек») были экипированы под местных крестьян. Общее руководство операцией осуществлял капитан Бузин.

Центральная часть маленького среднерусского городка была расположена на возвышенности, и с базарной площади хорошо было видно, как от всех горизонтов тянутся к городу извилистые белые нити дорог. Старший лейтенант Леонид Частухин, заглядевшись с базарной площади на красоту окружающих город лесов, полей, рек и лугов, так похожих на родину его отца, подмосковный Егорьевск, чуть было не прозевал появление на рынке главного действующего лица — белобрысого, коротко стриженного (под бобрик), весьма плотного господина средних лет. Да, да, это был он — Курт Дектор, инструктор школы абвера, духовный и практический наставник многочисленных диверсантов и парашютистов, которого его же курсанты (как было установлено на допросах захваченных лазутчиков) шутливо называли Детектором.

Полулёжа на высоких крестьянских дрожках, он то снимал с себя широкополую соломенную шляпу и обмахивался ею, то снова нахлобучивал её на голову. Рядом с ним на соломе лежали костыли и два улья.

Проехав почти через весь базар, Дектор остановился, слез с дрожек, привязал лошадь и, взяв один костыль, захромал к барахолке.

Частухин знал из ориентировки, что Курт Дектор происходит из семьи обрусевших немцев, уехавшей в середине тридцатых годов на зов нацизма из Поволжья в Германию. Семья занималась сельским хозяйством, имела когда-то большую пасеку. Поэтому линию фронта инструктор и перешёл с легендой пасечника. Он действительно был похож на мирного сельского жителя — полотняные штаны, толстовка, сандалии на босу ногу. А искусно разыгрываемая хромота должна была наводить на мысль о том, что из-за стеснённости в движениях человек этот вряд ли когда-нибудь и куда-нибудь выезжал дальше своей области и на физически активные поступки явно не способен.

Предварительный план задержания сводился к тому, чтобы наблюдать «профессора» как можно дольше — возможно, у него произойдёт на рынке, в толчее барахолки, не один контакт, а два или больше. Но потом, проанализировав обстановку с оперативной точки зрения, пришли к выводу, что вряд ли Курт Дектор станет устраивать на базаре «конференцию» своих агентов. И тогда решили брать его сразу после обмена между шпионами реквизитом (улей с рацией и сведения о характере расположения советских войск).

«Профессор» ходил по барахолке минут двадцать, весьма квалифицированно приценивался, придирчиво рассматривал предлагаемые вещи, торговался, сморкался на землю, чесал затылок, купил в овощном ряду прямо из бочки и, смачно хрустя, съел солёный огурец, ловко свернул из газеты «козью ножку», не побрезговал зайти в ужасающий по своему виду рыночный туалет, ввязался в спор между двумя местными спекулянтами о цене на старую шинель — одним словом, вёл себя очень грамотно, добросовестно продемонстрировав весь ассортимент представлений о русской специфике, взятый на вооружение в действующем на данном участке фронта отряде абвера. Вот бы удивились, наверное, местные спекулянты, если бы узнали, что около них только что стоял настоящий немецкий майор, награждённый рыцарским Железным крестом.

Потом Дектор разговорился с бородатым мужчиной с палкой в руках (тоже хромоногим инвалидом), в котором Частухин сразу же узнал по словесному портрету того самого человека, с которым инструктору и надо было встретиться.

Оба немецких агента, хромая каждый на свою ногу, двинулись к подводе инструктора. («Значит, хромоножие, — подумал Частухин, — считается в абвере лучшей «крышей» для появления мужчины во время войны в тылу противника. Ну что ж, логично. Надо будет изложить это соображение в рапорте высшему начальству. Может быть, наш опыт и другим пригодится».)

Бородатый осмотрел ульи и пригнал свою подводу. Курт Дектор, положив костыль на землю, легко перенёс ульи из своих дрожек в подводу «покупателя», словно в них и не было рации и батареек. «Здоровый, чёрт! — отметил про себя Леонид Евдокимович. — Придётся, видно, с ним повозиться».

Бородатый достал бумажник и, послюнявив пальцы, начал отсчитывать деньги. Частухин впился глазами в его руки. Но ничего подозрительного заметить было нельзя — деньги как деньги, красные тридцатирублевки, — обычным путём переходили в руки «продавца» и после повторного пересчёта исчезали во внутреннем кармане его толстовки. «Ловко работают, дьяволы, — позавидовал старший лейтенант, — ничего не скажешь, ни к чему не придерёшься. Все данные, наверное, особым шифром нанесены на купюры».

Настала очередь вводить в дело сведения о главной черте характера «профессора» — алчности и корыстолюбии. Дождавшись, когда бородатый отъедет на своей подводе с купленными ульями (за ним сразу пошли три человека), Частухин двинулся к дрожкам Дектора. Свою правую руку в чёрной перчатке, слегка перекосив плечо, он «безжизненно» нёс чуть в стороне и сзади себя, имитируя протез.

Приблизившись, старший лейтенант поманил «профессора» к себе пальцами левой руки. Курт Дектор, не меняя положения, выжидающе и настороженно смотрел на него.

— Товарищ, а товарищ, — первым заговорил Частухин, — купи у меня одну вещицу.

— Какую ещё вещицу? — недовольно спросил Дектор.

Выговор у него был абсолютно чистый, волжский.

— Да так, безделушка одна, — сказал Частухин и, придвинувшись к немцу почти вплотную, прошептал: — Золото. За полцены отдам.

В глазах у «профессора» что-то произошло — сдвинулась с места какая-то строгость. Но сам он сидел на дрожках всё так же настороженно.

— Почему за полцены, — спросил Дектор, — ворованная, что ли?