— Можно и посерьезнее, — согласился Угис. — Ну хотя бы так: «Прочная семья — краеугольный камень социалистического общества!»

— Нет, нет, — затряс головой Липст. — Это уж чересчур. Напишем коротко и ясно: «Поздравляем от всей души!»

Они вдвоем энергично взялись за дело, но успели написать только «Поздравляем», когда вбежала Алма:

— Идут! Уже у ворот!

— Ой, ой, ой! — Угис рвал на себе волосы.

— Ничего, — утешал Липст. — Ставь восклицательный знак и давай вешать. «Поздравляем!» — тоже поздравление.

Угис взобрался Липсту на плечи и прибил плакат над дверью.

Прокладывая путь, первым маршировал Казис.

— Приветствие на славу! — воскликнул он. — Самое короткое и прочувствованное из всех, что я видел.

Входят под руку молодые. Они нагружены цветами, взволнованы и улыбаются.

— Опускай! — заерзал Угис на плечах у Липста. — Марш! Марш включай!

Заиграла музыка. Некоторое время все стоят посреди комнаты, не зная, что делать дальше.

— Ну так… — первым преодолел замешательство Робис. — Ну, прошу…

Казис взялся откупоривать бутылки. Алма внесла жаркое. По щекам у нее сбегают крупные слезы.

— Молодость… — проговорила она. — Что поделаешь, коли молодость…

Веселье ненадолго расстраивается, как журавлиный клин, потерявший вожака, но потом снова шумно и жизнерадостно устремляется дальше. Аппетит у всех фантастический. Казис время от времени подливает в стаканы вино и провозглашает тосты. Но вот наступает момент, когда вино всем начинает казаться горьким. Казис берет бутылку.

— «Клубничное», — читает он вслух. — По идее должно быть сладким.

— Горькое! Горькое! — несется со всех сторон.

— Возвращать на завод раскупоренную бутылку бессмысленно, придется исправлять недостатки на месте…

Робис энергично жует как ни в чем не бывало.

— Может, так обойдется, — Угис беспокойно заерзал на стуле. — Я в одной книжке читал…

Но никто Угиса не слушает. Молодоженам не остается ничего другого, как «исправить брак» винного завода. Липст видит похожую на шкаф спину Робиса, которая медленно придвигается к Ие. Потом он видит руку Ии на плече Робиса. Да, эта рука — не рука Юдите. Пальцы короткие, грубые, натруженные. Но на плечо Робиса они ложатся так легко и нежно, что в груди Липста вздымается теплая волна. Липст поспешно отвернулся. В этот момент его взгляд встретился со взглядом Угиса. Угис тоже отворачивается.

Минутное молчание сменяется взрывом восторга.

— Ура! Ура! За счастье Ии и Робиса!

Казис подносит новобрачным большой эмалированный таз.

— От заводских комсомольцев, — говорит он. — Предназначен для купанья младенца. Пока что можете мыть свои физиономии.

— Ой, дорогие мои! — спохватывается Клара Циекуринь. — Я же должна вручить подарок от цеха!

Она выходит в коридор и уводит за собой Крамкулана. Через несколько минут оба возвращаются, и теперь у Крамкулана в руках большая картонная коробка.

— Мелочь, конечно, так — кофейный сервиз, — ломается Клара.

А Крамкулан тягуче прибавляет:

— Сгодится небось. Кружки бьются скоро, потому купили побольше.

Пока Ия и Робис обмениваются многозначительными взглядами, краснеют и бледнеют, Вия включает радиолу. Громкий шум и неразбериху покрывает плавная мелодия «Дунайских волн».

Молодые должны танцевать первой парой. Робис протестует, ссылаясь на то, что никогда в жизни «такими пустяками не занимался». Танцуя, он держится от Ии на внушительном расстоянии и с опаской поглядывает под ноги.

Казис приглашает Вию. Они танцуют прекрасно. Расходятся, снова сближаются и кружатся, кружатся большими, плавными кругами.

Угис, сложив руки на груди, стоит в углу и мечтательно смотрит на танцующих.

— Ты, приятель, не грусти, — Крамкулан добродушно тычет Угиса в бок. — Глядишь, и тебя оженим. Хоть на Вие. Девка на большой!

Угис забивается поглубже в угол.

— Нет, нет! — похоже, он испугался не на шутку. — Мне сперва надо закончить десять классов!

— Да брось ты, Угис!

— Честное слово, я серьезно говорю.

— Да ты погляди, что Вия за деваха! — не унимается Крамкулан. — И главное, свободна!

— А по мне хоть есть она, хоть нет. Даже глядеть не стану.

Угис демонстративно отворачивается и солидным шагом идет к столу. Походку он тоже позаимствовал у Казиса, шаг для него явно широковат.

Кларе наскучило смотреть, как другие танцуют, и она затягивает песню. Искра упала на сухую солому. Запев сразу подхватывает целый хор:

Мелодия льется неторопливо и плавно. Кое-кто из гостей стал вдруг задумчив, у других, напротив, заблестели глаза. Робис держит Ию за руку, ее голова доверчиво и покорно легла на плечо мужа. Угис застенчиво дирижирует. Песня захватывает, бередит душу.

Свадьба удалась на славу, настроение у всех прекрасное, но Липст испытывает странное беспокойство. Ему чего-то не хватает. И, наконец, он сознает вполне отчетливо — не хватает Юдите. «Где ты сейчас, Юдите? Что делаешь в эту минуту?»

Мелодия постепенно угасает. Несколько секунд тишины. В комнату неслышным крылом летучей мыши залетают сумерки ноябрьского вечера. Угис включает электричество.

— А теперь что-нибудь веселенькое! — восклицает Вия. — На свадьбе надо веселиться!

— Что верно, то верно, — соглашается Робис.

На ясном небосводе возникает неожиданное облако. Приходит Крускоп. Как видно, настроение у него хорошее, он шутит, просит гостей не смущаться его появлением, однако все как-то сникают, и нет уже той веселой непринужденности.

Мастер в каком-то невероятном парадном костюме, в накрахмаленной сорочке со стоячим воротничком. Не исключено, что этот костюм у него хранится со времен собственной свадьбы — покрой как из исторического фильма, и материя попахивает нафталином.

Он поставил на стол бутылку вина и преподнес Ие шесть серебряных ложек.

— Ну, Криш, и разорился же ты. Это ведь стоит кучу денег! Зачем? — тряся иссохшую руку Крускопа, приговаривает Робис и усаживает мастера рядом с Липстом.

— Я сам знаю, что делаю, ты меня не учи, — обрывает Крускоп.

Не много надо, чтобы вывести мастера из себя.

«И, как назло, рядом со мной! Ну, пропал, — думает Липст. — Что мне теперь делать? Как себя вести? Может, надо бы налить ему? А вдруг он опять начнет меня поддевать за пьянство и прочее?»

Липст съежился и смотрит в тарелку, украдкой косясь на «аптекаря». Угощать мастера у него не хватает духу.

Некурящий Крускоп ладонью отгоняет клубы дыма: это Крамкулан сосет папиросу. Подходит Робис.

— Ничего особенного у нас нет, — показывает он на стол, — но попробуй что-нибудь, Криш.

— Разумеется, попробую, — один глаз у Крускопа улыбается, во втором уже поблескивает огонек вечного недовольства. — Папиросный дым я уже пробую. Ты не гляди, что у меня тарелка пустая, зато горло полное.

— Питерис, ты, может, пересядешь на другой конец стола? — Робис пытается спасти положение.

— С превеликим удовольствием! — охотно соглашается Крамкулан.

— Еще чего недоставало! — Крускоп приходит в ярость. — Ты чего тут, Робис, шебаршишь! Чего ты раскомандовался тут всеми! Я никого не хочу беспокоить. И вообще считайте, что меня нет здесь. Неужто и вправду я вас так стесняю?

Радужного настроения Липста как не бывало. В душе ой клянет «аптекаря» на чем свет стоит, поворачивается боком к мастеру и делает вид, будто не замечает его.

— Робис, куда ты девался? Иди-ка сюда! — глава семьи не успел вернуться на почетное место, а Крускоп уже снова зовет его. — Я хочу знать, где вы рассчитываете жить после свадьбы?

— Мы еще сами не знаем, — пожимает плечами Робис.

В двух словах он рассказывает о неудаче с квартирой. Что поделаешь? Заранее никто не мог предвидеть. Придется немного помучиться. Не пропадут.