Не удержавшись от соблазна, я засунул в специальную нишу, давным-давно севшую батарейку от мобильного телефона и защелкнул крышку. Мигающий красным индикатор через пару минут загорелся ровным зеленым светом, сигнализируя о завершении процесса.

Телефон действительно ожил и первым делом громким пиканьем известил об отсутствии зоны покрытия сотовой сети. С тяжелым сердцем я выключил его и засунул аппарат, превратившийся в бесполезную игрушку с глаз долой поглубже в саквояж. Затем погладил пальцами теплый пластик зарядного устройства, отмечая его непривычную, чужеродную геометрию.

Не было никаких сомнений, что этот прибор не мог быть изготовлен не только здесь, но и в современном мне мире, однозначно являясь продуктом гораздо более совершенных технологий.

Закурив, я подошел к окну, отодвинул занавеску и бесцельно рисуя пальцем на стекле замысловатый узор, тихонько спросил сам себя:

— Кто же ты такой, Странник?.. Не пора ли нам встретиться?..

Как-то само собой сложилось, что наши встречи с Селиверстовым стали ежедневными. Вырядившись в бронежилет и пристроив «Гассель» в новой кобуре, я решил заскочит к околоточному, узнать свежие новости и лишь потом разыскивать Стахова, с тем, чтобы вручить премию за спасение.

Оставшись без крыши над головой, околоточный окончательно прописался на постоялом дворе, отхватив номер с отдельным входом, и даже вынудил Буханевича приколотить над ним временную вывеску.

Окрыленный успехами, Селиверстов последнее время пребывал на пике работоспособности. Пополненная новобранцами полицейская часть день ночь ловила преступников, страдая от избытка служебного рвения своего начальника. Вот и сейчас он кого-то распекал, да так, что от крика содрогалась входная дверь.

Когда я без стука вошел, потому что стучать было бесполезно, все равно бы никто не услышал, то первым делом наткнулся на раскрасневшегося, мечущего громы и молнии околоточного.

В этот раз начальственный гнев навлек на свою голову Никодим, после пожара окончательно утративший доверие Селиверстова. Колесников стоял посреди комнаты и нудно скулил:

— Ну, Петр Аполлонович, трудно проверить что ли? Рядом ведь совсем. Сами же требуете преступления раскрывать. Я вот и раскрываю.

— Да что ты там раскрываешь, бездельник?! — изо всей силы топнул ногой околоточный и увидев меня, не здороваясь, картинно всплеснул руками, — Представляешь, этот индюк сведения приволок, которым в обед сто лет. А теперь хочет, чтобы я всех отправил их проверять. Вот прямо сейчас все брошу и вприпрыжку побегу!

— Ну, Петр Аполлонович, — не обращая внимания на крик, по новому кругу завел свою песню Никодим. — Христом Богом клянусь, там они прячутся. Три громилы столичные. Замышляют чего-то. Сейчас не возьмем, потом локти кусать будем. Ну, Петр Аполлонович…

Селиверстов подскочил к столу и с ревом: «Заткнись!!!» — грохнул по нему кулаком. Потом зашипел, наставив на съежившегося подчиненного указательный палец:

— Смотри, Колесников. Если там никого не будет, в порошок сотру.

Вслед за тем околоточный обернулся ко мне:

— Степан Дмитриевич, в твой экипаж еще трое поместятся?

Ухмыльнувшись, я, было, собрался послать нахального полицейского куда подальше, но в последнюю секунду передумал и заявил

— Поместиться-то поместятся, но при условии, что я с вами пойду.

Селиверстов нахмурился:

— Гражданским при проведении полицейской операции присутствовать запрещено по инструкции.

Я пожал плечами и сделал вид, что собираюсь уходить:

— Дело твое, Петр Аполлонович. Но, в таком случае до места полицейской операции вы прогуляетесь пешком.

Околоточный на секунду застыл в раздумье, затем махнул рукой:

— А, семь бед — один ответ. Замыкающим будешь. И поперек батьки в пекло не суйся… По коням!

Следуя указаниям Никодима, минут через семь тряски в тесной деревянной коробке экипажа, наша импровизированная группа захвата остановилась в глухом переулке перед покосившимся забором заброшенного дома.

Выскочивший первым Селиверстов удивленно оглянулся и шепотом осведомился у выбравшегося следом Никодима:

— Ты куда нас притащил, Колесников? Да здесь почитай уже года четыре никто не живет.

Тот, пугливо поджимаясь и отводя глаза, тем не менее, зачастил вполголоса:

— Здесь, здесь у них дневка. Нутром чую, господин околоточный. Брать надо, пока не заметили и в овраг не сиганули.

Селиверстов сплюнул под ноги, выудил из внутреннего кармана револьвер, переломив его, проверил наличие патронов в барабане. С характерным металлическим щелчком поставил оружие на боевой взвод и буркнул:

— Раз уж приехали, нечего время терять. Пошли смотреть, что там к чему.

А у меня внутри вдруг все заледенело. На мгновение померк свет в глазах и напрочь заложило уши. Когда я пришел в себя, околоточный уже миновал висящую на одной петле калитку и споро шагал по еле заметной среди прошлогоднего бурьяна тропинке к крыльцу. За ним пристроился недавно прибывший, еще не знакомый мне, длинный, как фитиль, полицейский и замыкал колонну втянувший голову в плечи, низко пригнувшийся Никодим.

Ощущение смертельной опасности стало непереносимым, но остановить их я уже не успевал. Оставалось только, выхватив оружие, броситься следом.

Выстрелы захлопали, когда Селиверстов был в шаге от крыльца. Бледные в дневном свете вспышки указывали положение стрелков за окнами, косо заколоченными горбылистыми досками и лишенными стекол.

Первым, как подкошенный, упал околоточный. За ним, медленно, боком завалился в сухую прошлогоднюю траву его высокий подчиненный. Не попытавшийся оказать никакого сопротивления, опустившийся на четвереньки Никодим, шустро юркнул за угол дома.

Посреди двора остался только я, чем не преминули воспользоваться невидимые стрелки. Словно громадный таран со всего размаха ударил в грудь, опрокидывая на спину. Однако кевлар бронежилета пулю удержал и я даже не потерял сознания.

Стрельба оборвалась. По всей видимости, засевшие в доме преступники, решили, что справились со своей задачей. Входная дверь в дом была давно украдена хозяйственными соседями и я, стараясь не шевелиться, до рези в глазах всматривался в пустой проем сеней, благо револьвер при падении не выпустил.

«Гассель» оказался на удивление точным оружием. Две пули, выпущенные на вскидку в появившийся на выходе темный силуэт, судя по крику и грохоту падения, нашли свою цель.

Тут же ожило окно. Возле моего левого уха два раза сочно шлепнуло и я обречено осознал, что третий раз стрелок точно не промахнется. Но тут от крыльца открыл огонь, очень кстати оказавшийся живым Селиверстов.

Крошившие гнилые доски пули, посылаемые им под острым углом, урона противнику причинить не могли, однако испугали, заставив замолчать на несколько спасительных для меня секунд.

Одним рывком перебросив ставшее невесомым тело под стену, я, первым делом обернувшись к околоточному, выдохнул: «Ты как?»

Тот, опершись спиной о темные бревна, прижимал к левой ключице перемазанную свежей кровью правую ладонь, судорожно тискавшую револьвер. Еле заметно шевеля бледными губами, он выдавил:

— Не уберегся я… Пулю схлопотал… Теперь уже и не знаю, сколько осталось…

Даже в бронежилете мне очень не хотелось еще раз подставляться под выстрел в упор. Но околоточного нужно было срочно вытаскивать. А, отлепившись от стены, я тут же становился отличной мишенью. Казалось, выхода нет. Однако острое желание выжить все же сделало свое дело и помимо инстинктов, в дело, наконец, вступил рассудок.

Я, присев на корточки, гусиным шагом подобрался к крыльцу и осторожно заглянул в сени. В густом сумраке бесформенной грудой лежало неподвижное тело. Не теряя ни секунды, я сгреб в кучку густо покрывающий доски пола горючий мусор и судорожно порывшись в карманах, вытащил бережно сохраненный из прошлой жизни раритет — газовую зажигалку.

Робкий огонек, раздуваемый сквознячком, очень скоро энергично затрещал, перекидываясь на тронутые жучком половые доски, а едкий дым потянуло внутрь. Еще немного и дом превратиться в пылающий факел.