— Отпустите меня, — попросил он в лифте, — я вам сам деньги отдам. Сто тысяч долларов.
Филипп было дернулся на звук, но Булыжник осадил его.
— Опять врет, — хмуро сказал он. — Сколько раз он нас уже обманывал? — и, чтобы закрепить свой окончательный отказ от переговоров с коварным сантехником, натянул ему на голову мешковину.
Витек вздохнул, и понял, что осталось покориться судьбе. Чуть-чуть утешало, что самого Льва Семеновича Бородянского дома сейчас быть не могло — он, Марина и Чеботарев должны были еще часа два работать над бумагами, оформляя приобретение акций "Золотого Крюка". Естественно, Марина и Сергей Степанович направлялись в трест порознь и в разное время — для всех они теперь были непримиримыми врагами. Он бы упросил Марину задержать Бородянского подольше — но у него теперь даже телефона под рукой не было.
Елена подошла к двери, посмотрела в глазок и увидели расплывающуюся рожу Филиппа, которая, играя на гранях оптики, кривилась, подмигивала и тот и дело меняла длину носа. За его спиной маячил громила, которого Елена уже знала, и еще кто-то с грязным пледом на голове.
— Привет, хозяйка, — сказал за дверью Филипп, — открывай, тебе подарок от Дедушки Мазая…
Дверь открылась, странная процессия проникла в коридор.
— От дедушки Мороза… — машинально поправила Елена.
— Нет, Мазая — вон какого зайца мы изловили! — с этими словами Филипп сдернул с головы Витька мешок. Елена присмотрелась. Витек выглядел не очень импозантно: от удара Булыжника лицо приобрело некую болезненную отечность и синюшность, волосы был всклокочены, а глаза, отвыкнув в мешке от света, покраснели и чуть слезились. В таком виде вчерашнего сантехника, пахнувшего дешевым вином, не узнать было не возможно.
— Попался, голубчик, — возликовала Елена, — и долго же ты от нас бегал! Ну что же… А вы молодцы, мальчики, здорово сработали. Ну, пошли на кухню.
— После вас, мадам, — снова выпендрился Филипп, но Булыжник, получив приказ, толкнул Витька в спину, и он вбежал в кухню впереди всех. Впрочем, Елена была так довольна жизнью, что даже не поморщилась от нелепых ухаживаний обкуренного, как всегда, юноши.
Между тем Бородянский-старший, Марина и Чеботарев сидели в тиши кабинета. Слышался шелест бумаг. Присутствующие обменивались сухими замечаниями по сути дела только в случае, если этого требовала необходимость.
Бородянский разрешил Чеботареву не возвращать ему откатом полтора миллиона: смысла не было, поскольку ему самому предстояло внести в кассу предприятия еще четыре. Вообще вкладывать такие деньги с банковского счета было столь же небезопасно, как и держать их на этом самом банковском счете — банки в то время лопались, как мыльные пузыри, один за одним. Да и должность у Льва Семеновича была такой, что жить приходилось все время как под микроскопом. Любой из многочисленных высокопоставленных завистников мог улучить момент поинтересоваться, каким это образом простой госслужащий с маленькой зряплатой скопил столь солидный капиталец?
С деньгами Бородянский расставался, будто с собственной почкой, болезненно и лишь по крайней необходимости. Но понимал, что эстонцев лучше не злить, иначе все прахом пойдет. Впрочем, он в любом случае ничего не терял — Министерство по имуществу все равно получило бы от него эту сумму, через господина Жальгириса или напрямую, не важно.
Однако четыре миллиона — это было больше, чем Бородянский смог собрать за минувшие годы. За последние дни он быстро продал все свои паи в других предприятиях. Вскоре они уже не могли ему понадобиться, потому что, провернув аферу, Лев Семенович собирался исчезнуть с российских просторов навсегда. Вот тогда перед Чеботаревым, да и господином Витасом Жальгирисом должна была встать дилемма: либо быть арестованными за финансовые махинации с сертификатами "Золотого Крюка", либо — убитыми кем-нибудь из вкладчиков, потерявшим свои сбережениями. Лев Семенович уже знал через собственные весьма компетентные источники, что деньги в АО вкладывают и криминальные структуры. было неизвестно, хватит ли у него денег, чтобы вернуть им их долю: ведь, фактически, Бородянский перевесил на АО и взяткоемкую возню с Министерством имущества. Что же, тем хуже для Чеботарева.
В итоге Бородянский собрал все же требуемую сумму. Правда, пришлось немного одолжиться: вице-премьер, курировавший строительную отрасль, давно был с ним накоротке. Хотя просьбой Бородянского остался несколько удивлен, но денег ссудил, как раз недостающие шестьсот тысяч. Потом потребовал объяснений. Признаться, что он решил купить завод, Бородянский не мог — вице-премьер бы моментально наложил вето. Существовало негласное распоряжение, запрещающее высокопоставленным чиновникам открыто приобретать госсобственность — разве что через целую цепочку подставных лиц, длинную и запутанную, чтобы пресса, обслуживающая конкурентов, не догадалась. Распоряжение это выполнялось неукоснительно. Поэтому Бородянский что-то не очень ладно соврал насчет нового дома, который уже начал строить, а вот с деньгами не рассчитал. Вице-премьер, конечно, не поверил, но деньги дал под небольшие проценты и без всякого залога, потому что понимал — в одной отрасли работают, в одном городе живут, никуда потом Бородянский от него не денется, все вернет. Но для самоуспокоения, после ухода начальника треста, поручил одному из своих помощников:
— Проверь на всякий случай этого хмыря. Не нравится мне его болтовня. Что-то он темнит…
Бородянский же был доволен, как никогда. Положительно, любой его шаг приносил ему выгоду! Теперь часть денег Чеботареву платил, фактически, вице-премьер, а не он. То есть экономия еще в шестьсот тысяч — возвращать деньги Бородянский, понятное дело, уже не собирался. Конечно, никто не поверит, что он сбежит с такого доходного места, да еще наживет себе могущественного врага, за какие-то шестьсот тысяч. А вот за пятнадцать миллионов — это, пожалуй, можно. Но про них вице-премьер ничего знать не мог.
Поэтому теперь в кабинете лежал портфель, а в нем — четыре миллиона долларов, плюс еще какая-то не очень значительная сумма тысяч в пятьдесят — цифры точно подогнали под имеющиеся бухгалтерские документы как "Золотого Крюка", так и завода "Мосармпром N7". В приемной дожидались приглашенный для приватной работы государственный нотариус с набором всех необходимых печатей и двое охранников, которым предстояло сопроводить Чеботарева с деньгами в офис АО, почти безраздельным хозяином которого теперь становился Бородянский.
В кухне Булыжник прибил Витька к табуретке, Елена принесла ему жгут, и бандит на всякий случай крепко стянул ему руки за спиной. Елена хищно улыбнулась, разлядывая добычу.
— Вот, значит, кто скрывается под личиной мистера Жильгириса, крутого бизнесмена из Эстонии, — нараспев произнесла она.
— Происходить невероятная ошибаловка, — попробовал ломать комедию Витек.
— Ну конечно… Зашибись просто, как "ошибаловка", — подтвердила Елена. — Только знаешь, из грязи в князи вот так запросто не вылезают. Грязь все равно прилипает.
— Это я успел заметить, как только тебя увидел, — злобно сказал Витек, понимая, что прикидываться дальше бессмысленно.
— Хамить будешь — рот заклею. Нет, за то, что ты обчистил моего дражайшего муженька, я тебя даже несколько благодарна. Не то так и прожила бы всю жизнь с этим ничтожеством… Но пока позвоню я, пожалуй, дорогому папа, — на французский манер произнесла Елена. — Я ведь предупреждала его не иметь никаких дел с "Золотым Крюком", но он вечно сам себе самым умным кажется. Так что, думаю, будет, весьма доволен, узнав загодя, с какими мошенниками связался. — И она потянулась к телефону.
— Может, сначала переговорим с глазу на глаз? — без особой надежды спросил Витек. — Я могу вернуть деньги.
— И вернешь, можешь ты это или не можешь… Причем, господин Жальгирис, я думаю, что сумма будет несколько больше той, что вы вытащили из-за бутылок в баре дома моего супруга. Но об этом мы, и в самом деле, поговорим отдельно.