— Почему здесь такая грязь и вонь? — я брезгливо поморщился.
— Понимаете, сэр, бывший помощник капитана под плохое настроение любил пропустить стаканчик. Но, учитывая, что настроение у него никогда в течение дня не менялось, можете себе представить, как он набирался к вечеру! Не будь Томпкинс женат на сестре владельца судна, капитан давно бы списал его на берег. Кстати говоря, и человек—то был дерьмо. Не уважал нашего брата, простого матроса... А месяц назад, когда мы шли из Рангуна, он ночью так нализался, что нечаянно упал за борт. Правда, может, кто и помог ему, почём я знаю...
— Я вижу, с вами не соскучишься.
— Совершенно верно, сэр, скучать не придётся,— при этом Дик неприятно ухмыльнулся.
«Не влип ли я в историю? — подумалось мне.— Не хватало ещё попасть к контрабандистам, а ещё хуже — к пиратам». Хотя по моим сведениям в конце дорогого мне XIX века никто не рисковал выйти в море с «Весёлым Роджером» на мачте. К тому же времена флибустьеров давно прошли. Тем не менее что—то мне в этой посудине не понравилось. Как же я был недалёк от истины! Мои невесёлые размышления прервал Дик:
— Кают—компания в носовой части судна. Завтрак в двенадцать.
— Хорошо. Пришлите мне юнгу. Пускай уберёт здесь: надраит пол и вымоет иллюминатор.
— Есть, сэр,— Дик круто повернулся и вышел.
Спустя час я сидел за столом. Корабельная посуда была из толстого фаянса, посередине стояло деревянное блюдо с поджаренным хлебом. Завтракали молча. Капитана среди нас не было.
Поднявшись на палубу, я приступил к своим обязанностям, благо в совершенстве изучил все инструкции того времени и сдал практический экзамен академику Котлякову, который дотошно гонял меня по всей карте мира и морской лоции.
Ночь прошла спокойно. Я отстоял свою первую вахту. Наутро мы снялись с якоря.
Неожиданно капитан приказал сменить курс, и корабль свернул резко на север.
На палубе откуда—то появилась гарпунная пушка, а Дик деловито разматывал линь.
«Очевидно, ребята решили поохотиться на китов,— подумал я.— Капитан и команда не довольствовались заработками от продажи изделий американских ремесленников. Теперь можно объяснить ту излишнюю подозрительность и насторожённость, с которыми встретили меня. На кальмаров мне уже приходилось охотиться, а на китов ни разу. Пожалуй, это даже интересно».
На второй день пути мы встретили первого кита. Дик первым увидел его фонтан и указал стоявшему на мостике капитану направление движения.
Хотя мы преследовали кита часа два, млекопитающее оказалось гораздо проворнее, чем ожидалось. Так что наша первая охота оказалась неудачной.
Капитан явно занервничал. Поджимало время — ведь порт нашего назначения находился в противоположной стороне, и потом, согласитесь, плыть вместо Индии, к тропикам, на север,— отнюдь не одно и то же.
К вечеру ветер усилился. Вздувшееся, загорбатившееся море основательно закачало нашу посудину.
— Есть, сэр! — заорал Дик, указывая налево; он опять первым заметил добычу.
— Поднять паруса, курс норд—вест! — скомандовал капитан.
На этот раз громадный кит даже не шевельнулся, спокойно поджидая нёсшееся к нему судно.
Выстрел гарпунёра оказался удачным, но морской исполин был только ранен. Кашалот нырнул, увлекая за собой многометровый линь, и вдруг неожиданный резкий удар потряс судно.
Сколько прошло времени, а я до сих пор отчётливо помню оглушительный звук удара, треск ломающегося дерева и моё ощущение падения.
Я очутился в воде. Вокруг кромешная тьма. Гигантская сила захватила, закрутила меня и потащила вниз. К горлу подступила тошнота. Задыхаясь, ногами вперёд, я сползал по какой—то скользкой трубе. Внезапно стало чуть свободнее, Я попытался шевельнуть рукой или ногой, но повсюду упирался в плотные, покрытые зловонной слизью упругие стенки.
Подкативший к горлу комок вызвал судорожный порыв рвоты. Я вдохнул пары тухлого горячего воздуха, закашлялся и потерял сознание.
2
Небольшая трёхмачтовая шхуна «Эсмеральда» возвращалась в Калифорнию.
Судовладелец и капитан Хуан Саморотта стоял на мостике, держа в зубах прокуренную пеньковую трубку.
Рейс оказался удачным, и он, подсчитав прибыль, раздумывал; куда выгоднее поместить капитал.
Приятные размышления прервал голос матроса—наблюдателя:
— Справа по ходу кит!
Саморотта вздрогнул: буквально в двух кабельтовых покачивался кашалот. Гигант не двигался.
— Спустить вельбот! — скомандовал капитан.
Через час тушу кита пришвартовали к борту. Кашалот был загарпунен недавно. Судя по ране, это случилось сутки назад. По крайней мере, так определил судовой врач Рой Помпес.
Что произошло с командой и судном, можно было только предполагать. На хвосте кашалота зияла огромная рваная рана.
Для Саморотты не являлись секретом случаи нападения на корабли исполинских кашалотов. Если судить по мастерскому выстрелу, то судно было китобойным. Будь всё благополучно, едва, ли моряки упустили бы такую ценную добычу.
Китовый жир на рынках всего мира ценился достаточно высоко.
Нежданный подарок моря обрадовал капитана. Удача любит удачу! Дав указание приступить к разделке туши, он остался на палубе, с удовольствием наблюдая за проворными действиями матросов.
Больше всего Саморотту интересовал желудок кашалота. Ему часто приходилось слышать, да и бывать свидетелем, когда из чрева этих исполинских млекопитающих извлекали акул, кальмаров и самые разнообразные предметы вплоть до матросских сундучков.
Когда желудок кашалота был вскрыт, то все содрогнулись от ужаса.
Внутри его лежал человек, покрытый слизью и будто скорченный в приступе жестоких судорог. Он не дышал, хотя врач уловил еле слышные удары сердца.
— Жив,— констатировал доктор,— однако находится в состоянии глубокого обморока.
Человека отхаживали около трёх часов; поливали морской водой, делали искусственное дыхание.
Когда он открыл глаза, то, казалось, что он перед собой ничего не видит. Его тело билось в конвульсиях.
Врач определил полную потерю зрения и безумие.
Лицо, шея, кисти рук выглядели неестественно бледными, почти белыми, кожа на них сморщилась, полностью потеряв естественный вид и цвет. Видимо, желудочная кислота выжгла глаза и поразила открытые части тела...
Когда «Эсмеральда» закончила плавание, человека поместили в больницу.
Американские газеты вышли экстренными выпусками с сенсационными заголовками о находке в чреве кашалота. Капитан Саморотта и неизвестный человек оказались в центре внимания. Однако когда вездесущие репортёры ринулись в клинику брать у пострадавшего интервью, больного там не оказалось.
Кровать была пуста. Сиделка утверждала, что в комнату никто не заходил. Она постоянно находилась рядом и, стоило ей на секунду отвернуться, как больной исчез, будто испарился.
3
Когда я очнулся, то увидел, что лежу у себя дома. Надо мной склонились встревоженные лица жены и детей. Через два дня мне рассказали подробности моего счастливого спасения.
Младший Хранитель Павел Сабодар, осматривая Карк информации, зафиксировал Пульсацию Опасности в Секторе XIX века.
Инспектор Контроля Жан Армантин быстро определил причину её возникновения. «Старший Хранитель Сергей Быстров проглочен кашалотом».
Времени ждать не было. Сообщив Совету своё решение, он вмешался в ход событий.
Практически вся энергия Эрканитрий сосредоточилась в небольшой точке времени. Искусно манипулируя стонтами связи, Жан подвел кашалота к первому встречному судну. Дальше все пошло как по маслу. А извлечь меня из больничной койки XIX века уже особого труда не представляло, так как рассчитывать на помощь врачей древности не приходилось.
В клинике профессора Колтофа мне быстро восстановили зрение и заменили пострадавшую кожу.
Моя жена Зоя даже посчитала, что я стал выглядеть значительно моложе своих лет. Пришлось для её спокойствия отрастить усы и бороду, хотя это уже другая история.