Но ведь кто-то делал дорогу, кто-то рисовал, кто-то следил за ними... Почему же Они молчат?!
Стемнело... И вдруг всё окутало густой непроницаемой чернотой, а оба астронавта, хотя стояли рядом, мгновенно потеряли друг друга. Нашли ощупью. Взялись за руки. На душе немного полегчало.
— Джо, ты видишь хоть одну звезду? — шёпотом спросил Билл.
— Не только звезду, не вижу даже малейшей искорки, не говоря про ночное светило.
— Похоже, нам приготовили маленький склеп. Ещё немного, и я не удивлюсь, что нахожусь на дне погребальной урны, превратившись в комочки тлена и пепла.
— Не переживай, старина. Чему быть, тому не миновать. Давай—ка присядем и дождёмся утра. В такой темнотище даже с фонарём до ракеты не добраться. И потом, не думаю, что они сумеют построить для нас обратную дорогу.
Привалившись друг к другу спинами, они едва дождались рассвета.
Ночью было так холодно, что у обоих стучали зубы и бил озноб. Однако через некоторое время они ощутили под собой тепло и смогли согреться.
Когда Билл руками ощупал место, где они сидели, то оказалось, что тепло находится лишь внутри круга, ограниченного их телами.
В обратный путь тронулись молча. И опять перед ними появлялась тропинка, и опять сходились рытвины и сглаживались холмики, и они долго-долго шли по ровной, прямой, как стрела, дороге.
Ракета была на месте, но люк... люк был приоткрыт.
— Джо, там кто—то есть! — заорал Билл и, выхватив бластер, бросился внутрь. Они облазили все сверху донизу, однако ничего, буквально ничего не обнаружили.
— Билл, проверь системы. Надеюсь, Они нам не напортачили.
— Всё о'кэй, Джо. Я уже проверил. Корабль к взлёту готов.
— Тогда включай!
Двигатели натужно взревели, ракета затряслась мелкой дрожью, но осталась на месте.
— В чём дело, Билл?
— Не пойму. Система в норме, все приборы в порядке.
— Тогда почему не взлетаем?
— Не могу понять. По—моему, ракету что—то держит.
— Попробуй ещё раз!
Бешеный рёв двигателей не умолкал. Корпус корабля сотрясался, но ракета не сдвинулась.
— Билл, посмотри на экран, там творится что-то непонятное.
На экране наружного обзора было заметно, как над угрюмыми скалами и серой неподвижной растительностью поднялись ярко-красные сполохи и заметались по небу, рисуя множество знаков, изображений, символов. Казалось, рука неизвестного художника, нет, не одна рука, а сотни, тысячи рук выводят и выводят рубиновой краской эти непонятные, совершенно непонятные рисунки!
— Если через десять секунд мы не взлетим,— пробормотал Джон, вглядываясь в приборы,— то мы не взлетим никогда. А если взлетим, то ойра не хватит на посадку...
В это мгновение корпус тряхнуло, и ракета, оторвавшись от поверхности, рванулась ввысь. Когда преодолев тяготение планеты, астронавты пришли в себя от перегрузки, Джон, всматриваясь в экран обзора, на котором странная планета превратилась уже в еле заметное светлое пятнышко, задумчиво произнёс:
— Будь я трижды проклят, но что-то здесь неладно. Печёнкой чувствую, — они не хотели нас выпускать. Да и попали мы сюда не случайно. Я проверил расчёты. Сила тяготения, которая нас сюда занесла, в пятьдесят четыре раза превышает расчётную. Понимаешь, в пятьдесят четыре раза!
— Джон, а может, посмотрим маленький эфвифильм?
— Ты что! — встрепенулся Арктонер.— Умудрился что-нибудь заснять?..
— Да, кое-что, случайно захватил с собой увиз.
— О'кей, включай виозор и добавь усиление...
На экране появились россыпи камней, вырисовывающаяся через них тропинка и скалы. И вдруг среди скал, нагромождения валунов замелькали, заструились длинные тонкие тени. Они были почти прозрачны и незаметны, казались невесомыми... Их облик напоминал людей, похожих на стройные соломинки, но людей...
Людей с неправдоподобными длинными головами и тонкими, почти прозрачными телами и длинными конечностями.
— Видишь! — заорал Билл.— Видишь! Это они, они оставляли нам свои знаки. Но Они невидимы, понимаешь, невидимы. Для нас, кретинов, невидимы! Они что-то хотели сказать нам.
— Слушай, Билл, а ведь ты прав. Тяготение не случайно возникло. Они притянули нас. Мы им были для чего-то нужны. Они хотели пойти на контакт. Боже, какие же мы глупцы... Они ведь и выпускать нас не хотели. Устроили эту иллюминацию, чтобы мы, два олуха, обратили на них внимание. Мы им были нужны. Понимаешь, нужны. Мы были нужны этой бедной планете невидимок. Нужны!
ПОСЛЕДНИЙ ХЕЙВОР
Из рассказов Ивана Марсова
Вы когда-нибудь слышали о хейворах? Нет? Я так и знал. Как быстро несётся время! Какие-нибудь семьдесят лет назад о хейворах только и говорили. Пожалуй, не было женщины в Солнечной системе, да что в Солнечной, во всех ближайших созвездиях, включая Андромеду, не было женщины, не украсившей себя клочком меха хейвора.
Скажете: и чего разворчался древний космический волк? Про каких-то хейворов вспомнил. Да, не ценит нынешняя молодёжь, не ценит опыт старых астронавтов. А стоило, стоило иногда прислушаться. Ведь с хейворами связана удивительная, похожая на сказку история.
Хейворы, хейворы... Это были удивительные создания. Впервые о них стало известно после возвращения звездолёта «Дружба» с Красной Невидимки седьмой планеты Альфа Центавра.
Я тогда был довольно известным астронавтом и после очередного полёта тихо ждал назначения на Акреманше, небольшом космическом порту, вращавшемся на околомарсианской орбите, рядом с Фобосом.
Дело приближалось к вечеру. Сидя у себя в номере, я лениво просматривал виозор в тщетной надежде увидеть что-либо приличное. Программа, увы, по-прежнему не отличалась новизной. Всё те же танцующие красавицы-биороботессы, те же будто приклеенные улыбки виозорокомментаторов. Лемонхорские монстры, вести с космических трасс - от этого обилия межпланетных новостей веяло такой скукой, что хотелось послать всё к чёрту и смыться куда-нибудь подальше, в самую отдалённую систему парсеков эдак за триллион.
Неожиданно в дверях раздался мелодичный сигнал «просьбы». Биороб, угадав моё желание, впустил здоровенного детину, одетого в причудливую смесь лёгкого скафандра и домашнего халата.
— Барри Деспонт,— представился он, швырнув на кресло кусок шкуры какого-то диковинного зверя.— Марсов, вы видели когда-нибудь живого хейвора?
— Нет, не приходилось. Я недавно вернулся с Тибоны, так что мода на мех хейвора застала меня врасплох. Кстати, откуда вы меня знаете? Вроде мы незнакомы.
— Действительно, незнакомы. Но ваша физиономия так часто появляется на виозорах, что поневоле станешь считать вас закадычным другом. Мне повезло меньше. Я из породы неудачников. У меня за плечами всего четыре безжизненных планетки да пара охот на хейвора, за этими созданиями,— он кивнул на шкуру.
Я встал и потрогал мех рукой. До чего же он показался мягким и нежным! Самое главное — он был удивительно красив, красив потрясающе. Похоже, что вся шкура искусно сшита из разноцветных прямоугольников — золотых, изумрудных, серебряных, рубиновых, сапфировых. Короче, она играла и переливалась всеми оттенками драгоценных камней. Это было потрясающее зрелище. Представляете, держать в руках клочок меха, блестевший, как гранёный алмаз.
— Теперь я понимаю, почему все женщины сходят с ума по этому меху, пробормотал я, не в силах оторвать ладони от пушистой драгоценности.
— Именно!
— Изумительно! Никогда не видел ничего подобного.
— Вот видите, видите,— обрадовался Барри.— А меня больше на Хейвору не пускают. Установили какую-то лицензию на отстрел. Говорят, что их там ничтожно мало. А ведь такая шкура стоит целое состояние. Правда, есть одно маленькое «но», о котором почти никто не знает,— Барри потянул меня за рукав и прошептал в самое ухо: — Через девятнадцать лет, ровно через девятнадцать, такая шкура стареет и превращается в мех обыкновенной драной пятнистой кошки, каких на нашей прародительнице Земле сотни тысяч. А пока об этом ни звука,— он приложил палец к губам.