И все-же, побѣги — многочисленны. Бѣглецы пробираются на юго-востокъ, хотя этотъ путь по горамъ и лѣсамъ чрезвычайно трудный и, добравшись до морского берега, они ждутъ тамъ, пока завидятъ американское китоловное судно. Нѣкоторые перебираются черезъ Татарскій проливъ, который имѣетъ всего 9 верстъ ширины у мыса Погоби, гдѣ зимой можно по льду перейти на материкъ, другіе же, срубивши плотъ изъ 3-хъ — 4-хъ деревьевъ, пускаются въ море. Шкуна «Востокъ» недавно встрѣтила въ проливѣ такой плотъ. Со шкуны замѣтили какую-то черную движущуюся точку и, приблизившись къ ней, увидали двухъ бѣглецовъ на плоту изъ четырехъ бревенъ. У нихъ было ведро прѣсной воды, запасъ хлѣбныхъ сухарей и два кирпича чая; они носились по морю, не имѣя представленія — куда ихъ занесетъ теченіе. На вопросъ: куда они плывутъ? бѣглецы отвѣчали: «Туда, въ Россію!» — указывая при этомъ куда-то на западъ. Большинство изъ нихъ умираетъ въ пути, потопленные набѣжавшимъ шкваломъ, или попавъ подъ буранъ, — ужасный Амурскій буранъ, — который иногда погребаетъ Николаевскъ на нѣсколько дней подъ снѣгомъ. А если имъ и удается, въ концѣ концовъ, добраться до материка, имъ приходится переносить массу страданій, прежде чѣмъ они доберутся до населенныхъ частей Амура. Говорятъ, бывали даже случаи людоѣдства. И все-таки нѣкоторымъ удается возвратиться въ Россію. Нѣсколько лѣтъ тому назадъ одинъ изъ нихъ, Камоловъ, который уже добрался до родной деревни, но былъ выданъ какимъ-то личнымъ врагомъ, былъ преданъ суду за побѣгъ и его простой разсказъ тронулъ сердца многихъ въ Россіи. Онъ странствовалъ 2 года, переплывая озера и рѣки, пробираясь сквозь лѣса и степи, пока добрался до дома. Жена ждала его возвращенія. Въ теченіи нѣсколькихъ недѣль онъ былъ счастливъ. «Рѣки, горы, бурный Байкалъ, страшныя снѣжныя бури не причинили мнѣ зла», говорилъ онъ на судѣ, — «звѣри пожалѣли меня. Но люди, мои односельчане, оказались безжалостными: они выдали меня!»

«Назадъ, въ Россію!» — такова мечта неустанно преслѣдующая всякаго ссыльнаго. Его могутъ сослать на Сахалинъ, но мысли его непрестанно обращены къ западу и даже съ Сахалина онъ будетъ всячески пытаться вернуться въ свою родную деревню, увидать свою заброшенную избу. Система ссылки, очевидно, отжила свое время, если ссыльныхъ приходится поселять на уединенномъ островѣ, съ цѣлью — предупредить побѣги.

Мы надѣемся, что, въ болѣе или менѣе близкомъ будущемъ, ссылка въ Сибирь будетъ прекращена. И чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше, ибо Сибирь велика, а бюрократическая фантазія безпредѣльна. Кто можетъ поручиться, что завтра чиновникамъ не придетъ въ голову устроить новыя земледѣльческія колоніи въ Землѣ Чукчей или на Новой Землѣ и посвятить новые гекатомбы страдальцевъ, съ единственной цѣлью — дать нѣсколькимъ чиновникамъ доходныя должности?

Во всякомъ случаѣ, бюрократическіе невѣжды въ Петербургѣ, кажется, рѣшили отказаться отъ выполненія фантастическаго плана, имѣвшаго цѣлью превращеніе Сахалина въ уголовную колонію[49]. Судя по послѣднимъ извѣстіямъ, предполагается расширить Карійскія тюрьмы и увеличить количество каторжанъ, ссылаемыхъ туда, на 1000 чел.; предполагается также снова начать разработку Нерчинскихъ серебряныхъ рудниковъ, работы въ которыхъ были пріостановлены нѣсколько лѣтъ тому назадъ. Какъ видите, въ дѣлѣ ссылки, какъ и во многихъ другихъ отношеніяхъ, мы возвращаемся къ тому положенію вещей, какое было 35 лѣтъ тому назадъ, наканунѣ Крымской войны.

Иностранцы, посѣщавшіе Россію, если они обладали достаточной наблюдательностью, подмѣчали слѣдующую характерную черту русской бюрократіи. Русскіе чиновники хорошо знаютъ недостатки своей бюрократической системы, знаютъ ея худшія стороны; да оно и не мудрено: они вѣдь сами являются составной частью этой бюрократіи. Нѣкоторые изъ нихъ даже не скрываютъ этихъ недостатковъ, и открыто указываютъ въ разговорахъ, въ кругу друзей, на многоразличные недостатки русской бюрократіи. Даже въ оффиціальныхъ отчетахъ начальники отдѣльныхъ вѣдомствъ не скрываютъ недостатковъ, замѣченныхъ ими среди своихъ подчиненныхъ. Но стоитъ иностранцу зайти въ гостинную, гдѣ за нѣсколько минутъ передъ тѣмъ русская администрація осуждалась самымъ безпощаднымъ образомъ, чтобы тѣже критики хоромъ начали увѣрять иностранца, что «конечно, наша администрація не свободна отъ нѣкоторыхъ мелкихъ погрѣшностей, — но вѣдь и на солнцѣ есть пятна; притомъ же Его Превосходительство N. N. уже принимаетъ самыя энергичныя мѣры, чтобы сгладить послѣдніе слѣды тѣхъ погрѣшностей, которыя, къ несчастью, вкрались въ администрацію при его предшественникѣ, генералѣ М. М.». Если же иностранецъ окажется корреспондентомъ какой-нибудь газеты и выкажетъ наклонность довѣрчиво дѣлиться съ читающей публикой своей страны тѣми свѣдѣніями, которыя онъ извлекаетъ изъ частныхъ разговоровъ, тогда тѣ самые, кто былъ «безпощаднымъ критикомъ» въ кругу своихъ, постараются все представить иностранцу въ самомъ розовомъ свѣтѣ, всю русскую администрацію и, такимъ образомъ, постараются сокрушить тѣхъ «мстительныхъ публицистовъ», которые разглашаютъ заграницей то, что писалось въ Россіи этими же самыми чиновниками, но только для домашняго употребленія. Мнѣ хорошо знакомо было такое отношеніе въ манджурской администраціи, а равнымъ образомъ и въ русской — какъ въ Иркутскѣ, такъ и въ Петербургѣ. Трудно найти, въ самомъ дѣлѣ, болѣе поразительное изображеніе поголовнаго грабительства въ рядахъ всей высшей администраціи Россіи, чѣмъ то, которое давалось въ отчетахъ Государственнаго Контролера Александру ІІ-му, когда контроль впервые былъ введенъ въ Россіи. Но какой вопль негодованія поднялся бы противъ того русскаго, который перевелъ бы эти отчеты и сообщилъ бы ихъ содержаніе въ иностранной прессѣ! — «Сору изъ избы не выноси!» — закричали бы всѣ, такъ или иначе прикосновенные къ бюрократическимъ сферамъ.

Легко можно себѣ представить, насколько затруднительно для иностранца ознакомленіе, при подобныхъ обстоятельствахъ, съ дѣйствительнымъ положеніемъ такой отрасли администраціи, какъ русскія тюрьмы, въ особенности если ему приходится вращаться исключительно въ административныхъ кругахъ, если онъ при этомъ не знакомъ съ русскимъ языкомъ и если онъ не изучилъ русской литературы, относящейся къ этому предмету. Если бы даже онъ былъ воодушевленъ самымъ искреннимъ желаніемъ добраться до правды и не сдѣлаться игрушкой въ рукахъ бюрократіи, которая всегда рада найти удобный случай для своего обѣленія въ иностранной прессѣ, то и тогда его путь былъ бы усѣянъ всевозможными затрудненіями.

Къ сожалѣнію, эта простая истина не всегда была понята иностранцами, посѣщавшими Россію, и въ то время, когда Степнякъ (Кравчинскій) и я пытались обратить вниманіе англійскаго общественнаго мнѣнія на ужасы, совершавшіеся въ русскихъ тюрьмахъ, нашелся англичанинъ, священникъ Лансделль, взявшійся обѣлять русскую администрацію. Проѣхавшись со стремительною быстротою по Сибири, онъ выпустилъ сперва рядъ статей, а потомъ и цѣлую книгу, въ которой разсказывалъ чудеса, даже про такія ужасныя тюрьмы, какъ Тюменская и Томская пересыльныя тюрьмы.

Такъ какъ его описанія не сходились съ моими и ему на это было указано въ прессѣ, то онъ попытался объяснить противорѣчія въ статьѣ, помѣщенной въ англійскомъ журналѣ «Contemporary Review», февраль, 1883 г., и я отвѣтилъ ему, уже изъ Ліонской тюрьмы. Мнѣ не трудно было указать англійскому священнику, что онъ ровно ничего не знаетъ объ русскихъ тюрьмахъ, ни изъ собственныхъ наблюденій, ни изъ русской литературы объ этомъ предметѣ. Такъ, напримѣръ, изъ самой же книги Лансделля оказалось (см. его главы V, IX, XXI, XXXVI и XXXVII), что, проскакавши по Сибири со скоростью курьера, онъ посвятилъ менѣе четырнадцати часовъ на изученіе главныхъ карательныхъ учрежденій Сибири; а именно, около двухъ часовъ на Тобольскую тюрьму, два часа на Александровскій заводъ, около Иркутска, и менѣе десяти часовъ на Карѣ, такъ какъ въ одинъ день онъ не только посѣтилъ Верхне-Карійскія тюрьмы, но — успѣлъ еще проѣхать тридцать верстъ и воспользоваться сибирскимъ гостепріимствомъ, въ формѣ завтраковъ и обѣда, — подробно описанныхъ въ его книгѣ. Что же касается до второго дня пребыванія Лансделля на Карѣ, во время котораго онъ долженъ былъ посѣтить Нижне-Карійскія тюрьмы, гдѣ содержались политическіе, то въ этотъ день оказались именины завѣдующаго тюрьмами, полковника Кононовича, — а вечеромъ, г. Лансделль долженъ былъ захватить пароходъ на Шилкѣ, «такъ что», писалъ онъ, «когда мы прибыли къ первой тюрьмѣ, гдѣ офицеръ ожидалъ нашего прибытія, я побоялся что у насъ не хватитъ времени, и я опоздаю на пароходъ. Поэтому, я просилъ немедленно ѣхать дальше, и мы отправились на Усть-Кару».