— Дорогая, бери ещё, тебе стоит поправиться, а то все решат, что я морю тебя голодом, — дядюшка подкинул мне в тарелку ножом пару кусочков мяса с основного блюда. Не желая спорить с ним по поводу моих форм, я попыталась съесть весомую добавку и не вывихнуть себе челюсть.

— Чем сегодня займешься, дорогая племянница? — спросил меня граф де Бельфор, отхлебнув креплёное вино из кубка, которое предпочитал с любым блюдом и в любое время суток.

— Я думала сделать набросок замка, подъехать поближе и получше рассмотреть… — неосмотрительно поделилась я своими планами.

Дядя сразу помрачнел и отставил в сторону тарелку с завтраком.

— Дорогая, лучше оставь сию затею. С хозяином замка надо быть настороже. Пренеприятнейший тип, — граф промокнул губы салфеткой, — Его родители подобным гонором не обладали: отец был довольно открытым и общительным человеком. Мать, правда, на всех смотрела с высока, но она много времени провела при дворе королевы, была статс дамой Марии Медичи, так что с этим мы тут вполне мирились. Но их сын… — дядя вздохнул, — Он был нормальным, жизнерадостным юношей когда-то: хорошее воспитание, образование, внешность на редкость удачная. Потом он некоторое время пропадал в Париже, говорят, был в центре нескольких пикантных скандалов, которые быстро замяла его мать. Затем, после очередной выходки, его отправили в Ла Фер, а тут уж он слонялся без дела да попойки устраивал. Потом у него был неудачный брак. Весьма неудачный, который сильно подкосил его, как и смерть родителей до этого. После брака, он лет на пять-шесть скрылся из своего замка. Уже тогда его действия вызывали вопросы: уйти в его возрасте в мушкетеры… Ну, не странно ли?! Хотя, в принципе, служба эта почётна, и на тот момент я поддерживал его выбор. Даже вставал на его защиту, когда соседи начинали слишком вольно разговаривать о нём. По мне, быть воином — это природа мужчины. После он вернулся, правда не один: привёз младенца, которого называет своим воспитанником. Ну, все мы имеем свои скелеты в шкафу, — вздохнул дядя, — Я-то думал, что он станет таким же радушным соседом, как Ангерран, его отец… Но потом все мы, дворянство Прованса, стали сходиться во мнении, что с рассудком графа есть проблемы. Нелюдим, избегает дам, со всеми холоден, выходки злые… И такое отношение ко всем, вне зависимости от статуса.

Дядя махнул слуге, и тот снова наполнил его кубок.

— Дорогая племянница, забудь про тот чертов замок, — добавил дядя, возвращаясь к еде.

— Но, дядюшка, этот граф… Он же не собирается стоять целый день возле дороги к своему замку и отпугивать каждого проезжающего? К тому же, я и подходить близко не буду: постою на пригорке, на нашей части земли.

Услышав мои доводы, граф де Бельфор пожал плечами, но согласился с их логикой. Однако всё же приставил ко мне Жиля, ради собственного успокоения. Дядя настоял, чтобы мне выделили гнедую кобылу, довольно опытную и спокойную, которая привыкла ходить размеренным шагом и принадлежала моей кузине Адель до её пострига в монахини.

— Незачем тебе гарцевать на жеребце. Ещё понесёт, и что тогда? — возмутился дядя, когда я попросила другую лошадь.

В прошлом норовистый жеребец Мавр чуть не угробил Маргариту, его старшую дочь. Только внимательный и быстрый грум, оказавшийся рядом, смог помочь; он успел поймать её, когда жеребец скинул девушку с седла. После этого кузина более не ездила верхом, предпочитая экипажи. Мою нынешнюю кобылу звали Даная. Довольно красиво для посредственной лошади.

В итоге, взяв с собой папку с рисунками и принадлежности для живописи, я тронулась в путь в компании Жиля.

— Сударыня, только не заходите на правую сторону дороги, которая ведет к замку. Там начинается земля графа, нашего соседа, — пояснил старик.

— Разве дорога не общая? Ведь она ведёт и до нас… — удивилась я сему факту.

— О, раньше считалось, что общая; старый месье граф никогда претензий не предъявлял, а сейчас настоящая головная боль экипажу проехать по дороге. Месье де Бельфор потому и дождался темноты, чтобы вы проехали, когда направлялись сюда. А днём вечно соглядатаи графа крутятся рядом с дорогой, — слуга сплюнул, видимо, имея личные счеты с этими «соглядатаями».

— Графу де Ла Фер нечем заняться? — удивлённо покачала я головой, — Тут все так пекутся о своих наделах?

— Нет, что вы, сударыня, остальные соседи — господа нормальные, довольно открытые и вашего дядюшку многие уважают. Так что проблемы только с этим напыщенным типом, — ответил старик, и пришпорил своего мерина.

Через четверть часа мы прибыли на место. Эта часть дороги была занесена толстым слоем снега, что свидетельствовало о том, что от нас, как и от шато Ла Фер, ещё никто не выезжал. Так же быстро был найден пригорок. Сугроб с помощью рук, сапог и метёлки, прихваченной из дома, Жиль быстро уничтожил, освободив мне место. Вид на замок был прекрасным: солнечные лучи удачно падали на его стены, кованые высокие ворота и арку при въезде. Достав папку, я вытащила чистый лист бумаги и извлекла одну графитную палочку из маленького бархатистого мешочка, привязанного к поясу моего платья. Сняв чёрные кожаные перчатки и подышав на пальцы, чтобы согреть их, я начала рисовать, периодически меняя свою позу, чтобы более точно и удачно отобразить тени на рисунке. В это время Жиль стоял с мерином и моей лошадью, отчищая их копыта от снега.

Так незаметно прошел час. Я была сильно погружена в своё занятие живописью, хотя чувствовала, что пальцы начинают коченеть от холода. Периодически налетали сильные порывы ветра, так что изредка мне приходилось придерживать свой чёрный бархатный берет. Оставались последние штрихи, которые завершили бы рисунок полностью, как вдруг слуга подбежал ко мне и со страхом в голосе произнёс:

— Сударыня, сюда едет граф с людьми, нам лучше удалиться!

Я оторвалась от рисунка и посмотрела, куда указывал Жиль. В нашу сторону, от лесного массива, располагавшегося на земле графа де Ла Фер, неслась небольшая группа всадников. Они приближались стремительно, не оставляя нам шанса отбыть в противоположную сторону. Вскоре от группы отделился человек на белом жеребце. Он подъехал к части дороги, принадлежавшей своенравному графу.

— Это сам граф! — прошептал Жиль; казалось, старик хотел слиться с лошадью, что он держал под уздцы.

Делая вид, что занята рисунком, я стала внимательно рассматривать мужчину, но не слишком очевидно для него. Однако краем глаза я заметила, что он так же внимательно рассматривает меня. Он молча стоял, изучая черты моего лица и, видимо, стараясь угадать очертания фигуры под широкой чёрной накидкой, позаимствованной мной из гардероба третьей и последней моей тётушки.

Вышеупомянутый граф вовсе не был таким, каким ранее его нарисовало моё несколько бурное воображение. Я представляла его огромным здоровяком, агрессивным, с чёрными лохмами и бородищей, с поросячьими, раскрасневшимися, злыми глазками, крупными и небрежными чертами лица, как у побирающихся юродивых. И, непременно, одетого во всё чёрное. Конечно, можно было сразу понять, что сие представление ошибочно, иначе бы такой урод вряд ли нравился дамам. А граф определённо имел у них успех, раз был в центре пикантных скандалов по молодости.

Сидящий на коне мужчина был на редкость красив и статен. Он не был исполином, но рост, всё же, был немного выше среднего. Судя по его фигуре, в своё время граф имел сильные физические нагрузки; не было даже намёка на ожирение, тело было прекрасно развито и подтянуто, прекрасная осанка так же свидетельствовала о военной выправке и увлечении фехтованием, как у большинства людей с подобными интересами. Кожа его была слишком бледной, в чём мы с ним были схожи. Черты лица — благородные и приятные взору, а карие глаза были наполнены вниманием и выразительностью. На вид мужчине было не более тридцати пяти лет. Из-под шляпы, украшенной белыми перьями, виднелись коротко подстриженные тёмные волосы; по всей видимости, мужчине были не по нраву причёски с удлиненными локонами. У него была аккуратная тёмная испанская борода — эспаньолка. Он был облачен в светло-серый плащ, подбитый мехом, и коричневый, как штаны и ботфорты колет. Однако, при таких внешних данных, лицо его не выражало ничего, кроме холодного спокойствия и безразличия.