Изменить стиль страницы

— Речка может выйти из берегов после ливня, так ведь?

— Барышня, вы правы, — кивнул пожилой немец. — Однако близкое море не есть важно. То есть, конечно, многие хотят отдыхать на самом берегу, но в Судаке есть кое-что поважнее моря. — И сделал значительную паузу.

— Что же это? — спросила Таня.

Старик немец важно поднял костистый указательный палец:

— Ин вино вэритас! Эти слова, почтенные господа, я слышу каждое лето от гуляющей публики. Когда здесь мой дед поселился, в этой долине делали лучшее вино в Крыму. Оно и сейчас южнобережному не уступает. А цена? Пятнадцать копеек за бутылку сухого красного. Многие из приезжей публики любят больше вино, чем море. Особенно которые почтенные отцы семейств, мужчины…. как это сказать… старой закалки! А ежели жены и дочки почтенных отцов семейств предпочитают воду, то этим дамам тоже лучше селиться не возле моря, а повыше. В нашей колонии или возле нее.

— Но почему, дядюшка? — спросил поручик.

— Да потому, Пауль, что в Судаке колодцы с чистой пресной водой только в нашей немецкой колонии есть. Водопровода и канализации в долине в Судаке нет. Лучшая земля и дома — здесь, в нашей колонии. Я вам смогу помочь провести хорошие сделки здесь.

Глава 18

Михалыч со стариком продолжили разговор конфиденциально, Семен Терентьевич попросился у хозяина подремать, а Таня решила прогуляться к пляжу, и поручик с энтузиазмом вызвался ее сопровождать.

Никакой набережной не было в помине, лишь галька и вытащенные на нее большие лодки, некоторые с мачтами. На гальке, подложив покрывала и подушечки, сидели и полулежали дамы в длинных светлых одеждах, завернутые в них, как римские матроны. Мужчин не было видно совсем. Поручик Грюнберг как-то напрягся, он явно чувствовал себя неловко. Таня заметила, что некоторые из лежащих женщин смотрят на него с осуждением. Наконец, молчаливый поручик выдавил:

— Татьяна Ивановна, это женская половина пляжа. Мне, право, неудобно. Тем более, что я офицер. Нарушение приличий… Быть может, если вам угодно прогуляться по пляжу или искупаться, я встречу вас в ресторане?

Таня отпустила Грюнберга и посидела немного на берегу. Море было самым обыкновенным. И мыс Алчак, похожий на бритую наголо Медведь-гору, ничем не отличался от того, который Таня видела всего несколько недель назад. Или несколько десятилетий вперед? В общем, в той, другой жизни.

Мимо проковыляла смуглая татарка или цыганка, выкрикивая с акцентом, через равные промежутки времени и с одинаковой заученной интонацией: «Катания верхом на лошадях! Конные прогулки по живописной местности! Для дам и господ! Катания верхом!»

Еще одна тетка в восточной одежде прохрустела галькой вдоль пляжа, с призывами: «Чебуреки! Чебуреки!»

Из обрывков разговоров отдыхающих было слышно, что вода сегодня слишком холодная для купания. Люди принимали солнечные ванны, собирались в кучки, общались, смеялись. Тане тоже захотелось поговорить с кем-нибудь. Неподалеку молодая женщина внимательно читала толстую тетрадь, что-то похожее на конспект, иногда поднимая голову и обводя глазами широкую бухту, задерживаясь на ее правом крае, с крепостной горой и руинами на ней.

Таня не удержалась и завела разговор. Женщина оказалась фанаткой средневековой литературы, живописи, в особенности южноевропейской, и готовилась поступать на престижные Бестужевские курсы. Тетрадь действительно оказалась конспектом: в нее женщина и помогавшая ей младшая сестра выписали фрагменты из старинных описаний крымских руин путешественниками XIX века. Таня припомнила сегодняшний инцидент с настенными надписями варваров девятьсот четырнадцатого года и поделилась впечатлениями с новой знакомой, полусерьезно заключив:

— Падение нравов! Работают ученые, пишут уважительные книги о старинной архитектуре, о важности сбережения памятников истории. Преподаватели читают морали своим ученикам. А что в итоге? Все равно все древние и недревние стены исписаны сверху донизу.

Собеседница загадочно засияла:

— Танечка, а вот подождите одну минутку, хорошо? Я сейчас кое-что найду. Она уткнулась в страницы, понеслась по ним взглядом, перелистывая одну за другой. И вскоре уперлась пальцем в текст:

— Нашла! Я вам сейчас процитирую Сумарокова. Это не тот, который знаменитый драматург и поэт-соперник Ломоносова, а его племянник, но тоже писатель, высокообразованный человек. Он написал несколько книг, но был еще и высокопоставленным чиновником. Вот, послушайте, это из его книги «Досуги крымского судьи», самое начало девятнадцатого века. Вот что он пишет про свое посещение судакской крепости. Так, так… слушайте, это когда он уже забрался в Девичью башню, на самую вершину крепости:

«Башня пребывает неповрежденною, в ней два окна и две арки из белого камня, которые будучи укреплены, при их пересечении, одним пропущенным сквозь их камнем, составляют висящий неимоверного искусства свод, а стены вокруг покрыты различными надписями любопытствовавших.

Прейдет в потомство и мое имя, сказал я, начертав оное тут ножом; стена надежнее лоскутков печатной бумаги. Здесь, вместо строгой, нередко же завистливой, несправедливой хулы, приобщат оное через сотни годов к древности, и память моя вместе с генуэзскою смесится».

— Каково? — женщина подняла на Таню смеющееся лицо. — Хорош судья-просветитель, а?

— Хорош. Выходит, все-таки есть прогресс? Раньше даже судьи и писатели выцарапывали свои имена на памятниках истории, и не стыдились, а теперь вот только хулиганы?

— Вы сами видите, Таня. Прогресс культуры идет не так быстро, как технический, но ведь идет же!

Близилось время встречи с поручиком в ресторане, и Таня очень пожалела об отсутствии мобильной телефонной связи в 1914 году. Уходить с пляжа не хотелось, но ничего не поделаешь.

Глава 19

Условленный ресторан удалось разыскать быстро.

Поручик сидел за столиком наедине с бутылкой вина. Увидев Таню, он с радостно взмахнул руками:

— Дядюшка был прав! Местное вино — великолепное.

Таня проголодалась и, вчитавшись в меню со всеми его замысловатыми названиями, назаказывала себе целую гору всяких вкусностей. Раз уж в Судаке живет столько немцев, то разве ж можно отказать себе в блюде «Борщ баварский с кулебякой»? Наверняка в этих краях знают в нем толк, а не просто вешают заграничный ярлык на обычный борщик. Заинтриговало-позабавило также наименование «Кот ле беф с гарниром», но под ним не скрывалось ничего такого, вроде знаменитой анекдотической акции «Купи десять беляшей — собери кошку». Из разъяснений официанта это оказалось довольно банальным мясным блюдом. Так что вместо «Кота ле беф» Таня выбрала перепелов с рисом. И несколько интересных дорогих десертов.

Поручик, услышав Танин заказ, ничего не сказал и сохранил внешнее спокойствие, но Тане к ее тридцати годам доводилось ужинать с мужчинами не один и не сто раз, поэтому от нее не укрылось характерное и, увы, знакомое по прошлому ресторанному опыту, напряжение спутника. Его явно беспокоила грядущая расплата с официантом. И вскоре, после разговора о всяких пустяках, он таки проговорился, хотя и не напрямую.

— Удивительное все же место — Крым! И не только природою, но, к несчастью, и ценами. В Судаке в этом сезоне цены получаются, какие, насколько мне известно, были в самой Ялте всего пять лет назад. А в Ялте в последние годы цены стали вровень со средиземноморскими лучшими европейскими курортами. Это в нашей-то небогатой стране! Россия только и делает, что берет займы у Франции, а наши курортники в Крыму, да и в той же Франции, обеспечивают местному жителю столько денег в сезон, сколько русский крестьянин в какой-нибудь Смоленской губернии не заработает и за полжизни! И при этом качество услуг в Крыму бывает по большей части прескверное. В Крыму дерут деньги с отдыхающих за каждый шаг, а сами подчас палец о палец не ударят. Почти всюду в Крыму грязь, хамство, неустроенность, и при всем при этом дороговизна необычайная! И все-таки сюда едут, и с каждым годом чуть ли не вдвое больше прежнего. Я даже составил несколько чудесных планов, как может рассудительный предприимчивый человек разбогатеть на этом. И это по-оригинальнее, чем простая скупка земли, уж поверьте, Татьяна Ивановна.