- Сегодня я наткнулся на волчье логово. Там семь волчат. Они забавнее щенят: хватали друг друга за ноги, за голову, кувыркались. Так весело играли.

- Где ты их видел?

- Под горой Ваца Бярта.

- Да, есть там волчье логово.

- Давайте их поймаем и будем приручать.

- Напрасный труд! Из всех зверей только волк не поддаётся приручению. Это же известно.

- И не подумайте трогать семью волка,- сказал старший чабан.

- Почему?

- Волчица вам этого не простит.

- Как?

- Увидите… Разве они нам мешают? Это их район, здесь они живут. Наших овец не трогают, ходят охотиться далеко. Разве плохо?

- Будто они взаправду знают, что это их район и нельзя обижать соседей.

- Представьте себе, это так. Волки охотятся только вдали от своего района, на чужой территории. Они ценят мир с соседями и их добро…

Через неделю старший чабан ехал на лошади с гор домой, в село. Его путь пролегал мимо стойбища соседней отары. И что ж он там увидел? Тридцать бездыханных трупов овец валялось на земле, а чабаны стояли понурив головы. Они вчера привезли из логова семь волчат. Волчица за это передушила у них овец.

КАК ОСЕЛ ПОЙМАЛ ВОЛКА

«Осёл с перепугу ловит волка…» - поётся в нашей старинной песне. Мало кто верит в это. Но однажды зимой так и случилось.

Хозяин оставил осла на тропинке, а сам углубился в лес. Там он нарубил хвороста и вернулся с вязанкой, а осла нет. Искал его, кликал, так и не дозвался.

Огорчённый горец вернулся с тяжёлой ношей в аул, а возле его дома веселье, хохот. И все разговоры только об осле…

В лесу, когда хозяин ушёл по дрова, на осла набросился изголодавшийся волк. Зверь хотел вцепиться в бок, но вонзил свои клыки глубоко в войлок под седлом. Они зацепились, завязли, а перепуганный осёл бешено понёсся домой. Волк же висел, как сноп, и никак не мог отцепиться.

В ауле его убили. А осёл стал героем дня, как в старинной песне.

НЕ ПОКАЗЫВАЙ СВОЮ СЛАБОСТЬ

Отец получил на трудодни в колхозе пшеницу, погрузил на подводу семь мешков. И двое его детей повезли их домой.

Пока дорога была ровная, лошади шли хорошо. Дети удобно сидели на возу, ехали не спеша и разговаривали о своих делах.

Вскоре начался подъём, и лошади остановились. Младший гикнул и зашевелил вожжами. Ударил бичом и старший. Лошади мотнули головами, но не сделали ни шага.

- Это им тяжело, нам нужно спешиться,- сказал младший.

Дети сошли с подводы, а лошади всё стояли.

- Делать нечего, придётся в гору тащить на себе по мешку,- предложил старший.

Выгрузили два мешка, гикнули, и лошади пошли. Дети плелись следом, тащили по мешку и пыхтели.

Подъём кончился. Дети погрузили мешки на подводу, взобрались на неё и сели. Лошади ходко шли до нового подъёма. Тут они снова остановились. Пришлось опять браться за мешки.

К ребятам подошёл мужчина:

- Что вы делаете?

- Лошадям тяжело: не идут.

- Ну-ка, втащите мешки обратно! Садитесь! - Вместе с ними он взобрался на подводу и сам.

- Им не под силу, они же худые, разве не видите? - объяснил младший. Он жалел лошадей.

Мужчина посмеялся, взялся за вожжи, властно гикнул и щёлкнул бичом. Лошади рванулись и пошли быстрее, чем по равнине.

- Вот так гоните!

Мужчина попрощался, когда кончился подъём, и ушёл своей дорогой.

Возле родного села снова был подъём. И там лошади встали как вкопанные. Дети бодро гикнули и сильно хлестнули лошадей. Но они не послушались и на этот раз.

Пришлось старшему пригласить соседа из аула. Ему лошади повиновались сразу и легко потащили воз в гору.

- А знаете, в чём дело,- посмеялся сосед.- Вы показали лошадям свою слабость! Надо было веяться за вожжи с самого начала по-хозяйски.

РАССКАЗ ОБ ОВЦЕ СТАРОГО ЧАБАНА

В моей молодости охотников было мало. Да и ружья-то были сперва кремнёвки, а затем берданки. Они били недалеко. И оттого туров в горах водилось много.

Однажды наше стадо было на летнем пастбище Акулалу, вблизи горы Ппа-баку.

Может быть, вы ещё не бывали на этой горе? А зря! Высоко в небе торчит её пик. На нём никогда не растёт трава. С его боков сыплются вниз сланцы. Вокруг высятся такие же горы с вечными снежными вершинами. На высшей точке пика ты чувствуешь себя под самым сводом неба. На душе радостно, будто ты выше всех на земле.

Спустишься вниз - на каждом шагу большие родники с чистой и холодной водой. А лужайки Акулалу тоже покрыты сыпучими сланцами. И вот что удивительно: смотришь вдаль - вся равнина покрыта зеленью, а заглянешь под ноги - там словно одни сланцы. Из-под них торчат низкие одинаковые травинки, похожие на редкие всходы ржи.

На этой-то траве, в том небольшом пастбище, и пасутся всё лето две-три тысячи баранов. Щиплют эти травинки весь день. И невольно думаешь: вряд ли ими можно наесться…

Кажется, что травинки не прибавляются и не убавляются. А овцы изо дня в день заметно тучнеют, нагуливают сало. Жирным бывает и молоко.

В то лето, когда я был чабаном на горе Акула-лу, у меня была пугливая рыжеватая овца: она всё время держалась с краю стада. Иногда она паслась с двумя-тремя овцами, но всегда поодаль от отары. Когда я возвращал её в стадо, она упрямилась: била передними ногами, мотала головой и убегала прочь. Словом, замучила она меня.

Однажды вечером, когда стадо вернулось на стойбище, подпасок сказал мне, что рыжеватая овца ушла с турами.

- Почему ж ты не повернул её назад?

- Я заметил, когда она была далеко. Да разве угонишься за ней: она бежала быстро.

Не хотел я верить подпаску: где это слыхано, чтобы овца убегала в стадо туров?

Искал я её три дня, но безуспешно: овца и одичала. А тут подошёл конец лета. Мы спустились с гор к окрестностям села. Потом перешли зимовать на равнину. И на ту овцу махнул я рукой…

Следующим летом нашим пастбищем снова оказалось Акулалу.

Как-то раз из-за утёса в моё стадо пришла посторонняя овца. Смотрю - моя рыжуха! Тут-то я дался диву!

Некоторое время рыжуха принюхивалась к овцам, а овцы - к ней. Шерсть на рыжухе была длиннее указательного пальца. Она ниспадала ниже колен, выглядела грубой щетиной, как у туров. От холода или ещё от чего, овца не полиняла. Шерсть на ней была густая и рыжая, пышная. Не овца, а медведица. Знать, опостылела моей рыжухе суровая жизнь у туров в горах…

БАРАНЬЯ СМЕРТЬ

Был жаркий июльский день.

Солнце поднялось высоко и нещадно палило в горах.

Там мальчишка Абдул пас баранов с раннего утра. Они наелись, больше не щипали травы и, томимые жаждой, сбились в кучу.

Делать было нечего: пастушок привёл своё маленькое стадо к окраине села и загнал его в овраг, в тень, куда солнце ещё не успело заглянуть.

Мать позвала пастушонка завтракать. Он наелся каши с маслом, запил её сывороткой и поблагодарил мать за вкусную еду.

Пока жара не спадёт, можно и соснуть часок. Так и сделал Абдул, устроившись на диване.

Проспал он три часа. Солнце уже клонилось к закату. Жара спала, и Абдул мог снова пасти своих баранов.

Он взял палку и отправился в овраг. Увидел своих баранов и поразился: в теснине оврага все они прижались друг к другу; шестеро из них стояли по краям и были ещё живы, а четверо в середине были придавлены и мёртвыми держались на ногах.

Пастушок сразу понял свою оплошность: солнце стало печь овраг, нестриженым баранам было невыносимо жарко; они опустили головы, сгрудились, слишком тесно прижались друг к другу. Есть у них такая дурная привычка. И горе тому хозяину, кто забывает о ней.

- Как глупо погибли! Поистине же бараны! - вырвалось из груди Абдула. Он приобрёл опыт дорогой ценой, зато собаки села вволю наелись баранины.