Слова ранили его, словно кинжалы.

Глаза товарищей из приюта, когда он стал Обладателем Небесного Клинка.

И их же глаза, когда его лишили титула Небесного Клинка.

Их отношение внезапно поменялось, и Лейфон решил, что никто его не понимает. Его предали.

Но, быть может, это они считали себя преданными?

— Я иду.

— Подожди…

«Тебе всё равно не…»

Он не стал произносить остальное. Ей всё равно не победить. Кэй Нины ослепила его, но кэй лишь показывала силу духа. Сама она от этого сильнее не стала. Но что изменится, если он ей так скажет?

— Когда же драться, если не сейчас?!

Брошенные ею напоследок слова означали, что она окончательно решила сражаться. Да и что было бы, останови он её сейчас? Само собой подразумевалось, что военные будут сражаться с монстрами — такова миссия, назначенная им свыше, долг тех, кому дарованы кэй и психокинез. Так считает каждый из них.

Кто будет драться, если не они? Вот если бы я — невольно подумал Лейфон. Но он больше не военный. Он владеет кэй, но у него нет обязательств — он больше не считает себя военным. Не хочет сражаться за других. В Грендане он сделал много неверных решений. Отношение окружающих его потрясло.

— Зачем оно мне надо…

В результате беготни за Ниной он теперь был на поверхности. Лейфон пошёл к общежитию, слушая сирену и суету эвакуирующихся.

— Мне больше незачем сражаться, — повторял он снова и снова, как заклинание.

Общежитие пустовало. Ничего удивительного тут не было. Тишина давила на него. Лейфон знал, что сюда приходить не следовало, но не знал, куда ещё идти. Он прошёл в свою комнату.

Там он переоделся в военную форму. Смешно, но тяжесть оружия на портупее успокаивала. Лейфон не собирался в убежище, и потому решил держать дайт при себе для самозащиты. Пусть он не будет сражаться за других, но за себя-то постоит.

Тяжесть дайта совершенно прогнала тревогу, но теперь его стали одолевать сомнения. Общежитие пустует, он сидит здесь и ничего не делает. Не участвовать в сражении с гряземонстрами было странно.

— Привык уже, — горько усмехнулся он.

В Грендане убивать гряземонстров означало заработать ещё денег, и он всегда был впереди, в одиночку стоял на поле боя. На пути Грендана почему-то всегда много гряземонстров. По числу виденных сражений Грендану не было равных. Возможно, поэтому Грендан называют родиной Военного Искусства.

Но теперь это неважно.

— Не хочу больше драться за других…

Вдруг он заметил что-то под дверью.

Лейфон подобрал непонятный листок.

— Письмо…

Конверт был размером больше его ладони. Помятые уголки свидетельствовали о долгом путешествии. На обратной стороне красовался гренданский адрес и пробуждающее воспоминания имя.

— Лирин…

Охранник, вероятно, просунул письмо под дверь. Оно, наверное, пришло, пока Лейфон был в школе.

Лейфон отбросил ненужные размышления и аккуратно открыл конверт.

Его глаза расширились от взгляда на первую же строчку, начисто разоблачавшую его враньё.

Хватит врать!

Я очень сержусь. Лейфон, зачем ты врёшь? Ах да, это ответ на твоё второе письмо. Первое почему-то пришло вместе со вторым. Я не виновата. Не подумай, что это я ленилась. Но адрес, пожалуйста, запомни.

Итак, я сержусь. Ты бы не смог так быстро сдружиться с людьми и жить обычной для большинства школьной жизнью. Не считай меня дурочкой.

— Жестоко…

Он опустился на пол. Она ужасного мнения о его, Лейфона, навыках общения… Вот, значит, каким она его видит.

Он всё же заставил себя читать дальше. Лирин была ему в приюте самым близким другом, и одна из немногих не перестала с ним разговаривать после случившегося. Он не мог не прислушиваться к её словам.

Он читал, и внутри зашевелилось какое-то чувство. Чувство усилилось, забилось в груди. Он не мог усидеть на месте. Встал, не переставая читать, не в силах подавить возникший в душе порыв.

Закончив читать, он распахнул дверь и выскочил в коридор. Он побежал. Побежал сломя голову, не разбирая дороги. На бегу он запихивал письмо в карман, а в голове проносилось прочитанное.

Понимаю, ты хочешь забыть гренданское прошлое. Даже я на твоём месте хотела бы убежать, забыть холодные взгляды людей.

Но ты ведь не всё хочешь забыть? Ты продолжаешь слать письма в Грендан, ты поддерживаешь связь со мной. Если бы ты на самом деле хотел запечатать прошлое в глубинах памяти — забыл бы и меня.

Я всегда смотрела, как ты тренируешься, как становишься сильным. И я бы в жизни не подумала, что ты не хочешь заниматься Военным Искусством. Ты всю душу вкладывал во взмахи своего меча, и это было ослепительное зрелище.

Я тоже хочу найти нечто, что заставит меня тянуться вперёд изо всех сил.

Лейфон, ты герой сирот Грендана. Все считают, что ты великолепен, это правда. Лейфон, преклонивший колено перед королевой, даже мне казался очень далёким. Было немного грустно, но ты дал нам надежду — надежду, что мы тоже можем чего-то достичь. Мы выросли в равных условиях. Если ты смог дать такой яркий свет, то и у нас что-то получится.

Лишь благодаря тебе я решила учиться, а не работать.

Хочу изучать менеджмент. Директор приюта тоже многое понял благодаря тебе. Он жалеет, что из-за него тебе пришлось пойти на такое. Сказал, что будет осторожнее и умнее тратить деньги.

От отца нашего никакой пользы. Но он заботился и заботится о нас — по-своему. Без него мы бы с тобой не встретились.

И ты изменил его.

Я решила помочь отцу. Хочу изучить менеджмент и устроить приют, в котором не будет проблем с деньгами.

Хочу защищать приют, как защищает его отец.

Вот бы и ты, Лейфон, его защищал, и мы бы снова вместе жили в Грендане. Глупо, да? Чтобы было как раньше, но немножко лучше. Разве не можем мы измениться и сделать, чтобы было как раньше?

Молюсь, чтобы в один прекрасный день ты снова ступил на землю Грендана.

Моему дорогому Лейфону Вольфштайну Альсейфу

Лирин Марфес

Грохот стоял такой, что, казалось, весь мир вот-вот съёжится в ужасе.

Часть ног Целни застряли в земле. Ноги пытались выбраться, и металлический скрежет суставов сотрясал воздух.

Но был и другой звук…

Он напоминал шум хлынувшей воды, доносился из-под земли и заглушал металлический плач — плач Целни. Под этот шум из-под земли что-то выползало. Один за другим они забирались на платформу, на которой стоял город…

Красные огоньки светились в ночи. Один, два, три, четыре… Красные огни один за другим выбирались из дыры в земле. И вскоре Целни уже утопал в море красных огней.

Под Целни зажёгся предупреждающий световой сигнал — он означал, что военные студенты вооружились. Яркий свет выхватил из темноты часть скопившихся на земле красных огоньков.

Панцирь был пурпурный — цвета земли. Из гладкого панциря торчала голова, на которой светился красным единственный фасеточный глаз. Необычный шум был вызван трением движущихся частей тела о панцирь.

Личинки гряземонстра.

Инстинкт толкал их на поиски пропитания, и все они обратили свои глаза к льющемуся сверху свету. Туда, где была еда.

Вскричала земля. Вскричала их мать.

Скорее, к еде. Там то, что сохранит вам жизнь.

Ешьте.

Убивайте.

Пейте.

И становитесь сильнее, сильнее, сильнее…

Личинки зашевелились. Они ещё не знали, как двигаться, но подчинились матке и попробовали. Они ещё не привыкли к своим телам, и собственная неумелость раздражала, но голод пересилил, и они начали учиться, прислушиваясь к голосу матки.

Панцири в верхней части разделились надвое. Под ними оказалось что-то полупрозрачное, похожее на смятую бумагу. Личинки встряхнулись, вытолкнули «бумагу» — и она расправилась, превратилась в крылья.