— Соросу скоро конец… И Сорос скоро у нас допрыгается. И твой Фортепьянов тоже у меня отхромчет. В Гиннессе мой портрет будет во всю масть! А захочу, с понтом, Слюнтяя с перевязанной рожей помещу в Гиннесс-книгу прямо на суперобложку. Хочешь в Гиннессе на обложку сняться, Слюнтяй?
— Только вместе с Додиком, а то книжка больно умная, — отказался пацан.
— Тебе все шуточки. А я тебе серьезные вещи объясняю, — огорчился Венедикт Васильевич.
— Он мне объясняет, гребаный кот! Фраер объясняет законнику! Да за такое слово, по понятию, я должен сейчас тебе уши отрезать! Но устал я за день. Иди сюда, шибздик пушистый, иди сюда Штамповка — я тебе кое-что покажу.
Живчик подошел к своему портрету “Холст-масло” кисти то ли Мыдлова, то ли Быдлова, хрен их всех разберет, на котором законник в полный рост с крестом и с волыной изображен, отодвинул картину в сторонку, достал из-за пазухи ключ на “голде” — на золотой барбосной цепочке — и открыл сейф. Вытащил голубую папочку, раскрыл ее и показал Венедикту Васильевичу.
В глянцевом сиянии пластикового файла вдруг увидел Венедикт Васьевич квитанцию — безотзывное свидетельство, в котором черным по белому было написано, что Виктор Васильевич Пыльцов сдал приватизационных чеков в количестве 1 444 443 штук и на все это немыслимое количество ваучеров заявитель желает приобрести акции “Тузпрома”!
— Тебя мама при рождении Виктором, что ли, назвала? — похолодев, тихим голосом спросил Венедикт Васильевич у своего почти полного тезки, несгибаемого дона Мачадо.
— Маму мою не трожь, — вздохнул Живчик, — пальцем к ней не прикасайся… Да, Виктором! На днях улучу минутку, съезжу в депозитарий и получу свой контрольный пакет тузпромовских акций. И тут же выкину поганку Фортепьянова с восемнадцатого этажа! Если мы до этого праздничного дня твоими самолетиками кровососа не кокнем. Понял теперь, Штамповка, с кем ты дело имеешь? Я стою пятьдесят миллиардов гринов! А ты говоришь — Сорос… Тьфу на твоего Сороса!… — Живчик сплюнул, кинул голубую папочку с файлами обратно в сейф, закрыл дверцу и попрощался с пацанами:
— Ну все, хорош на сегодня, аля-улю! — и удалился.
Венедикт же Васильевич, весь дрожа от перевозбуждения, срочно побежал в туалет, достал из бумажника паспорт, автомобильные права перепрятал в дальний потайной карман брюк, а паспорт тут же изорвал на мелкие кусочки, бросил документ в толчок и спустил воду.
Теперь только бы ему добраться побыстрей до Костромы, у него же в районной милиции все схвачено только так! И через день за пятихатку гринов он будет уже Виктором и перестанет быть Венедиктом — никогда это имя ему не нравилось — Виктором он будет! Виктором Васильевичем! И тут же назад — сюда, на эту бандитскую виллу. Сейф дурака Живчика он булавкой Оленькиной откроет! Возьмет эту безотзывную квитанцию и тут же, в ту же секунду помчится в депозитарий “Тузпрома”…
Надо же, как получилось! Этот болван-законник сдал свои — вернее, не свои, а награбленные приватизационные чеки — почти полтора миллиона ваучеров! — для приобретения акций “Тузпрома”, а для подтверждения своих прав на эти ценные бумаги так и не удосужился за шесть лет зайти в тузпромовский депозитарий и зафиксировать акции “Тузпрома” на свое имя. Вот это удача! Это все равно как в рассказе Джека Лондона — кто-то застолбил золотоносный участок на ручье Бонанза, а в конторе свои права на собственность так и не зафиксировал. И теперь кто первый доскачет на собачьих упряжках до регистрационной конторы — тот и станет законным владельцем Бонанзы, вернее, “Тузпрома”!
Так что из депозитария он, Венедикт — то есть уже Виктор, а не Венедикт — Виктор Васильевич Пыльцов, владыка и собственник полумира — войдет в свой собственный америконебоскреб, поднимется на Президетский этаж и спросит у Оленьки, первым делом спросит у сладкой, у продажной своей дурочки:
— Ну что, заждалась меня, ласточка? А я все это время автомобильную аптечку искал, чтобы белую ножку, чтобы щиколотку твою ушибленную лечить. Еле нашел в багажнике аптечку — за балон она завалилась. А теперь раздевайся, ложись, буду я тебя… Эх, розгами выпороть бы ее один разочек, хоть один разок протянуть! Нет, не позволит Оленька… Бросай, скажу, бросай позорного микроцефала, гони его в форточку, потому что я теперь Фортепьянов. Я — Фортепьянов! Вернее, я теперь — Пыльцов, владелец “Тузпрома”!
Отныне и навеки — все в России мое! И дальше, и навсегда, ненаглядная моя, единственная моя Оленька, у тебя буду только один я — Пыльцов, долларовый мультимиллиардерщик, и больше ты от меня ни на шаг не отойдешь и ни на метр не взлетишь на своих ангельских крыльях!…
Часть II.
Хроника хаоса
И даль-то синяя и та моя.
1.
Как только Живчик покинул залу, попойка на вилле тут же прекратилась, собутыльники разбрелись по комнатам, завалились спать, и только пленнику не спалось. Венедикт Васильевич бродил из угла в угол по полутемной вилле, садился в кресло, пробовал заснуть и все бормотал, и размышления его, подстегиваемые поразительными событиями прошедшего дня, все более и более походили на бред.
“На войне, как и в воровстве, правды нет, — думал Пыльцов. — Война, если она только осознана людьми как война, — дело кровавое и беспощадное. Но крови я с детства видеть не могу. Победить Живчика в открытой борьбе, силой захватить его часть Тузпрома я не смогу. Значит, законника придется обокрасть. Действовать хитростью — и побыстрее, пока Живчик не сообразил, какой гигантский кусок собственности он отхватил!”.
Тут пленник вспомнил газетные статейки и журнальные вырезки, которые они с Оленькой собирали, прежде чем заняться энергозачетным бизнесом. Венедикт Васильевич часто перечитывал это энергетическое досье, и перед внутренним взором будущего собственника стало разворачиваться и вставать в мишурном блеске возникших возможностей гигантское золотое зарево неисчислимых энергетических богатств и запасов нищей, загадочной и неисчерпаемой страны.
“35% мировых запасов туза находятся в России”! Очень хорошо! Превосходно! Это сейчас 35%, а как только он войдет в Совет Директоров — а с живчиковой долей акций он всенепременно туда войдет, разберется во всем, они разбурятся, разведают как следует все недра, и будет в России 50%, а то и все 60% мировых богатств! И куда тогда та же Европа денется? Куда денутся эти европопрошайки без России?! Присосались к нашей православной груди и сосут, дармоеды, или вернее, дармососы — не оторвешь. А если сосете, так платите, налик несите!
Венедикт Васильевич вспомнил фотографию, на которой коротышка Фортепьянов обнимался с гигантом-председателем “Руртуза” господином Шкетом. “Крайний север — разведанные запасы 47 триллионов кубодецикилометрометров”. Сколько же это в гринах? Ё-кэ-лэ-мэ-нэ!”
“83% энергопотребления России идет за счет туза!” — Ау, Бобылев, ау, дорогие мои атомщики! И чем вы только думаете? Все только предохраняетесь заранее от радиации. Нет, так дело дальше не пойдет! Главный вентиль я прикручу! Я вам не Фортепьянов, нюни распускать не буду. А то глазом не успеешь моргнуть, как все наши месторождения будут полностью выработаны. Спустим мы все наши богатства бюджетным фуфлыжникам, а сами без штанов на Совете Директоров будем восседать?…”
Венедикт Васильевич прикинул, сколько же процентов акций будет ему принадлежать, и пришел к выводу, что он скоро станет владельцем никак не менее 7% акций Тузпрома.
“Семь процентов! Одна четырнадцатая часть неоглядного хозяйства и не мерянных никем запасов! На протяжении сорока с лишним лет тысячи и тысячи бывших совков проводили геологоразведку, миллионы первопроходцев с превеликим энтузиазмом бурили и строили поселки в тайге, создавали и прокладывали гигантские системы тузопроводов… И 7% результатов этого титанического полувекового труда я теперь изловчусь и прикарманю! Красота какая! Ай да, Пыльцов, ай да новый собственник! Это же океаны туза! И каждый четырнадцатый тысячадецитриллиардокубокилометр — это практически уже моя личная собственность! Гори все огнем! Это, господа хорошие, не какая-то часть рубля-рубчика — никелевой, ничтожной монетки, а семь процентов одной седьмой части всей планеты Земля! И эта седьмая часть земной суши вместе со всеми недрами через месяц станет моей! Одного только грунта ребята перелопатили, пока траншеи копали — 130 миллионов децикубокилометров! Это же больше всех египетских пирамид в десять раз!