— Да, у нас хорошо. Только вот ребят маловато.

— Почему, у вас еще хватает.

— А что ж ты ни с кем не закрутила? Я слышал, желающих было много.

— Много, — засмеялась Ляля, — но все они какие–то неинтересные.

— Каких же это тебе интересных надо? — вдруг насмешливо спросил Славик. — Интересные в Москве в институтах учатся. А у нас только трактористы, скотники да шоферы.

— Я не об этом, — ответила Ляля.

Она то ли обиделась, то ли задумалась. Притихла, больше разговор не клеился. И Славик повернул назад. Возле клуба он вновь резко затормозил, но Ляля не ткнулась в стекло, как тогда у магазина. Она крепко держалась за ручку. Славик вдруг снова включил скорость и, проскочив мимо клуба, выехал на дорогу.

— Ты извини меня. Может, я грубо. Я не понял тебя… сразу… — проговорил Славик.

— Ничего, я совсем не обиделась.

Лицо Ляли при смутном свете лампочки казалось призрачным.

Вернулись они, когда клуб был уже закрыт. Возле своего дома Славик, не сбавляя скорости, крутанул руль вправо к Ляле и вдавил педаль тормоза в пол. Машину занесло по влажной от росы траве. Ляля не удержалась и упала к Славику на плечо. Он бросил руль, крепко прижал Лялю к себе и поцеловал в губы. Она вырвалась, тяжело выдохнула: «Чумовой!» — и выскочила из кабины.

…Вспоминая, Славик успокаивался, и нога слабее давила на акселератор. Да и ровный гул мотора, и однообразная лента дороги успокаивали его. Машина шла тише…

С этого вечера они стали встречаться. Машина теперь, на радость матери, сиротливо стояла ночами возле дома под деревом. Правда, иногда Славик катал Лялю, но это случалось не часто. Чаще всего они гуляли по берегу реки среди таинственно молчавших ветел, заглядевшихся в сонную воду. Изредка из воды за комаром выпрыгивали пескари. Круги, расходившиеся по воде от этого места, постепенно затухали и исчезали, не доходя до берега. Ничто не омрачало их встреч до самой свадьбы…

Впрочем, нет. Был один случай, неприятно поразивший Славика.

Однажды ему дали наряд привезти из Уварова запчасти к трактору. Ляля попросила взять ее с собой, проведать родителей. Славик с удовольствием согласился. Разве не приятно прокатиться рядом с любушкой? Там он подвез ее прямо к дому. Ляля предложила ему зайти к родителям, познакомиться. Пора. Дело шло к свадьбе. Славик не решился. Сказал, что на обратном пути заедет за Лялей и познакомится, а сейчас он просто психологически не готов. Сделав свои дела в городе, Славик подкатил к дому Лялиных родителей. Дом у них нельзя сказать, чтобы был большой, но по всему, начиная от забора и кончая крышей, чувствовалось, что здесь постоянный и прочный достаток. Славик знал, что отец Ляли работает инженером на сахарном заводе.

Встретили его приветливо, дружелюбно, усадили за стол. Выпить Славик отказался. За рулем. Мать Ляли, тихая, неприметная женщина, понравилась Славику, а вот к отцу у него возникло чувство посложнее. Вроде приятный приветливый человек, вежливый, все делает с улыбочкой, но только вот почему–то с первого взгляда поселилось в душе Славика недоверие к нему. Может, потому, что в улыбочке отца что–то льстивое чувствовалось, хитренькое. Слишком уж он внимательно присматривался к Славику, будто поворачивал то одной стороной, то другой, ощупывал, как казалось Славику, заглядывал внутрь, что там. Но ведь внимание отца понятно: человек уяснить себе старается, кому он вверяет жизнь единственной дочери. Или же чувство это появилось после того, как во время разговора со Славиком отец Ляли, легонько почесывая щеку, такая у него привычка, обнаружил возле уха маленький прыщик, испуганно встрепенулся и потом долго прикладывал к щеке ватку, смоченную одеколоном, стоя перед зеркалом. Вид у него был озабоченный.

Перекусив, Славик с Лялей отправились обратно в Масловку. Перед отъездом Славик помог отцу Ляли погрузить в кузов два тяжелых картонных ящика. В Масловке он выгрузил их, отнес в сени к тете Шуре, пообещал вечером забежать, чтобы вместе идти в клуб, и покатил на тракторную базу выгружать запчасти.

Вернувшись домой, переодевшись и наскоро поужинав, Славик пошел к тете Шуре. Ляля была в горнице.

— Я сейчас! — крикнула она, услышав его голос.

Славик сел на лавку и стал смотреть, как тетя Шура перебирает вишни на суднике, готовясь закрывать банки с компотом. На подоконнике лежало несколько новеньких пачек сахара. Хлопнула уличная дверь, прошаркали шаги по доскам сеней, тихонько приоткрылась дверь, и показалась бабка Дунька.

— Медичка твоя дома? — обратилась она к тете Шуре.

— Что, бабушка, прихворнула? — участливо спросила у нее Ляля, выходя из горницы.

— Нет, дочка, Бог пока милует… Ты, говорят, сахарку привезла. Мне бы килограммчика четыре. Дочка скоро приехать должна…

— А ты донесешь столько? — перебила ее Ляля.

— Донесу, донесу… Дочка, говорю, из Москвы скоро приехать должна. Варенья наварить надо, на гостинцы внучатам, — говорила бабка, выходя в сени вслед за Лялей.

Славик видел, как Ляля вынула из картонного ящика одну за другой четыре пачки сахара и помогла сложить их в сетку бабке Дуньке. Потом она прошумела платьем мимо Славика, свертывая рубли, на ходу улыбнулась ему, бросив:

— Сейчас пойдем.

Славик был потрясен увиденным. Не дождавшись Лялю, он хлопнул дверью и ушел в клуб один. По дороге немного остыл, начал искать оправдание Лялиному поступку. Думал, может, у родителей сейчас туго с деньгами, вот они и решили сахаром торгануть, и Лялю к этому подключили. А она не посмела отказать.

Когда Ляля появилась в клубе, такая милая, приветливая, Славик потянулся к ней, испытывая чувство нашкодившего щенка.

— Ты чо психанул–то? — спросила Ляля. В голосе ее звучало искреннее непонимание.

— Ты всегда копаешься, копаешься… А мне нужно было быстрее попасть в клуб, — проворчал Славик, радуясь, что все так хорошо кончилось.

И больше до свадьбы никаких размолвок между ними не было. Ляля с первых дней жизни в Славиковом доме нашла общий язык с его матерью. Та души не чаяла в своей невестке, которая действительно оказалась хозяйственной, аккуратной, приветливой, умелой помощницей свекрови во всех делах. Больше всего нравилось матери, что Лялечка на работе не книжечки почитывала, как делала бы на ее месте другая (в медпункт обращались не часто), а вязала пуховые платки. Вязать она научилась еще у тети Шуры.

Славик тоже был без ума от жены. Ему нравилось по утрам подвозить ее к медпункту, нравилось, как она выбегала вечером ему навстречу, когда он подъезжал к избе, нравилось идти с ней под руку в кино. Но уже тогда не одни радости были в их супружеской жизни. Мелкая ссора произошла опять–таки из–за сахара в первый же месяц. Отец Ляли привез к ним мешок сахара, чтобы они по дешевке сбыли его в деревне. Славик нагрубил ему и отправил вместе с сахаром назад. Вот тогда–то они и поссорились.

— Ты что? Хочешь, чтобы нас в деревне спекулянтами звали?! — кричал Славик.

Но эта ссора быстро забылась.

После женитьбы Славику пришлось отказаться от некоторых своих привычек. В один из зимних вечеров Ляля, как обычно, радостно встретила мужа.

— Получку принес? — спросила она, обнимая мужа.

— Принес.

Славик вынул деньги из внутреннего кармана пиджака и протянул их Ляле.

— А что так мало? — спросила Ляля, быстро пересчитав деньги.

— Зимой у нас всегда заработка нет.

— Опять спрятал пятерочку? Спрятал, а? Ну признайся по–честному.

— Ничего я не прятал, — ответил Славик и стал как–то боком пятиться от жены, снимая пиджак.

— А ну стой, стой! Покажи карманы!

— Ничего у меня нет, — Славик кинул пиджак на кровать и расставил руки. — Проверяй, проверяй.

Ляля сунула руку в один карман, потом в другой. Затем вдруг бросилась к кровати, смеясь и крича:

— Ага, обмануть захотел! Знаю я, куда ты прячешь!

Славик кинулся за ней, повалил ее на кровать, и они стали барахтаться, вырывая пиджак друг у друга В это время в комнату с улицы вошла мать и засмеялась: