Было душновато. Деркачев раздвинул шторы и открыл окно. На него дохнуло вечерней свежестью. Послышались возгласы играющих возле дома детей, звонки и постукивания трамвая, слитный гул машин — за углом была оживленная улица. А напротив, за неширокой и тихой улочкой, начинался парк. Неподалеку над зеленой массой деревьев возвышалось желто-красное колесо обозрения, виднелись карусели, качели и другие аттракционы. И все они сейчас крутились, раскачивались, вращались, манили к себе. Из глубины доносились звуки эстрадного оркестра, игравшего, видимо, на танцплощадке. И Деркачеву захотелось туда, к людям, на танцплощадку, но он только вздохнул и отошел от окна, стал ходить по комнате взад–вперед, опустив голову.
Остановился возле стола, на котором лежали детские книги и коробки с цветными карандашами, постоял. Из полуоткрытой двери спальни было слышно, как Лида ворковала с дочерью. Деркачев вытащил из коробки синий карандаш, открыл книгу и стал на внутренней стороне обложки набрасывать быстрыми уверенными движениями портрет Леночки. Набросал, полюбовался, кинул на стол и вновь стал ходить по комнате. Потом остановился у окна и начал смотреть вдаль, слушая музыку и думая о своем. Парк кончался у яра. На другой стороне стояли железные решетчатые столбы высоковольтной электролинии, а дальше поднимались в сумеречной дымке трубы какого–то завода.
Постучалась и вошла Лида.
— Слушаешь музыку?
Деркачев грустно улыбнулся в ответ.
— Расстроила я тебя, наверно, своими расспросами?
— Ничего… Это я так! Пройдет…
Некоторое время стояли молча, потом Лида заговорила:
— Парк у нас хороший! И погулять, побродить в тишине есть где, и повеселиться… Я раньше на танцы часто бегала. Да и сейчас не против попрыгать, думаю, не отстала бы от малолеток, — засмеялась она. — Только танцор у меня плохой… Вот он, смотри, как торопится!
По улице, широко размахивая руками, спешил Маркелов.
— Обошлось все, видать! — ласково сказала Лида, наблюдая за мужем. Деркачев вопросительно взглянул на нее. — По походке вижу, — пояснила Лида и вышла из комнаты.
Деркачев проводил ее взглядом и подавил в себе вздох.
Слышно было, как открылась и захлопнулась дверь, впуская хозяина, как сердитым (на начальство!) голосом отвечал он жене:
— Ничего там особенного не было! Просто не могут без того, чтобы вечер человеку не испортить..
— А Дима отдыхает уже? — Маркелов вошел в комнату к Деркачеву. — Ну вот, здесь ты и будешь жить! Устраивайся… Дверь, правда, не закрывается, я приделаю крючочек. Хотя, впрочем, к нам редко кто заходит, но все–таки спокойнее будет. У окна тоже, пожалуйста, не торчи, хоть и четвертый этаж, а вдруг кто из старушек заметит, начнутся расспросы: кто да кто? — последние слова Маркелов проговорил тихо и неожиданно замолчал, как споткнулся, и вдруг закричал: — Лида! Иди сюда! — Деркачев быстро обернулся, но Маркелов смотрел не на него. Он смотрел на стол, где лежала открытая книга, на обложке которой был нарисован портрет Леночки. Деркачев усмехнулся и снова отвернулся к окну. А на душе потеплело, небезразлично было то, что происходит у него за спиной. Маркелов осторожно взял книгу обеими руками, словно она была из тонкого стекла, и повернул обложку к жене, вбежавшей в комнату: — Смотри!
На Лиду с обложки глядела Леночка, глядела лукавым взглядом, словно намеревалась погрозить пальчиком, как она делала иногда, и сказать шутливо: «Смотри, мамка, папке скажу!»
8
Маркелов утром, уходя на работу, сказал жене, чтобы она не тревожила гостя, пока сам не встанет, пусть спит сколько ему хочется. И Лида копалась на кухне, старалась не греметь посудой. Деркачев Лиде понравился, и она думала, почему так получается, что хорошим людям в жизни редко везет. Было обидно за Деркачева и жалко его. Может, воли у него не хватает, не умеет поставить по–своему. А вообще–то лицо у него волевое, энергичное. Да и по всему видать, что он не тряпка. И все равно не получается что–то у него.
А Деркачев лежал в постели, обдумывая, как отыскать ему в Москве Штрохина Сергея, чтобы купить у него документы на другое имя. Без них оставалось одно: идти в милицию с повинной. Можно было узнать адрес Штрохина в справочном бюро, но Деркачев опасался, что Сергей на учете в милиции. Спросишь адресок, а дождешься оперуполномоченного. Деркачев знал, что Штрохин живет где–то возле Водного стадиона. Но где? На какой улице? Встречался с ним Деркачев раза три, и всегда в компании. Может быть, Сергей сейчас и не узнает его. Не узнает и разговаривать не станет… Ничего, убедить можно! Лишь бы найти… А что, если Маркелова подключить? Может, он на все пойдет, лишь бы поскорей избавиться!
Деркачев слышал, как Лида разговаривала с девочкой на кухне, тихонько позвякивала посудой. Он представил, что Лида его жена, а Лена — дочь. «Устроился как, гад! — подумал Деркачев о Маркелове. — Все имеет, о чем я только мечтать могу… Может, счастье приходит только к тем, кто честно хлеб свой зарабатывает?.. Ерунда! На зарплату прораба нельзя так жить! Недаром же Маркелов привлекался, недаром!» Деркачев поднялся, раздвинул шторы.
День был солнечный, тихий. Деревья в парке стояли неподвижно, замерли под солнцем и разноцветные аттракционы. «Народ уж, вероятно, на пляж потянулся! — подумал Деркачев, вспоминая речку, на которой он загорал с приятелями, будучи студентом. — Ничего, скоро и я заживу!» — успокоил он себя и начал разминаться, махать руками, с удовольствием чувствуя, как туго напрягаются мышцы на плечах и груди.
— Доброе утро! — сказал он Лиде, проходя в ванную.
— Дядя Дима! — закричала Лена и побежала к нему, но мать удержала ее.
— Погоди, дядя Дима умоется!
За завтраком Лида попросила его посидеть с девочкой: она хотела сбегать в магазин.
— Иди, иди! Мы с Леной книжки читать будем! — повернулся он к девочке.
— И дома строить! — важно добавила Лена.
— И дома строить, — подтвердил Деркачев. — Как папа!
Когда Лида ушла, Деркачев с Леночкой устроились на полу на ковре в детской комнате, высыпали из коробки разноцветные кубики в кучу и начали строить дом. Деркачеву все время хотелось прикасаться к Лене, гладить по мягким, как пушок, волосам, чувствовать ее тепло. И он, разговаривая с девочкой, ласкал ее, будто поощряя за умелое строительство дома. «Будет и у меня такая дочка! Будет и своя Лида… непременно такая же, как Лида!»
— Уф, устала! — вздохнула Лена.
— Устала? — засмеялся Деркачев. — Устала, каменщица! Тогда давай перекурим!
— Перекурим, — картавя, согласилась девочка и легла на ковер.
Деркачев вытянулся рядом с ней так, что ее голова оказалась у него под мышкой. Он с отцовской нежностью ощущал ее мягкие волосы. Внезапно вспомнилось объявление на стене дома около входа в подъезд, которое видел он вчера, когда приехали с Маркеловым: «В дэзе № 6 состоится диспут на тему: «Что нужно человеку для полного счастья?» Тогда Деркачев усмехнулся, представив, как старики и старушки будут рассуждать о счастье…
Деркачев твердо знал, что ему нужно для полного счастья. И теперь семья Маркеловых еще прочнее утвердила его в этой мысли. Во–первых, нужны деньги, хорошие деньги; во–вторых, крыша над головой, приличная крыша, такая же, как у Маркелова; в-третьих, жена вроде Лиды, такой свою жену он давно представлял, но досталась она почему–то Маркелову, ну дети, конечно, двое–трое; и самое главное, в-четвертых, возможность проводить время у холста, чувствовать запах красок, писать картины. Деньги есть! Купить бы поскорее документы и подальше отсюда, куда–нибудь в центр России, в городишко на берегу реки. Там купить квартиру и начинать новую жизнь. Все у него будет: и жена, и дети, и счастье будет!
Щелкнул замок входной двери. Девочка вскочила:
— Мама пришла!
Но в комнату заглянул отец.
Сегодня на строительство дома вышла большая группа отрабатывающих, тех, кто получал в этом доме квартиры. Маркелов расставил их по рабочим местам, приказал мастеру и бригадирам не отпускать людей раньше трех часов и заспешил домой, сожалея, что не может остаться на работе до конца. Без него отрабатывающие не выложатся полностью, проболтаются до часу, отметятся и разбредутся по домам. Мастер, молодой еще парень, не сможет их удержать. А с отрабатывающими можно было бы здорово подтянуть дом. Но, несмотря на это, Маркелов не смог остаться на работе, заторопился к опасному гостю. Скорее бы он уезжал, скорее бы заканчивалось дело с последней квартирой, и можно было бы жить спокойно, можно было бы забыть прошлое! Забудется ли оно? Настанет ли когда спокойствие? Пришли вчерашние ночные вопросы.